Вы ведь вышли за моего брата, миссис Понтье, – Паркер подчеркнул голосом последнее слово, – разве вам не интересно побольше узнать о жизни, которую он вел? В конце концов, теперь это и ваша жизнь.
Говоря, Паркер подходил все ближе, и сейчас он почти навис над Мэг. Ее вздымающаяся роскошная грудь, даже скрытая довольно скромным жакетом, вызывала у Паркера мысли, на которые он не имел права.
– Уф… – пробормотал он.
Мэг закрыла глаза. Паркер приподнял ее голову за подбородок.
– Посмотрите на меня. – Он дождался, пока она откроет глаза, и заглянул в их голубую глубину. – Не знаю, в какую игру вы играете, но Жюль был моим братом…
Мэг резко отстранилась от него.
– Похоже, вы не слишком хорошо знали своего брата?
– Почему вы так решили? – спросил Паркер, отдавая, однако, должное ее проницательности.
Его скорбь была порождена скорее чувством вины, нежели искренним ощущением потери. Они никогда не были близки, в сущности, не имели ничего общего, кроме семьи, удерживающей своих членов вместе, прежде всего как деловых партнеров. Но даже в том, что касается бизнеса, братья спорили по любому вопросу.
Паркер снова вспомнил, как за несколько часов до своего отъезда в Вегас Жюль угрожал, что пойдет на все, лишь бы заблокировать предложения брата по расширению семейной сахарной империи. Жюль не только не поддерживал планы расширения, он пытался заставить Паркера принять предложение мультинациональной корпорации о выкупе фирмы, голосование по которому должно было состояться на этой неделе. Из-за смерти Жюля собрание, конечно, будет отложено.
Помнится, тогда, в пылу спора, Паркер заявил, что фирму продадут только через его труп. Но вышло так, что сейчас в морге лежит не его труп, а Жюля.
Мэг ткнула его пальцем в грудь.
– Я почти уверена, что вы пытались запугать его точно так же, как сейчас запугиваете меня. Я угадала?
Паркер не ответил, он лихорадочно размышлял, обдумывая угрозы Жюля. Может, поступить на юридический факультет университета Тулейна ему помогли не столько способности, сколько влияние семьи, пусть так, но науку, которую там преподавали, он усвоил неплохо. А после двух браков Жюль прекрасно уяснил довольно специфические правила, действующие в семейной корпорации Понтье и касающиеся долей акций, принадлежащих супругам. Паркер перехватил ее руку.
– Вы вышли за Жюля не по любви, верно?
– Я н-не знаю, на что вы намекаете.
Паркер прищурился. Будь она чиста, куда естественнее прозвучал бы полный негодования ответ типа: «Конечно, я любила его и до сих пор люблю».
– Вы заключили какую-то сделку. Признавайтесь, где и когда Жюль вас нанял. Кувыркаясь между простынями в постели в номере отеля «Ранчо Мустанг»?
Паркер не успел и глазом моргнуть, как Мэг вырвала у него руку и залепила ему звонкую пощечину, причем не один раз, а дважды.
– О-о, Паркер, это ты? – тонкий голос предшествовал тихому шороху шагов по мраморному полу.
Паркер оглянулся, держась одной рукой за пылающую щеку.
– Ти-инси, – протянул он, – позволь тебе представить… – Паркер пригвоздил вдову и соучастницу своего брата к месту взглядом, который говорил, что она еще ответит за свой поступок, – новобрачную Жюля.
Глава 4
Новобрачная Жюля.
Мэг побледнела и сглотнула слюну. Худенькая женщина, которая приближалась к ней, томно протягивая холеную руку, формально считается ее свекровью.
– Как поживаете, миссис Понтье?
К изумлению Мэг, миниатюрная брюнетка разразилась смехом, который не был ни мелодичным, ни веселым.
– Никто, слышите, никто меня так не называет!
Вот как. Попытайся еще раз, Мэг. Она кивнула, быстро соображая, потом решила, что безопаснее обойтись вообще без имени, и сказала:
– Рада с вами познакомиться.
– Так-то лучше, дорогая, – констатировала ее свекровь. – Терпеть не могу, когда мне напоминают, что я была замужем за отцом… – ее голос сорвался, из груди вырвался всхлип, – … Жюля.
Мэг, сама того не сознавая, оглянулась на Паркера. Он молча, без улыбки наблюдал за матерью взглядом, каким велосипедист наблюдает за гремучей змеей, спящей на дороге перед ним. Бр-р. Мэг потупилась и уставилась в мраморный пол. Его гладко отполированная поверхность в красивых прожилках была твердой, но Мэг казалось, будто она ступила на зыбучие пески.
Вспомнив телефонный разговор с доктором Прежаном, Мэг решила, что лучше во всем потакать этой женщине и обойтись без споров. В конце концов, скоро она будет уже на пути домой, и все сложности, касающиеся клана Понтье, останутся позади.
Тинси расплакалась, и Мэг поняла, что, какой бы несуразной ни казалась эта женщина, сына она любила. В ней проснулась материнская солидарность.
– Прошу вас, если я могу как-то облегчить боль вашей потери, – промолвила Мэг, поглаживая дряблую руку с безукоризненным маникюром, – только дайте мне знать.
Тинси вздохнула и сжала руку Мэг.
– Просто я о-очень… – мать Жюля ухитрилась произнести короткое слово так, как будто в нем было по меньшей мере четыре слога, – рада, что Жюль нашел свою любовь в последние часы пребывания на этой грешной земле. О-о-о, – и снова она сумела растянуть этот звук так, как умеют тянуть только опытные певцы с хорошо поставленным дыханием или йоги, – для меня такое утешение сознавать, что перед своей безвременной кончиной Жюль успел соединиться с родственной душой!
Мэг закрыла глаза и провела свободной рукой по лицу. Она не смела взглянуть ни на Тинси, ни на Паркера, но у нее возникло стойкое ощущение, что весьма скептично настроенный младший брат сверлит ее взглядом, пытаясь прочесть мысли. Что касается Тинси, то Мэг не смогла бы жить в мире с самой собой, если бы сейчас добила несчастную женщину, открыв ей правду о своем скоротечном браке.
Господи, что же она натворила?!
Тинси не дала ей времени обдумать ответ на этот крайне серьезный вопрос. Она взяла Мэг под руку, чмокнула в щеку и, вдруг хихикнув, сказала:
– Вы выглядите недостаточно взрослой, чтобы быть женой моего мальчика.
На последнем слове ее голос сорвался, и она разрыдалась. Как-то само собой получилось, что Мэг обняла рыдающую свекровь.
– Ну, ну, – приговаривала Мэг, гладя Тинси по коротко стриженным темным волосам, – поплачьте, в этом нет ничего плохого. Я и сама плакала.
– Он больше не вернется! – рыдая, воскликнула Тинси и еще сильнее ухватилась за руку Мэг.
Мэг посмотрела на женщину, вцепившуюся в нее мертвой хваткой, потом услышала позади себя какое-то движение и быстро оглянулась. Паркер стоял на месте, глядя на двух женщин, но было ясно, что он собрался сбежать.
– Не уходите, – беззвучно произнесла Мэг одними губами, все еще гладя Тинси по голове и по спине теми же успокаивающими движениями, какими обычно гладила Тедди, Элен и Саманту, когда кто-то из них заболевал или просто не мог заснуть.
Паркер посмотрел ей в глаза, быстро взглянул на мать, потом снова встретился взглядом с Мэг, пожал плечами и сказал:
– Тинси, гости тебя заждались.
Надо же сказать такую глупость! Мэг метнула сердитый взгляд на Паркера, раздраженная еще и тем, что он говорит с рыдающей матерью диктаторским тоном. Впрочем, если начистоту, она испытывала противоречивые чувства – одновременно возмущение и восхищение, потому что его метод отлично сработал. Тинси промокнула глаза (каким-то чудом ни тушь на ресницах, ни тени нисколько не пострадали от потоков слез), выпрямилась и похлопала Мэг по руке.
– Рада с вами познакомиться, мисс… – Тинси с отсутствующим видом улыбнулась Мэг и обратилась к Паркеру: – Они в Большой гостиной?
– Да. – Поколебавшись, Паркер добавил: – Тинси, ты собираешься представить гостей вдове Жюля?
– О да, конечно.
Она улыбнулась так ослепительно, что Мэг снова кольнуло сочувствие к женщине, недавно потерявшей сына. И все же, даже понимая тяжесть ее утраты, Мэг чувствовала, что в Тинси что-то не так. Муж Мэг умер молодым и оставил ее без гроша, но он по крайней мере не был сумасшедшим! Эта же семья явно представляла собой клинический случай. Мать Жюля снова взяла Мэг за руку. На этот раз они миновали ротонду и вышли в арочный проход с противоположной стороны. Из комнаты, куда они направлялись, доносились голоса, смесь низких, басовитых, и высоких, почти писклявых, но их громкость скорее наводила на мысль о собрании родительского комитета, чем о встрече родственников по случаю смерти одного из членов семьи.
Что ж, возможно, в Новом Орлеане все по-другому. Во всяком случае, Тинси ничуть не похожа на такую мать, какую представляла себе Мэг все годы своего сиротского детства. Бывало, после того как все девочки в общей спальне засыпали, она долго лежала без сна, сочиняя разные истории про мать и отца, которые очень, очень хотели, но по каким-то причинам не смогли оставить ее у себя. Но даже самый буйный полет фантазии не мог породить в воображении Мэг родительницу, похожую на Тинси.
Ее воображаемая мать никогда не носила дорогих трикотажных костюмов с такими пуговицами, что, кажется, каждая из них стоит не меньше самого костюма. У ее воображаемой матери не было тела, словно созданного в лаборатории. Не было у нее и таких угольно-черных волос, и такой безупречной кожи цвета слоновой кости, без единого пятнышка – и это в пятьдесят с лишним лет! Даже в самых диких фантазиях Мэг не приходило в голову, что к ее воображаемой матери единственный оставшийся в живых сын обращается по имени. Впрочем, тогда Мэг не могла предположить и другого: что ради тридцати тысяч долларов она выйдет замуж за сына такой женщины. Эта мысль отрезвила Мэг, и она посмотрела на Тинси уже более сочувственно. Кто способен предсказать, как поведет себя женщина, оказавшись в критической ситуации?
Тинси остановилась, не дойдя одного-двух футов до двери, из-за которой доносились голоса, повернулась к Мэг и тихо спросила:
– Скажите, он умер счастливым?
Вопрос, заданный Тинси, тронул материнское сердце Мэг. Утешить женщину было в ее власти, и она ответила:
– О да.
Мэг слышала, как Паркер резко втянул воздух. Поняв, о чем он подумал, она густо покраснела. Паркер решил, что Жюль незадолго до смерти переспал с ней. Ну что ж, пусть думает, что хочет. С него не мешает немного сбить спесь, пусть считает, что Жюлю досталось нечто такое, чего ему, Паркеру, никогда не получить.
Мэг напомнила себе, что пришла сюда помочь Тинси. Схватив женщину за руку, она с чувством повторила:
– Уверяю вас, он был счастлив.
Тинси впилась в Мэг взглядом зеленых глаз, медленно подняла руку и стерла пальцем чуть размазавшуюся помаду в уголке ее губ.
– В таком случае спасибо вам. Хотя вы сделали все не так, как полагается, я прощаю вас, – независимо от того, кто бы что ни говорил об этом, к сожалению, весьма поспешном браке.
Прежде чем Мэг нашлась с ответом, Тинси шагнула в комнату. На ее лице, избавленном от малейших изъянов хорошей подтяжкой и безукоризненным макияжем, снова засияла ослепительная улыбка.
– Дорогие мои, – сказала Тянси, – я рада, что вы пришли.
Скрывалось ли за ее словами некое тайное знание, которое может уловить только мать? Или Тинси заботили только светские условности? Мэг очень хотелось бы понять, почему мать Жюля выбрала именно эти слова, но она не успела как следует об этом подумать, окунувшись в многоголосый шум: все гости заговорили разом. Чтобы совсем не потеряться в этом шуме, Мэг оглянулась и со странным чувством осознала, что ищет взглядом Паркера. Его присутствие почему-то успокаивало ее.
Пожимая руку Амелии Энн, первой, кого Тинси представила ей, женщине лет сорока с небольшим, с мягким негромким голосом, Мэг все еще переваривала это открытие. Рассудок решительно отказывался признавать его. С какой стати она ищет успокоение в человеке, оскорбившем ее, пытавшемся не подпустить к Тинси, в том, кому Жюль не доверял?
Мэг оказалась в объятиях негнущихся рук дородной седой женщины, тихо произнесшей несколько вежливых сочувственных фраз. «Уж лучше быть припертой к шкафу братом Жюля!» – заключила Мэг, когда женщина расцепила руки и отошла от нее со строгим выражением лица. Не переставая удивляться причудливому повороту собственных мыслей, Мэг старалась сохранять непроницаемо-вежливое выражение лица и постоянно напоминала себе, что должна играть роль скорбящей вдовы.
Однако вопреки соболезнованиям, звучащим со всех сторон, Мэг поймала себя на мысли, что очень мало думает о Жюле и много – слишком много – о его живом, здоровом и весьма высокомерном брате.
Решив остаться посмотреть представление, Паркер прислонился к стене перед одним из двух мраморных каминов и мысленно поблагодарил Хортона за то, что тот, несмотря на холод, не велел их растопить. Ему было и без того тепло, и он не мог бы с уверенностью сказать, насколько в этом повинна женщина, стоящая сейчас в центре комнаты.
Нужно отдать Мэг должное: принимая приветствия и соболезнования от незнакомых людей, разглядывающих ее с едва скрытым любопытством, она держалась с достоинством, не мямлила, не заикалась, не заискивала и не пыталась удрать. Ни одного из членов своей семьи Паркер не назвал бы ни милым, ни душевным. Тетя Матильда, старшая сестра отца, вообще заранее презирала всякого, кто родился западнее Кэнел-стрит, – что уж говорить о приезжей родом из Лас-Вегаса. Тетка Паркера разглядывала Мэг через крошечные очки, которые носила на серебряной цепочке.
Мэг и глазом не моргнув в упор посмотрела на нее:
– Какое красивое пенсне.
Уголки тонких губ Матильды, сжатых в жесткую складку, чуть приподнялись.
– Вы очень любезны.
Глухо стукнув тростью по полу, она вернулась на свое место возле камина – не того, у которого стоял Паркер, а расположенного напротив.
Тинси вздохнула, нервно теребя руки:
– Вы можете заодно познакомиться и с Кинки.
Все-таки ее пробрало! Паркер чуть не рассмеялся, заметив, как на лице Мэг промелькнуло ошеломленное выражение. Какой же странной ей, должно быть, кажется вся эта компания. Сменив банный халат с эмблемой отеля «Морепа» на скромный костюм, Мэг выглядела типичной среднестатистической американкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37