И постепенно она к этому привыкала.
Губы Виктории сжались. Какой же дурой она была! Его ласки становились все более настойчивыми, прикосновения — все более интимными, но она по-прежнему думала, что между ними ничего такого быть не может. До той самой последней ужасной ночи, когда он внезапно повалил ее и прижал к мягкому кожаному сиденью своего «кадиллака».
— Позволь мне утешить тебя, малышка, — сказал он с грубоватым смешком, и эти привычные нежные его слова вдруг приобрели какой-то другой, омерзительный смысл.
Она испугалась, умоляла его прекратить, наконец в панике стала отбиваться. И все-таки Крейг добился того, чего хотел.
Он сделал вид, что ничего особенного не произошло, и был крайне изумлен, когда она отказалась видеться с ним после той ночи. Но очень скоро он преподнес ей еще один сюрприз. Прошел месяц, и местная газета объявила о его скорой свадьбе с одной девушкой из богатой семьи. Оказывается, они были обручены уже несколько месяцев, а семьи их знакомы с давних лет.
Руки Виктории дрогнули, когда она положила щетку на место. Она все еще помнила то, что случилось потом, помнила до мельчайших деталей. Этот шок при известии, что она беременна, и позор, и страшное осознание, что мать ее не выживет, узнав, что дочь повторила ее собственную ужасную ошибку. И наконец, эта упрямая мысль, что ее будущий ребенок имеет право на лучшую жизнь, нежели та, которую она могла дать ему сама.
Доктор Рональд предложил два решения: аборт или усыновление ее ребенка какой-то бездетной парой. И тут уж действительно не о чем было думать — она знала, что у нее не хватит решимости прервать беременность.
— Не беспокойся, Виктория, — сказал он, когда она пришла к нему излить душу. — Я все возьму на себя.
И он сдержал слово. Поначалу ее беременность не была заметна под безразмерными свитерами и просторной одеждой, которая была в моде. А позднее он сделал все, что нужно, чтобы устроить ее в лучший госпиталь в Чикаго, где в половине восьмого вечера в холодный день шестнадцатого января и родилась ее дочь. Затем он сам отвез Викторию домой, а несколько дней спустя она пришла в палату к матери, чтобы рассказать ей о воспалении легких, из-за которого якобы она не могла навещать ее. Эту версию подтвердил и доктор Рональд.
— Ты поступила правильно, Виктория, — сказал он, когда они вместе вышли из палаты…
У Виктории снова выступили на глазах слезы, когда она вспомнила об этом. Никто не знал, как тяжело болело у нее сердце за своего ребенка, которого она никогда не видела. Иногда, при одном взгляде на милое личико Сьюзи, боль становилась почти непереносимой. Как могла Александра Кемпбелл отвернуться от такого сокровища? У нее было все: и ребенок, достойный любви, и Рорк — мужчина, какого можно только пожелать. Рорк, который был… который…
Она подняла голову и встретилась взглядом со своим собственным отражением в зеркале. Был только один выход, и она помнила о нем все эти дни. Она должна покинуть остров прежде, чем дела зайдут слишком далеко, прежде…
— Тория?
Голос Рорка и легкий стук в дверь заставили ее вздрогнуть. Она бросила быстрый взгляд на часы. Он вернулся раньше, чем обычно, раньше, чем когда-либо.
— Тория? Вы здесь?
Она постаралась успокоиться, затем встала.
— Да, — отозвалась она. — Одну минуту.
Открывая дверь, она изобразила на губах улыбку.
Но Рорк все сразу понял, как только увидел ее, и нахмурился.
— Как жаль, Сюзанна уже спит, — сказала она живо. — Если бы вы позвонили, что вернетесь так рано, я бы уложила ее позднее.
— Я пришел повидать вас. — Его голос был непривычно резким. — Нам нужно поговорить. Виктория закусила нижнюю губу.
— Хорошо, — сказала она, помедлив. — Я не против.
Рорк угрюмо кивнул, закрывая за собой дверь.
— Рад, что вы не против.
— Дело в том… дело в том… что я сама собиралась… поговорить с вами после ужина. — Она отвернулась. — Рорк, я все обдумала. Я… я не могу больше здесь оставаться.
— Так. — Он шумно выдохнул. — Я ожидал чего-то подобного.
— Наверное, следовало бы объяснить, почему я так решила, — сказала она примирительно, — но я не могу.
Он громко рассмеялся.
— Черт побери, что здесь объяснять? — Он подошел к окну. — Вам здесь не по себе, вы несчастны. Я давно это заметил.
— Нет. Нет, дело не в этом.
Рорк подался к ней, и у нее защемило сердце, когда она увидела плохо скрываемую боль в его глазах.
— Не лгите мне, черт побери! Даже дураку ясно, что вам здесь не нравится, что вы чувствуете себя не в своей тарелке.
Позволь ему думать все, что он хочет, сказала себе Виктория. В конце концов, раз ты покидаешь остров, какое это имеет значение? Но когда она снова заглянула ему в глаза, то поняла, что не может позволить ему думать так. Она лгала ему относительно многих вещей, но солгать на этот раз не могла.
— Мне здесь нечем занять себя, — тихо проговорила она.
Но Рорк не слушал.
— Дело в Сьюзи? — требовательно спросил он. Виктория изумленно уставилась на него.
— Сьюзи? Нет, конечно, нет. Я люблю Сьюзи…
— Ну, тогда в острове. Здесь безмерно скучно, особенно по вечерам.
Она улыбнулась.
— Вы злитесь оттого, что я обыграла вас в карты три раза подряд?
— Два раза, — поправил он и улыбнулся. Но тут его брови вновь сошлись на переносице. — Если хотите, я могу устроить вам поездку на вертолете в Пенсе или Сан-Хуан на пару дней.
— Нет. Я вам очень признательна, но меня туда не тянет. Меня не очень беспокоит, увижу ли я этот город вообще. — Виктория колебалась. — Если… если я кажусь вам потерянной, — произнесла она, — то это никак не связано ни с островом, ни с Сьюзи…
— Тогда со мной?
Их глаза встретились. Он смотрел на нее взглядом, в котором читалась неприкрытая боль. Солгать ему, подумала она снова, сказать, что она должна что-то…
— Дело во мне, Тория? — Он шагнул к ней. — Неужели это из-за меня ваши глаза так грустны?
Комок подкатил к ее горлу. И она поняла, что не может сказать ему ничего, кроме правды, в этот момент, пусть даже жизнь ее зависела бы от этого.
— О нет, — прошептала она. — Нет, не из-за вас, Рорк. Ни в коем случае.
Он молча смотрел на нее некоторое время, и эти секунды показались ей вечностью. Потом настойчиво спросил ее снова:
— Тогда в чем же дело?
— Я только… Я просто должна покинуть этот остров. Я останусь, пока вы не найдете кого-нибудь на…
— Все, что вам нужно, — это провести денек в другом месте, побывать где-нибудь за пределами острова, развеяться, — сказал он, не дав ей договорить.
Виктория удивленно взглянула на него. То, что он предлагал ей, казалось почти невероятным.
— Развеяться? Вы имеете в виду в Сан-Хуане? Но я только что сказала вам, что не…
— Сегодня ночью, когда луна коснется горизонта, на острове будут совершаться языческие обряды.
Ее глаза расширились.
— Языческие?
— Даю вам полчаса на то, чтобы собраться.
— Нет. Я не могу. Я уезжаю…
— Нет, вы остаетесь.
— Но…
Он подошел к ней вплотную и сжал ее лицо руками. Это было в первый раз, когда он прикоснулся к ней после той ночи в саду, и прикосновение его рук подействовало на Викторию точно удар током. Рорк, похоже, тоже почувствовал это, судя по тому, как он взглянул на нее.
— Вы действительно хотите покинуть меня? — спросил он ласково.
— Я должна.
Ее ответ, произнесенный шепотом, был заглушен касанием его губ. Поначалу его поцелуй был мягким, но затем стал более настойчивым. Рорк сдавил ее в своих объятиях так, словно и в самом деле не хотел отпускать. У Виктории внезапно закружилась голова. Наконец он с сожалением оторвался от ее губ.
— Скажите мне, что вы по-прежнему хотите уехать, — проговорил он, — и я прямо сейчас вызову вертолет.
Как она могла сказать ему это, если он смотрел на нее такими глазами? Торжествующая улыбка разлилась по его лицу.
— Значит, нет, — сказал он, проведя кончиками пальцев по ее разгоряченным щекам вниз, к бьющейся на шее жилке. — Я так и думал.
К тому времени, когда Виктория обрела способность говорить, Рорк уже ушел.
Большая кроваво-красная луна почти касалась черной поверхности моря. Оранжевые отблески огня плясали в ночи, бросая жутковатые блики на мужчин и женщин, собравшихся вокруг костра.
Виктория слегка поежилась и прижалась к широкой груди Рорка, стоявшего сзади и обнимавшего ее за плечи.
— Они знают, что мы здесь? — шепотом спросила она.
Рорк улыбнулся.
— Конечно. Они сами нас пригласили.
— А это что такое? — Она кивнула на плоский валун, на котором стояли свечи, лежали цветы и еще какие-то предметы, названия которых она не знала.
— Алтарь. — Он наклонился к ней так близко, что его губы почти касались ее уха. — Это все вещи, связанные с культом Лоа, которого они будут чтить этой ночью.
Она удивленно взглянула на него.
— Лоа?
— Главное божество. У местных племен существует целый пантеон богов, духов природы, как добрых, так и злых.
Виктория снова вздрогнула.
— Но они не собираются приносить жертвы?
Рорк отрицательно покачал головой.
— Нет, — сказал он твердо. — Здесь, на острове, этот обычай не распространен.
— Чем же они будут заниматься тогда?
— Плясать. Ради этого все они и собрались сегодня ночью. Видите, это их жрец. Он намерен совершить приношения Лоа.
— Вы сказали, что не будет никаких жертвоприношений.
Он улыбнулся.
— Жертв не будет, не беспокойтесь.
Жрец склонился над огнем и что-то плеснул в него. Светло-синее пламя взметнулось вверх и тут же угасло.
— Это ром, — прошептал Рорк, — для бога Легбы. Сейчас жрец благословит барабаны. Вон они стоят около алтаря. Видите?
Виктория кивнула. Она видела, как жрец слегка ударил по каждому барабану, окропляя его ромом. Несколько мужчин выступили вперед, взяли барабаны и, выстроившись в неровную линию позади жреца, трижды обошли вокруг алтаря.
— Что они делают сейчас?
— Благословляют барабаны, я думаю. Сейчас начнется. Женщины идут в освещенный круг, а вот и мужчины.
Барабанщики уселись на песке вокруг костра.
Ритмичный стук разнесся в ночи, и один за другим участники церемонии начали приплясывать. Сначала едва заметно, потом все быстрей и быстрей. Бой барабанов становился все громче, все темпераментней, а движения танцоров все экстатичнее.
Вдруг одна из женщин откинула назад голову; ее черты были искажены, она закричала, словно от боли; потом упала на песок, извиваясь в конвульсиях.
Виктория крепче сжала руку Рорка.
— Что с ней происходит?
— Она одержима каким-то духом. Он вселился в нее.
— Может быть, ей надо помочь?
Рорк мягко рассмеялся и отвел Викторию подальше в тень.
— Нет. Все в порядке. Тория. Это как раз то, чего они хотят.
Виктория удивленно подняла брови.
— Ей хочется так визжать и корчиться на песке?
— Она жаждет очищения. — Рорк положил на плечо Виктории руку и повернул к себе. — А может, хочет воздать благодарность своему богу или попросить у него таким способом удачи — это может означать что угодно. — В мягком свете луны Виктория видела, как неожиданно сжались его губы. — Она хочет изменить то, что было, Тория, и сделать лучшим то, что придет. Все этого хотят, в сущности.
Молодая женщина вздохнула.
— О да, — сказала она, покачав головой. — Но в реальном мире, увы, все иначе. Вы можете изменить прошлое не больше, чем прочесть будущее.
Рука Рорка скользнула к ее талии.
— Но можно отбросить прочь это прошлое, — сказал он.
— Нет. — Ее голос был тихим. — Что сделано, то сделано, и это часть нашей жизни.
— Тогда, быть может, надо примириться с ним.
Виктория заглянула ему в лицо.
— А вы бы смогли?
— Да, — ответил он, — если удастся найти способ.
Уж не о своем ли неудавшемся браке он говорит? — подумала она неожиданно. Виктория хотела спросить у него, узнать, наконец, есть ли бывшей жене место в его жизни, мыслях. Однако имела ли она право спрашивать Рорка о его прошлом, когда сама не могла — не осмеливалась — рассказать о своем собственном?
Она отчего-то вздрогнула, и Рорк заботливо прижал ее к себе.
— Тория? Вам холодно?
Она покачала головой.
— Нет, — прошептала она. — Я только подумала, что эти люди, собравшиеся вокруг костра, сейчас, должно быть, спрашивают богов о своей судьбе.
Рорк кивнул.
— Они устремлены сейчас к чудесному, к несбыточному, — сказал он негромко. Его руки скользнули к ее подбородку и приподняли ее лицо. — Для этого и существует подобная ночь, Тория. Это ночь несбыточного, ночь чудес.
Он медленно склонился к ней, глядя в ее глаза.
— Виктория…
Он прошептал ее имя и прикоснулся своими губами к ее губам.
Короткой вспышкой промелькнули в голове воспоминания о той ужасной ночи с Крейгом, и Виктория непроизвольно напряглась. Но Рорк крепко сжал ее в своих объятьях, и она тут же отбросила прочь все мысли о Крейге.
Застонав, она обвила его шею руками. Голова ее запрокинулась, открыв шею и подбородок для его ласк.
— Поцелуй меня, — сказал он хрипло и, когда она подняла свое лицо к нему, прижался к ее губам.
— Рорк… — прошептала она, и он услышал ее признание в этом единственном слове. Он поднял ее на руки и шагнул в темноту. Он долго нес ее на руках, пока не затерялся среди деревьев, и тогда опустился вместе с ней на мягкую траву и склонился над ней.
— Я чувствую, как сильно бьется твое сердце, — сказал он, прикладывая руку к ее груди.
Ее сердце и вправду бешено колотилось, как будто сорвалось с цепи. Приглушенный бой барабанов доносился до их слуха. Виктория видела над собой бледное лицо Рорка, видела в темноте блеск его глаз… Ночь чудес!.. Но как забыть о том, что утро придет слишком скоро и в свете солнца ночные грезы растают? Она должна была покинуть остров Пантеры, она должна… Но если она позволит Рорку любить себя, сможет ли после этого уехать?
— Нет, — сказала она и уперлась руками ему в грудь.
— Тория? Что с тобой?
Она отвернулась, моля Бога, чтобы ночной мрак скрыл слезы, увлажнившие ее глаза.
— Я… я не могу, — сказала она прерывистым шепотом.
Она услышала, как он глубоко вздохнул. Затем, помедлив, отпрянул от нее и сел рядом.
— Прости, — сказал он. — Не слишком подходящее место, неподходящее время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21