Она не могла бы доверять любви, которая ничего не требовала взамен, и поэтому почувствовала почти облегчение, когда выяснилось, что все, что нужно было Жан-Клоду, – это ссуда, благодаря которой он смог бы расширить свое дело… а еще через короткий промежуток другая ссуда, для защиты его первоначальных капиталовложений.
«Уандерс» сделали один за другим два платиновых альбома, их гонорары все росли и росли, и Канда узнала правду, о наличии которой подозревала и раньше: что можно купить за деньги все что угодно – людей, дружбу, удовлетворение любых прихотей и, разумеется, белый порошок, приносивший облегчение от любой боли.
Когда она узнала, что Жан-Клод погуливает, то пришла в ярость. Позабыв про все уроки правильной речи, которые брала и за которые платила, она визжала и ругалась, как дитя улиц, каковым и была, называя своего мужа разными именами и угрожая его убить.
Жан-Клод выдержал ее громовые разряды, а потом извинился, униженно и искренне. Та связь его ничего не значила; уж конечно, как женщина светская, она могла понять, что мужчина порой подвергается искушениям. Он любит Канду, только Канду, и чтобы показать, насколько сильно он ее любит, он открыл свои объятья и отнес ее на постель, облегчив себе дорогу к любви нежными словами и порцией чистейшего кокаина.
На следующий день он прислал огромный букет. Среди цветов лежала элегантная платиновая брошь, на которой были выгравированы слова примирения: «Моему экзотическому цветку, моей верной любви. Ж.-К.С.» Канда положила брошь в коробку с драгоценностями и наняла частного детектива, чтобы тот следил за мужем. Она была сердита на Жан-Клода – не то чтобы не могла простить его, просто не хотела позволять ни одному мужику морочить ей голову.
Первый доклад детектива был обтекаемым; Жан-Клод, кажется, знал множество женщин, но нарушал ли он супружескую верность или нет, сказать было невозможно. «Это меня не устраивает, – заявила Канда, бросая доклад в корзину. – Я плачу вам хорошие деньги, чтобы вы дали мне конкретный ответ… Не приходите ко мне, пока не узнаете все».
Через два месяца детектив принес Канде конверт с фотографиями. Она просмотрела их, одну за другой, и начала смеяться, горько, истерически. Она думала, что готова к самому худшему, но такого не могла себе и воображать. Жан-Клод увлекся своей новой моделью – черной женщиной! И внезапно удача, которую, как ей казалось, она ухватила за хвост, побледнела и рассыпалась, а ее брак показался ей дурной шуткой.
Ее гордость была уязвлена. Теперь Канда думала только о мести. Она могла подать на развод, но этот путь казался ей слишком безобидным. Ей хотелось оскорбить Жан-Клода так же, как он оскорбил ее.
Она купила свою месть так же, как покупала все, – за наличные. За тысячу долларов были наняты двое, чтобы избить Жан-Клода, когда тот выйдет из квартиры любовницы.
Канда сидела в спальне возле телефона и ждала звонка, который сообщил бы ей о том, что Жан-Клод наказан. Но не дождалась. Удача, в виде нью-йоркской полиции, спасла Жан-Клода. Мужчины были арестованы, расследование привело полицию прямо к Канде. И внезапно она оказалась в центре скандала, грозившего не только ее карьере, но и самой свободе. Газеты выжали из этой истории все, что только могли, изобразив Канду Лайонс патологически ревнивой женой, униженной женщиной – или глуповатой жертвой собственной наивности. Несколько недель Канда жила в тюрьме, а ее адвокаты вели торги с Жан-Клодом, стараясь купить его прощение – по крайней мере в том, что касалось полиции. Его цена, как узнала Канда, оказалась больше, чем букет цветов и безделушка с гравировкой. Комплект – развод плюс отказ от выдвинутого против нее обвинения – обошелся ей в небольшое состояние и окончательную утрату иллюзий, о существовании которых Канда и не подозревала.
После всего этого шума последовало лекарство для уязвленной гордости Канды – предложение роли в фильме, обещавшее добавить новое измерение к ее карьере. Эта роль позволяла ей носить дюжины красивых платьев и петь с экрана. В первую же неделю съемок она узнала, что беременна на третьем месяце. Она потеряла желанную роль – и приобрела ребенка, который прежде мог бы стать и желанным.
Маленькую девочку с темными, мягкими глазами и кожей цвета красного дерева. Горькое разочарование, окончательное предательство Жан-Клода, который не был достаточно белым, чтобы подарить ей ребенка с кремовой кожей. Она назвала ребенка Альберта, по отцу; так она показала жизни, что приняла шутку, которую та с ней сыграла – сделала ее богатой и знаменитой, а затем расправилась с ней так же, как и с мамой, дав никчемного мужа и ребенка, которого придется растить ей самой.
Чтобы восстановить свой запятнанный имидж, она давала интервью, позировала фотографам, наряжала ребенка в тонкое ирландское белье, выпячивая свое материнство, как почетный знак.
– Теперь карьера для меня отошла на второй план, – заявила она. – Поскольку я мать-одиночка, я должна работать намного больше, чтобы обеспечить Альберте любовь и внимание, в которых она нуждается. Я знаю сама, что значит расти без отца, и намерена защищать свою крошку от всякой боли.
Всего через пару месяцев, когда группе «Уандерс» предложили миллион долларов за неделю выступлений в Лас-Вегасе, Канда наняла для Альберты няньку и вылетела первым же самолетом из Нью-Йорка. Она заявила, что нуждается в деньгах, но на самом деле ей просто требовалось побольше работать, чтобы забыть про ребенка, который напоминал ей о самой тяжкой ошибке, какую она сделала в своей жизни.
Ангажемент был успешным, однако ее возвращение с девушками лишь показало Канде, что она была права, когда хотела расстаться с группой. Мейлин стала еще худшей сукой, чем была, с триумфом она сверкала глазами, демонстрируя всем своего нового дружка, красивого чернокожего актера, которого все называли новым Сиднеем Пуатье. Сочувствие Лонетты тоже раздражало ее, потому что она ощущала себя неудачницей, несмотря на все деньги, которые зарабатывала.
Не успела закончиться эта неделя, как Канда наняла голливудского агента, который прислал ей за кулисы свою визитную карточку.
– Я хочу изменить свою жизнь, – заявила она, – и хочу, чтобы вы помогли мне сняться в кино. Деньги меня не интересуют… просто постарайтесь, чтобы я стала звездой.
С кино долго не получалось, и она отправилась записываться для Френки Седутто, потребляя во все больших количествах la douce poudre blanche – единственный из подарков Жан-Клода, который не раздражал ее – и накапливая в себе раздражение против «Уандерс», которые, теперь она была в этом убеждена, пользовались ее талантом, жирели на нем и оттягивали на себя славу, которая должна была принадлежать ей одной по праву.
Когда ей наконец предложили еще одну роль в кино, она оказалась такой тоскливой, такой скучной и лишенной блеска, так болезненно напоминала ей о жалкой жизни, которую она оставила позади, что Канда едва не уволила агента. Это была история чернокожей девочки-инвалида, брошенной родителями и перебрасывавшейся из одного приюта в другой. Выдержав нищету, одиночество и оскорбления, девочка создает свой собственный мир музыки и песен и вырастает в знаменитую певицу – исполнительницу псалмов, покоряющую мир.
– Возьмите эту роль, – уговаривал ее агент. – Вы уже озарены славой. Побудьте кем-то еще. Все скажут что вы блестящая актриса. Поверьте мне, – сказал он, – для Канды Лайонс пришло время показать всему миру, что она обладает актерским талантом и душой.
В конце концов Канда согласилась на участие в картине, чтобы не ехать на гастроли вместе с «Уандерс», – это был как бы ее сигнал о намерениях оторваться от них, так же как она оставила позади все остальные напоминания о Чикаго. Фильм получил признание во всем мире и завоевал две премии киноакадемии, включая одну лично для Канды.
Получив награду – причем она нарядилась для этого в огненно-красное платье и шаль из перьев экзотических птиц, а бриллиантов нацепила столько, что позавидовала бы английская королева, – она вернулась в свой новый дом в Малибу, чтобы отпраздновать в одиночестве это событие. Никто не позвонил ей, чтобы поздравить. Ни мама, которая снова лежала в госпитале, ни Чарлина, у которой был медовый месяц. И конечно, не «Уандерс», которые уже начали поливать ее грязью в прессе, изображая Канду Лайонс как неблагодарную потребительницу. Черт с ними, Канде было наплевать. Она боролась и сражалась за все, что у нее теперь есть, а если людям хочется верить в другое, то и пусть. Она наполнила ванну, сделанную в форме сердца, шампанским и угостила себя кокаином на восемьдесят долларов.
Когда Канда встретилась с Уинстоном Хаммондом III, ей нужен был не любовник, а лишь рассудительный советчик, который мог бы разобраться в ее запутанных и беспорядочных финансовых делах. Она зарабатывала денег больше, чем когда-либо могла об этом мечтать, и все же, казалось, всегда пребывала в затруднениях. После аудита, который обошелся ей в десятки тысяч долларов на оплату работы бухгалтеров, с нее потребовали уплаты просроченных налогов на миллион долларов.
Не понимая, почему так получилось, она пошла к Хаммонду, финансовому советнику многих крупнейших звезд Голливуда.
– Это безобразие, – сказал он, просмотрев бумаги Канды. По тому, как он это произнес, видно было, что он обвиняет не Канду, а только людей, которые работали на нее. – Безобразие, – повторил он, – женщина в вашем положении, артистка, не должна сама загружать голову финансовыми проблемами. Вы должны найти себе такого человека, который сможет увеличить ваши заработки и обеспечить комфортабельный – нет, роскошный! – уход со сцены.
Для Канды было облегчением, что Хаммонд не стал интересоваться, откуда у нее толстые пачки рецептов, говорившие о том, куда уходят ее деньги. Она не могла объяснить, как она устраивала кутежи, покупала вещи, которые были не нужны ей, выбрасывала их, как покупала дома с такой же легкостью, как другие люди покупали одежду, а затем и не бывала в них. Ей понравился звук аристократических речей Уина, его манеры, а когда он пообещал ей «надежность без боли», ее заинтриговала его уверенность в себе.
Она вверила свои финансовые дела в его руки, пользовавшиеся прекрасной репутацией. Когда он пригласил Канду на обед, она была поначалу удивлена, а потом окрылена. Уин Хаммонд был белым, кровь его голубой, его личная власть немалой. На восемнадцать лет старше Канды, он, казалось, знал все и вся, что имело какую-нибудь цену. Словно любящий отец, он инструктировал ее, давал советы с заботой и терпением. Он дал Канде надежду, что с ней не случится ничего плохого, если он будет рядом.
Они поженились через шесть месяцев, и Канде показалось, что она наконец-то обрела дом. Уин выполнял свои обещания, одно за другим. Он оспорил решение финансовых органов, и, странное дело, налог был вполовину уменьшен. Он создал новую компанию звукозаписи, стал в ней главным менеджером, а Канда главным акционером и основной певицей. Он просматривал каждое поступавшее ей предложение и заботился о том, чтобы она появлялась в самых изысканных отелях и концертных залах Америки и Европы, зарабатывая больше всех остальных звезд, разве что Уэйн Ньютон и Френк Синатра обгоняли ее.
Она родила еще одну девочку; и хотя ее ребенок снова оказался темнокожим, Канда уже так не переживала. Она находилась на вершине своей карьеры, а ее личная жизнь проходила гладко и размеренно.
Канда находилась в Лондоне, когда Уин был арестован по обвинению в мошенничестве и сговоре. Она узнала эту новость не от него, а из заголовков в «Лос-Анджелес таймс». Она полетела домой, чтобы быть рядом с ним, но к тому времени, когда она приехала, он уже сбежал из страны, прихватив с собой не только богатства множества вкладчиков, но и большую часть ликвидных ценных бумаг Канды.
Шок от такого предательства и потеря большей части своего богатства оказались подобными лавине и погребли под собой Канду. Она закрылась в доме в Малибу на несколько недель, ела мало, спала еще меньше и существовала лишь на наркотиках и отчаянии. После того как она пропустила две записи и торжественное открытие в Лас-Вегасе, стали появляться статьи, где Канду сравнивали с Билли Холидей и Джуди Гарланд, звездами, которые ярко горели, да все выгорели.
Когда Канда видела эти публикации, она испытывала скорее страх, чем злость, боясь, что все, ради чего она работала, исчезнет в водовороте, контролировать который ей не удавалось. Когда умерла мать, Канда была в таком состоянии, извела столько кокаина, что Чарлине пришлось звонить раз двенадцать, прежде чем Канда смогла понять, о чем она говорит.
Во время похорон ей пришлось выдерживать горькое ворчание Чарлины и атаки фотографов и репортеров, которые измучили ее инсинуациями и вопросами, на которые у нее не находилось ответов.
Словно стервятники, почуявшие кровь, налоговые инспекторы снова набросились на Канду. И хотя она чувствовала себя слишком больной, чтобы работать, она вынуждена была отправиться в гастрольную поездку, потому что это был единственный способ спасения от банкротства. Гастроли оказались неудачными, и впервые в своей жизни Канда Лайонс услышала шиканье и свист – от зрителей, которые не знали, из-за чего ее некогда сильный голос дрожал и давал петуха, и им было наплевать, почему она не могла вспомнить слова песен, которые стали популярными благодаря ей. Чувствуя себя выбитой из колеи и потерпевшей поражение, она пробралась в Малибу в свой дом, где ее арестовали по обвинению в нарушении прав малолетних за то, что она забросила своих детей. Выяснилось, что ее экономка и няньки ушли из дома, забрав шубы Канды в качестве платы за работу. Они отдали двух ее девочек соседям, которые были поражены их истощенным, запущенным видом и позвонили в комитет охраны детства.
Из всех ужасных историй, предъявлявшихся Канде, это была наихудшей. Представители комитета, расследовавшие этот случай, заклеймили ее как равнодушную, плохую мать, закоренелую наркоманку, не проявлявшую заботы о своих детях и спихнувшую с себя заботу о них на посторонних людей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66