На столике у кровати стояли игрушечные американские черные медведи, небольшая скульптура медведя и фотография Железной Медведицы. Рядом разместились пожелтевшие фотографии мужа, дочерей и любимого внучатого племянника Джона, которого спас от полиомиелита дух превратившейся в медведицу бабушки Энни. И неважно, верил в это мистер Джо или нет.
– У меня есть для вас новости, мисс Бетти, – негромко произнес папа. – У нас с Викторией будет еще один ребенок. Этого-то мы не потеряем. Нутром чую.
– О, как это замечательно, – слабым голосом пробормотала мисс Бетти. – Вы все так давно ждали прибавления в семье. Держу пари, что с этим малышом все будет в порядке.
Я просияла.
– Надеюсь, что у меня родится сестренка.
– Пусть твое желание исполнится. Еще одна девочка, такая же красивая и сильная, как ты. – Из-за катаракты мисс Бетти почти ничего не видела. Она коснулась холодными тонкими пальцами моего лица, ощупывая каждую черточку, и обратилась к отцу: – Томми, – прошептала она, не теряя своего элегантного южного акцента, – ты был прав на ее счет.
– Вот видите, мисс Бетти.
– Она очень умная девочка, и так внимательно слушает.
Мое молчание часто принимали за вежливое, послушное внимание, хотя на самом деле я едва сдерживала ярость или замышляла какую-нибудь проказу. Как всегда, я не смогла с собой справиться. Мне всегда хотелось задать ей вопрос о гордости Пауэллов, и другого случая, определенно, не представится.
– Вы ненавидите вашу маму за то, что она сбежала с мужчиной? – не в силах более сдерживаться, выпалила я.
Подернутые туманом глаза вспыхнули.
– Ненавидеть ее? Дорогая моя девочка, я скажу тебе кое-что, о чем никто не знает: ни мои братья и сестры, ни мои дети, ни мои внуки. – Мисс Бетти взяла меня за руки и посмотрела мне в лицо. – Моя мать сказала мне, что должна уйти, – прошептала старушка, – и я ответила ей, чтобы она уходила.
От изумления я даже рот открыла. Папа удивленно выдохнул:
– Мисс Бетти?
– Наш отец ужасно с ней обращался. У нее не оставалось другого выхода.
– Но она же была вашей мамой, – настаивала я.
– Я знала, что она меня любит. Если кто-то уходит или умирает, это не значит, что любовь умирает вместе с ним. Иногда она становится только сильнее. И ты чувствуешь это, потому что тебе больно.
Мое молчание стало знаком того, что такое объяснение моему пониманию недоступно. Слабая улыбка шевельнула морщины на лице мисс Бетти.
– Боюсь, что однажды ты сама все поймешь. Все приходят к этому выводу, хотят они того или нет. Наша Медведица знает об этом, не правда ли, Томми?
– Да, мэм, – кивнул папа.
Я моргнула.
– Мисс Бетти, вы думаете, что Медведица говорит с людьми?
– Разумеется. Иначе как я стала бы такой мудрой?
– Но мне она не отвечает.
– Дорогая, она разговаривает с тобой. Медведица исполнена жизнью. Она учит тебя, и ты учишься. Всегда слушай то, что она говорит тебе, и запоминай. Советуйся со своим сердцем. – Мисс Бетти глубоко вздохнула.
В комнату вошла сестра мистера Джона, выполнявшая при ней роль сиделки, величественная и прямая Лузанна Тайбер Ли, не, слишком нас жаловавшая. Она свирепо посмотрела на нас.
– Ей пора спать, – грубо объявила Лузанна, обдав нас ароматом духов “Шанель номер 5” и псины. Она обожала своего бигля Ройяла Хэмильтона, названного так в честь ее сыновей Ройяла и Хэмильтона, и везде водила его за собой. Эр-Эйч, как все его называли, дружелюбно помахал нам хвостом.
– Берегите себя, – шепнул папа, наклонившись к мисс Бетти, чтобы поцеловать ее в лоб.
– И ты береги себя и всех своих любимых, включая и нашу Медведицу, – прошептала в ответ мисс Бетти, но смотрела она на меня.
– Буду беречь, – тихо пообещала я.
Пока мы шли к нашему пикапу по тенистой подъездной дорожке, я заметила, что папа трет угол глаза.
– Не плачь, – торопливо попыталась я утешить его, сжимая большую мозолистую руку. У меня на глазах тоже выступили слезы.
– Сама не плачь, – улыбнулся мне в ответ отец.
– Куда уходят люди, когда они умирают?
Папа подумал немного, а я прислушалась к ритму наших шагов, звучавшему как метроном.
– Я думаю, что мы можем идти туда, куда захотим, – наконец ответил мне папа. – Уверен, что мисс Бетти отправится к истоку ручья и составит компанию бабушке Энни.
Я все еще верила, что если однажды посмотрю на скалы на другом берегу ручья, то увижу бабушку Энни в образе медведицы, так что ответ отца поднял мне настроение.
– Тогда мне придется наблюдать за двумя медведицами, – сказала я задумчиво.
Папа засмеялся, поднял меня и поцеловал в щеку.
* * *
Мисс Бетти умерла во сне около полуночи. Мы с папой и еще человек двадцать мужчин расположились лагерем вокруг Железной Медведицы. Прошел слух, что мистер Джон нанял бригаду рабочих, чтобы разрезать скульптуру автогеном еще до зари. Он считал себя вправе так поступить, потому что тетушка скончалась и завещала скульптуру ему, доверив поступить с ней так, как он сочтет правильным. С точки зрения мистера Джона, лучшим решением было избавиться от Железной Медведицы как можно скорее.
В голове у меня шумело от усталости. Я прислонилась к папе, который завернул меня в одеяло, чтобы уберечь от холодной ночной росы позднего лета. Я то засыпала, то рассматривала странные тени, отбрасываемые на Медведицу фонарями сидевших возле нас мрачных и грубых на вид мужчин. Были среди собравшихся и фермеры, но костяк группы составляли современные отшельники, ни за что не соглашавшиеся жить в городе, предпочитая его комфорту самые далекие лесные уголки. Они курили, жевали табак, сплевывали, некоторые прикладывались к фляжкам. Они пришли только потому, что прослышали, будто Тому Пауэллу понадобилась помощь.
Я ничего не понимала и уже собралась высказаться по этому поводу, когда подъехал грузовик. Все мужчины встали. Я тоже. Вцепившись в одеяло, я смотрела, как к нам идут мистер Джон и рабочие. Мистер Джон выглядел очень хмурым и резко размахивал руками.
– Томми, скульптура отправится туда, где ей и место, – на помойку. Прочь с моей дороги.
– Я не позволю тебе так поступить, братец, – произнес папа, выходя вперед.
Мужчины сомкнули ряды и с вызовом смотрели на мистера Джона. Высокий, бородатый горец пробурчал:
– Как Том Пауэлл сказал, так и будет.
Лицо мистера Джона все гуще наливалось краской. Он остановился, нервно оглядел собравшихся вокруг отца мужчин, отлично понимая, что у каждого из них есть либо нож, либо револьвер, припрятанный в кармане комбинезона или охотничьих штанов, и они не побоятся пустить оружие в ход.
– Послушайте, парни, это не ваша проблема и не ваша война. Железяка принадлежит мне. Я имею право делать с ней все что захочется. А я намерен навсегда убрать ее прочь с моих глаз.
– Я заберу ее у тебя, – вмешался отец, – увезу Медведицу сегодня же и поставлю на моей ферме. Ты сможешь всем сказать, что она просто испарилась и все.
– Нет. Я хочу, чтобы это чудовище было уничтожено.
– Тело мисс Бетти еще не остыло, а ты уже готов разделаться с тем, чем она так дорожила.
– Я проявил свое уважение, позволив Медведице простоять здесь целых десять лет, тем самым исполнив свой долг.
– Этот долг нельзя ограничить временем, Джонни. Если ты вырвешь из земли скульптуру, здесь поселится зло. Сейчас ты не в состоянии размышлять здраво.
– А что ты станешь с этим изваянием делать?
– Буду смотреть на Медведицу, думать и чувствовать. Ты можешь ненавидеть ее, но это уже не имеет никакого значения. Знаешь, как нельзя поступать по отношению к любому произведению искусства? На него нельзя плевать.
Мистер Джон молчал. Надежный, непоколебимый, он создал имя себе и своей семье. Зачем ему какие-то чувства!
– Я продам тебе Медведицу, – наконец проговорил он. – Если ты так веришь в этого монстра, ты за него заплатишь.
Папа уже оплатил стоимость скульптуры за те десять лет, что он ухаживал за ней, но он быстро согласился:
– Хорошо. Назови твою цену.
– Двести долларов.
– У меня нет таких денег. Я могу платить тебе по двадцатке в месяц.
– Сорок долларов в месяц. Решай. Медведица останется здесь, пока ты не заплатишь все.
Мистер Джон пытался наказать моего отца за то, что он унизил его перед этими работягами. Папа тяжело сглотнул.
– Сорок в месяц. Договорились. И осенью я заберу Медведицу к себе.
Они обменялись рукопожатием в свете фонарей, а остальные стояли и смотрели, безмолвные свидетели самой странной сделки в истории Тайбервилла. Меня даже затошнило от волнения, во рту почему-то появилась горечь. Сорок долларов в месяц казались мне целым состоянием. А если маме понадобится лекарство? Она уже три раза теряла ребенка, и ей очень хотелось сохранить этого.
Окружающий мир со своей быстротой вдруг вызвал во мне приступ ужаса. Мисс Бетти ушла туда, откуда не возвращаются. Я пыталась представить ее дух, плывущий вверх по каньону над ручьем, встретившийся с родственниками, в том числе и с медведями. И что в этом хорошего? Я посмотрела вверх на Железную Медведицу. “Объясни мне”, – попросила я. Но ничего не услышала.
* * *
Наконец наступила осень. Казалось, прошла целая вечность, но Железная Медведица все же переселилась в “Медвежий Ручей”. Мы отказывали себе буквально во всем, чтобы папа мог каждый месяц выплачивать мистеру Джону по сорок долларов. В первые месяцы беременности мама чувствовала себя достаточно хорошо и часто клала мои руки к себе на живот.
– Ты чувствуешь, как шевелится наш ребенок, дорогая? – говорила она. – Это твой братик или сестричка. Свет ангелов вновь зажегся у меня внутри.
Но теперь, на седьмом месяце, она сильно отекала и сделалась очень бледной. Мы сидели с ней под дубом на заднем дворе, ронявшим на нас глянцевые красные листья.
Мистер Фред подогнал свой трактор, Медведицу стащили по специальным сходням из кузова грузовика и проволокли на задний двор, под деревья, посаженные специально для тени.
– Немного левее, – крикнул отец, перекрывая рев мотора и скрежет медвежьих когтей по деревянному настилу.
Пот заливал ему лицо. Его комбинезон покрывали пятна цемента и грязи. Только этим утром он закончил постамент для Медведицы. Я помогала ему, и на моих ладонях остались ссадины, а в волосах засохла белая краска.
Папа стоял на девственно белом постаменте, широко расставив ноги, размахивая руками, направляя мистера Фреда. Он широко улыбался, будто дирижировал оркестром или стоял перед картиной Дега в Лувре. Папа благодарил небеса. Он был проповедником, призывающим всю неоцененную красоту мира на нашу ферму, потому что мы были избранными.
Никогда я не любила отца сильнее, чем в тот день.
Низкое послеполуденное солнце прорвалось сквозь ребра Медведицы, отбросив странную прозрачную тень к нашим ногам. Мама подалась назад. Она вцепилась в мою руку и молилась про себя. Ее губы шевелились, а глаза не отрывались от отца. Другой рукой она поглаживала живот, словно успокаивала ребенка.
Каждый раз, когда ветер менял направление, дуб сбрасывал новую порцию листьев, и нас окутывала привычная вонь. Запах курятника въелся в мою одежду, в грязь на стареньких теннисных туфлях. Это был запах тяжелой работы и низких доходов. Я боялась, что у мамы снова начнется рвота.
Но она не сводила глаз с папы.
– Наверняка парень, сделавший эту Медведицу, смеется над нами из-за того, что мы так о ней печемся. – В первый и последний раз я услышала от нее слабое подобие критики отцовских действий. Всегда покладистая, она во всем его поддерживала. Папа вовсе не требовал от нее беспрекословного подчинения, но маму так воспитали. Иначе относиться к мужу она не могла. – Надеюсь, что она нас не сглазит. – Мама скрестила руки на животе.
Я молча сжала ее пальцы.
Наступили сумерки. Я любовалась желтыми искрами, порхающими в темнеющем воздухе на фоне пурпурно-черного осеннего неба, словно волшебные бабочки. Отец намертво приваривал Медведицу к постаменту.
– Почему ты вышла замуж за папу? – спросила я как-то у мамы. – Ты думаешь, у него в самом деле лунная пыль в голове? – Кто-то в школе подсказал мне такую мысль.
– Если бы у него в голове была лунная пыль, луна могла бы гордиться этим, – ответила мама. – У некоторых мужчин красивые, большие, но совершенно пустые головы, а вместо сердца сморщенные помидоры. У твоего папы сердце огромное, как мир. Вот почему я вышла за него замуж.
– А деньги у нас остались? Папочка раздает их направо и налево.
– Конечно, остались. – Мама отвернулась, чтобы не встретиться со мной взглядом. – У нас их больше, чем нужно.
Однажды я слышала, как папа говорил какому-то старику, что мечтает превратить курятники в мастерские для художников и скульпторов, чтобы ими пользовались все его друзья.
“А как же мы станем оплачивать счета? – рассуждала я про себя. – Что мы будем есть?” Я принялась грызть ногти и подсчитывать накопленные мной пенни. Мне бы хотелось, чтобы Медведица предупредила меня, что это последняя осень, когда меня будут волновать эти простые вопросы.
* * *
Такого холодного декабря не могли припомнить даже старожилы. В старой ванной, стоявшей на пастбище, из которой пила воду дойная корова, купленная у мистера Фреда, замерзла вода. Папа решил, что неплохо иметь собственное молоко, если скоро в семье появится еще один ребенок.
В эту субботу он поднялся еще до рассвета, и я вместе с ним. Мы накормили кур, подоили корову. Мама уже в ближайшее время должна была родить, и так вымоталась, что неделю не вставала с постели. Она не позволила папе отвезти ее к врачу, а он не просто выполнял все ее желания, он следовал им буквально.
Я запомнила его слова:
– Каждый по-своему представляет себе бога. Твоя мама считает, что и без того слишком много себе позволила, разрешив мне отвезти ее в больницу, когда ее укусила змея. Если встать на мамину точку зрения, то ей нельзя снова сердить господа.
– Может быть, тебе следовало заставить ее показаться врачу? – с тревогой предложила я. – И тогда бог рассердился бы за это на тебя. Или мне сказать богу, что это я ее заставила пойти? Уверена, он не станет сердиться на ребенка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45