— Сначала придется продать наиболее прибыльные цеха, — продолжал Гибб, — а уж потом избавиться от всего остального.
— Отец никогда не допустит…
— Бен больше здесь ничего не решает. Решаю я.
Линдсей, не веря своим ушам, смотрела на него.
— Или он не сказал тебе, что «Триангл» берется за работу только на таких условиях? Мы предпочитаем сохранять фирмы, потому что так можно получить больше прибыли, чем от простой продажи. Но это не всегда возможно.
Линдсей вскочила на ноги.
— Теперь я начинаю понимать. Значит, ты уже заранее решил, что фабрика разорится?
— Не совсем. Это зависит от обстоятельств.
— От каких? — Линдсей проглотила вставший в горле комок. Предположение ее было слишком невероятным, но, прежде чем она это поняла, слова уже вырвались:
— Ты что, намерен шантажировать меня, Гибб?
Он улыбнулся, но в глазах его смеха не было.
— Едва ли, — сухо ответил он. — Не представляю, что у тебя может быть такого, что мне бы понадобилось. Разве только… — тут он замолчал и подошел к ней вплотную.
Линдсей почувствовала себя словно заяц в чистом поле, над которым кружит ястреб, выжидающий удобного момента, чтобы схватить свою жертву.
— А если я позвоню твоему начальству в «Триангл» и сообщу им, что ты здесь из-за личных интересов…
— Не говори глупостей. Здесь нет ничего личного, — ответил Гибб.
Линдсей не видела, что делает Гибб, но, если бы и видела, вряд ли это помогло бы: она не способна была пошевелиться. Его рука обняла Линдсей за плечи, а губы накрыли ее рот в страстном, обжигающем, требовательном, жестоком поцелуе.
Она не смогла высвободиться и принялась отчаянно колотить его кулаками по спине. Но Гибб, кажется, даже не заметил ее протеста.
Поцелуй продолжался не дольше минуты, которая, однако, показалась Линдсей вечностью. Ей вспомнилось то давнее время, когда его поцелуи мгновенно заставляли ее кровь загораться. Как теперь все по-другому — и в то же время как похоже на прошлое, подумала она. Прежде она и не подозревала, что до сих пор хранит в памяти вкус его губ.
Наконец Гибб отпустил ее, и Линдсей отступила на шаг, прижимая пальцы к губам, чтобы скрыть их дрожь. Нет, она дрожит от ярости, твердо сказала она себе, и скрывать тут нечего! Она занесла руку для удара, но Гибб ловко перехватил ее и заставил Линдсей сесть обратно в кресло.
— Теперь ты довольна, зная, что ничего личного тут не замешано? — хрипловато спросил он. Задыхаясь, она сказала:
— Если еще раз посмеешь…
— Это была просто демонстрация, Линдсей. — Он посмотрел на нее сверху вниз черными глазами и холодно добавил:
— Теперь ты понимаешь, каким глупцом я был бы, если бы строил свои решения на этом?
Последнее слово, как показалось Линдсей, было полно отвращения. Она сглотнула комок в горле. Прошло много лет с тех пор, как она утратила иллюзии насчет отношения к ней Гибба. Но ведь когда-то они друг для друга были всем на свете, и поэтому его слова все же причинили ей боль.
Гибб взял визитную карточку, лежавшую на столе, и написал что-то на ее обратной стороне.
— Вот телефон «Триангл». Лучше тебе поговорить с…
Линдсей покачала головой.
— Нет. Если я позвоню, ты используешь это против отца.
— Твой отец тут ни при чем, Линдсей. — Казалось, что он говорит о чем-то, не имеющем к нему никакого отношения. — Использовать данные о фабрике я могу только против тебя, но, учитывая, какие между нами отношения, едва ли это многое изменит.
Конец дня Линдсей провела за работой, хотя мало что сделала. В ее душе кипел неугасимый гнев.
Гнев — и боль. Боль была не физическая: хотя Гибб и обладал достаточной силой, чтобы, к примеру, выкрутить ей руку, он этого не сделал. Хотя губы у нее ныли и казались распухшими, в зеркале никаких следов от этого поцелуя видно не было. Так что Линдсей пришлось признать, что ее чувства относились вовсе не к области физических ощущений.
Столь тщательно выстроенная против него плотина в ее душе теперь, под напором его поцелуя, прорвалась, и на Линдсей страшным, все сметающим потоком хлынули воспоминания девятилетней давности.
Вот они с Гиббом в бассейне местного клуба играют в салки; вот сидят, прижавшись друг к другу в одном кресле перед электрическим камином в их маленькой квартирке. Помнила Линдсей и тот полусонный ласковый взгляд, каким он одаривал ее, просыпаясь рано утром, когда еще оставалось время до его ухода на работу и они могли…
Это было каким-то сумасшествием.
Как глупо с ее стороны придавать такое значение поцелую. В особенности этому поцелую. Да, в нем была страсть, но вызванная отнюдь не любовью, а гневом. Ничего не было в этом поцелуе, что воскресило бы их прежнюю нежную любовь. Он мог напомнить только их скандалы и ссоры.
Линдсей вспыхнула, поняв, что Гибб таким образом продемонстрировал ей, что он гораздо хладнокровнее и сдержаннее, чем она. Если не считать легкой хрипотцы в голосе, он полностью контролировал себя. Гибб всегда сохранял то непоколебимое самообладание, нарушить которое не мог даже самый сильный гнев. Он и на этот раз сказал только то, что хотел, и не больше. А теперь, несомненно, снова с головой погрузился в проблемы фабрики Арментраута и напрочь забыл о Линдсей.
Не замечая, что делает, Линдсей упаковала подарок к свадьбе в розовую и голубую бумагу с нарисованными детскими погремушками и большими цветными буквами алфавита и сконфуженно извинилась, когда покупатель указал ей на ошибку. На замечание другой клиентки о том, что весна в этом году ужасная, она кивнула, а через полминуты заметила, что на улице прекрасная погода. Увидев изумленное лицо женщины, Линдсей испугалась, потому что совершенно не помнила своих слов.
Когда посетители ушли и в магазине снова стало тихо, Линдсей прислонилась к кассовому аппарату и шепотом выругалась. Откуда вдруг такая страшная неловкость? Ведь она должна быть смертельно обижена. Гибб не имел права так поступать. И он заслуживал самой звонкой пощечины.
Но выпущенного из бутылки джинна загнать обратно было практически невозможно, и до самого вечера Линдсей преследовали призраки прошлого. Все вокруг казалось ей ярче, громче, запахи сильнее — и все воскрешало воспоминания. Аромат кофе напомнил Линдсей о том, что Гибб предпочитал очень крепкий, и каждое утро ее будил этот восхитительный запах. Теплые солнечные лучи, проникавшие сквозь стекло витрины, напоминали о медовом месяце, проведенном на Карибских островах. А перезвон церковных колоколов — их взаимные клятвы у алтаря. Линдсей до мельчайших подробностей вспомнила день свадьбы — гладкую ткань подвенечного платья, тепло отцовской руки, когда он вел ее к жениху, аромат роз и взгляд Гибба, ожидавшего ее…
Его лицо казалось необычайно мягким, и в то же время была в нем какая-то напряженная гордость и что-то еще, что разгадывать тогда у нее не было времени.
Жаль, что он не сбежал прямо из-под венца, со злостью подумала Линдсей. Хотя такой поступок и казался ужасным, в то же время он мог бы спасти их обоих от множества неприятностей. Линдсей вздохнула.
— Надо было убежать, — бессознательно пробормотала она.
— Куда? — спросил Бен Арментраут. Линдсей подпрыгнула от неожиданности. Она так ушла в воспоминания, что не услышала даже, как звякнул колокольчик у двери.
— О… ну, просто убежать куда-нибудь, — растерянно ответила она. — Главное, чтобы от Элмвуда подальше.
Глаза отца смотрели на нее с сочувствием.
— Без тебя и Бипа я умер бы тут от одиночества. — Он кашлянул. — Кстати, я привез тебе корреспонденцию по трасту. Ты ее оставила на столе у Луизы.
А Линдсей и думать забыла об этих письмах. Когда она вихрем вылетела из офиса, ее всю трясло от гнева и негодования — или еще от чего-то. Будь даже все здание объято огнем, она едва ли тогда это заметила бы, так что неудивительно, что о почте она не подумала. Впрочем, это было неважно — в трасте денег все равно почти не было.
— Спасибо, папа. — Она бросила конверты на прилавок. — Ты сегодня рано освободился.
— У меня встреча в больнице. Я получил письмо из местного комитета по социальной защите — по вопросу о женщинах, получивших травмы. Похоже, комитет хочет организовать свой центр первой помощи.
Линдсей даже не взглянула на письмо.
— Жаль, что сейчас не прошлый месяц, когда у нас были хоть какие-то деньги в трасте. Бен после долгого молчания спросил:
— Значит, Гибб тебе сказал?
Линдсей кивнула.
— Почему ты сам ничего мне не объяснил?
— Думаю, потому, что не хотел признавать поражения. Да, я знал, что дела плохи, но не думал, что придется закрывать траст.
— А в прошлом месяце? Почему ты старался меня оградить?
Бен слегка улыбнулся:
— Моя дорогая, родители всегда стремятся оберегать своих детей.
Возражать Линдсей не стала, памятуя, как далеко зашла сама, стараясь защитить Бипа.
— Неужели ты боялся, что я не буду любить тебя?
— Нет, я слишком хорошо тебя знаю, чтобы так думать. Но мне не хотелось, чтобы ты разочаровалась — во мне или в чем-либо еще.
Линдсей крепко обняла отца, а он тихо проговорил:
— Я выпишу чек для комитета и дам трасту столько денег, сколько понадобится в этом месяце. Да, сколько…
Линдсей покачала головой.
— Нет. Ты и так сделал более чем достаточно. Я не могу взять у тебя деньги, которые понадобятся тебе самому, если… — ее голос сорвался, несмотря на все усилия сдержаться, — если фабрика не даст тебе их.
Бен протянул ей носовой платок.
— Думаю, с этим вопросом я разберусь, — сухо произнес он.
— Неужели Гибб не рассказал тебе, каково истинное положение дел? Бен покачал головой:
— Пока нет.
— Значит, ты должен просто сидеть и смотреть на то, что он намерен сделать с твоей компанией?
— «Триангл» всегда так работает, Линдсей. Когда они берутся за дело, это значит, что все полностью переходит в их руки.
Линдсей, не веря своим ушам, покачала головой.
— И они присылают одного-единственного специалиста с неограниченными полномочиями. Как это возможно?
— Просто не каждому можно доверить такую работу. Не стоит недооценивать Гибба, моя дорогая.
— Тебе хотя бы известно, как долго он у них работает?
— С самого начала, — удивленно ответил Бен. — Разве он сам не сказал тебе? Он один из тех троих совладельцев и основателей компании «Триангл», хотя теперь у них довольно солидный штат работников, улавливаешь?
— Ты имеешь в виду, что Гибб владеет одной третью компании? Бен кивнул.
— Они избрали для себя отличный метод, но именно поэтому им и приходится быть очень осторожными в выборе клиентов — в каждом случае один из партнеров обязательно находится на виду. Это ограничивает количество заказов, так что…
Линдсей покачала головой.
— А я грозилась пожаловаться на него начальнику, — пробормотала она.
— Неужели? — якобы изумленно спросил Бен. — А что сказал Гибб?
— Он дал мне номер телефона. Папа, как же ты мог это допустить? Отдать все свое дело в руки Гибба?
Улыбка исчезла с лица Бена.
— Я старею, Линдсей, — сказал он. — И моя фабрика в опасности. Если есть возможность оставить вам с Бипом хоть какое-то наследство, я должен попытаться.
У Линдсей на глаза навернулись слезы.
— Надеюсь, Гиббу ты такого не говорил.
— Нет. Но он и не спрашивал.
Через несколько минут Бен ушел, уже опаздывая на встречу. Подправив тушь, Линдсей принялась протирать прилавки. Ни на что более сложное она сейчас была неспособна, и, несмотря на все усилия, воспоминания продолжали мелькать перед ее глазами. Пытаться отогнать их, поняла она наконец, — это все равно что бороться с мигренью: мучительно и бесполезно.
Гибб сперва даже не заметил велосипеда: тот лежал на обочине, и, только проехав мимо, Гибб заметил под ним чьи-то ноги. Рефлексы сработали у него прежде, чем мозг воссоздал истинную картину происшедшего. Не успел он еще осознать, что увиденная им кучка вещей — это детское тело, как уже с такой силой нажал на тормоза «линкольна», что автомобиль с визгом остановился посреди шоссе.
Даже не оглядевшись и бросив дверцу машины открытой, он бегом кинулся к обочине. Сердце готово было выскочить из груди. Маленькое детское тельце лежало неподвижно. Надо было сразу позвонить из машины и вызвать «скорую помощь», а не терять драгоценные секунды…
Бип выглянул из-под велосипедной рамы и встал.
— Привет!
Не веря своим глазам, Гибб глядел на него. Мордашка Бипа была перемазана дорожной пылью, на носу красовалось масляное пятно, а светлые волосы взлохматились. Но с ним явно ничего дурного не случилось, мальчик так и сиял от счастья, что увидел Гибба.
— Ради Бога… — начал Гибб, но в горле у него что-то сжалось, и он на секунду осекся. — Я подумал, что тебя сбила машина!
— Не-ет. Я всегда стараюсь ездить только по обочине. Но я не привык к гравию, и у велика слетела цепь. Сначала я подумал, что она просто соскочила, поэтому попытался надеть ее, но, кажется, только порвал. — Он протянул Гиббу цепь.
— А что ты все-таки здесь делаешь? До дома, по-моему, далековато.
— Я ехал на фабрику, чтобы повидать тебя. Сегодня нам поговорить не удалось, потому что мама все время была рядом, так что…
— А ты когда-нибудь слышал про телефон? — Гибб не мог сдержать гнева в голосе. У Бипа дрогнул подбородок.
— Но это же наш секрет, — прошептал он.
— О, ради… — Гибб с трудом сдержался, чтобы не выругаться. — Вот что, давай-ка возьмем твой велосипед и отвезем его обратно в город. Вместе с тобой.
— Спасибо.
— Не стоит благодарить меня, прежде чем узнаешь, что именно я намерен сделать. Глаза Бипа широко распахнулись.
— Я считаю, что ты заслуживаешь хорошей порки. Но поскольку это не в моей компетенции, то просто отвезу тебя домой, к твоей матери.
— Это гораздо хуже, — пробормотал Бип.
Велосипед чистотой не отличался; когда Гибб поднял его, чтобы положить на багажник, переднее колесо повернулось, оставив на сияющей краске автомобиля черный след. Бип ахнул.
— Это просто пыль. Я ее сотру, — сказал Гибб, ловя направившегося к машине Бипа. — Но не твоим рукавом, хорошо?
— Но я хотел…
— Ты все время чего-то хочешь, Бенджамен.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19