— спросил он.— С удовольствием бы. Но я уже и так сильно растрясла карман. — Обе картины, на которые она потратилась, стоили умеренно, почти вполовину дешевле того, что за них взяли бы в Чикаго. Но, учитывая некоторую неопределенность ее положения в ближайшем будущем, увлекаться покупкой произведений искусства было неразумно. В настоящий момент у нее даже нет собственной крыши над головой, не говоря уже о стенах, на которые можно их повесить. — А хороша ведь, правда?Ответ Люка прозвучал с одобрительной сдержанностью:— Ничего, нормально.— Нормально? Да ты посмотри, как замечательно легли мазки там, где водоросли. Потрясающе! Просто чувствуешь, как они колышутся на ветру. А краски какие необычные!— Наверно. Ты в этом вроде разбираешься, — пожал Люк плечами.Ему, видно, уже надоело, подумала Хиллари. Он и так превзошел сам себя, сделав туг остановку: ведь все это совсем не по его части.— Поехали, если хочешь, — предложила она. Усадив ее в пикап, Люк пробормотал что-то в том смысле, что он сейчас вернется. Несколько минут спустя он возвратился, держа под мышкой большой пакет, который явно был не чем иным, как тщательно завернутой картиной. Ну и ну! Неужели он…— Ты кое-что забыла, — сказал Люк, открывая дверцу в багажную половину пикапа и ставя там картину, ее картинуВспомнив свои восторги, Хиллари почувствовала себя неловко. Оставалось надеяться, что он не думает, будто она его провоцировала.— Зря ты это, — неуверенно пролепетала она, все еще под впечатлением его поступка.— Ничего не зря. Считай это моим свадебным подарком.— Право, не знаю, что и сказать, — бормотала она, пока он усаживался рядом в кабине.— Попробуй сказать: «Спасибо, Люк», — откликнулся он.— Спасибо, Люк.— А еще можешь попробовать меня поцеловать, — добавил он.— Ну что ж… — Она повернулась к нему и запечатлела на его щеке целомудренный поцелуй.— Нет, я имел в виду — по-настоящему поцеловать.— Я знаю, что ты имел в виду. И если только с этой целью купил мне картину…— Снова оседлала своего конька? — прервал он ее. — Слезь. Я никогда не стану покупать твое расположение.— Вот и хорошо.— Зачем платить за то, что мне положено бесплатно, верно? — добавил он, самодовольно ухмыляясь, и схватил ее за руку, прежде чем она успела ее отнять. — Всегда было удовольствием разыгрывать тебя. И целовать тоже. — Он приложился губами к ее щеке, игриво имитируя давешний ее демонстративный жест. — И гладить — одно удовольствие. — Он провел кончиком пальца по тому месту, которое только что поцеловал. — Помнишь, как мы играли в «Мои веснушки, твои веснушки»?Еще бы не помнить. Он всегда начинал эту дьявольски обольстительную игру с того, что подбирался к двум родинкам у нее под левым коленом. Ее бросило в жар при воспоминании, куда его пальцы оттуда обычно поднимались.— Так веснушки были только у меня, — медленно, как сквозь сон, проговорила она. — У тебя их не было.Он всегда уверял ее, что она просто плохо ищет.— Тогда тебя, кажется, это не слишком волновало, — вполголоса откликнулся он.— Времена, меняются, — сказала она, стряхивая с себя завораживающий зов прошлого.— И бывает, в лучшую сторону. — Он прижал пальцем две веснушки на кончике ее носа. — Подумай об этом.
Весь остаток пути домой Хиллари только об этом и думала. Она не знала, как ей быть с Люком. Он вел себя так, что адски трудно было сохранять дистанцию, и делал это с умыслом. Она достаточно его изучила, чтобы знать, насколько Люк любит борьбу. Раньше она в его глазах ничего собой не представляла. Была ничто. Теперь стала нечто. Не сознательно, разумеется. А потому, что за нее надо было бороться.Проблема возникнет тогда, когда борьба закончится победой. Что ее ждет? Да то же, что и раньше. Люк будет жить, как жил, и заниматься своими делами — к черту, незачем ей об этом и думать! — а ее жизнь перевернет вверх дном.Уже перевернул, всего лишь за неделю. Если бы десять дней назад кто-то сказал ей, что она будет женой Люка и станет носить на пальце надетое им обручальное кольцо, она обозвала бы такого предсказателя сумасшедшим. Но вот пожалуйста… Она нервно покрутила на пальце золотой ободок, который Люк надел на него вчера.— Конечно, теперь уже поздно об этом спрашивать, но почему мы не могли обойтись помолвкой? Объясни еще раз, почему, чтобы покончить с их идиотской враждой, нам непременно надо было пожениться?— Потому, что помолвка связывает недостаточно крепко, — ответил Люк, добавляя про себя, что к приезду Энгуса Робертсона ему следовало быть женатым. Не женихом, который только собирается остепениться и обрести постоянную подругу жизни. Женатым. Хиллари он, естественно, такой довод привести не мог. К тому же был и другой довод. Инстинкт подсказывал ему, что нужно привязать ее к себе всеми возможными узами, и как можно скорее. Эмоции Люк не уважал, а вот инстинкту следовал. Он поступил правильно. Никаких сомнений. — Нет, нам по всем статьям необходимо было пожениться. Помолвку наши старики непременно попытались бы порвать.— А почему ты считаешь, что они не попытаются порвать наш брак? — осведомилась Хиллари.— Так далеко они не пойдут, — уверил ее Люк.— Ручаешься, да?— Опять дергаешься? — попрекнул ее Люк.— Дергаюсь. Я все время думаю, как лучше сообщить отцу, что мы поженились.— Только, ради Бога, не вздумай сообщить ему, что мы поженились, чтобы покончить с враждой.— И не собиралась, — возмутилась она.— Доверь это дело мне.— Пожалуйста. И ты скажешь ему, что вот, мол, снял обузу с его плеч, да? — язвительно поинтересовалась Хиллари. — Твое заявление, не сомневаюсь, прозвучит замечательно.— Может, не надо считать меня идиотом? Я придумаю, что сказать. К тому времени, когда доедем. Что-нибудь такое-разэтакое — сверхумное и искреннее, что сразу его убедит.Жаль, что Люк не смог сказать ничего сверхумного и искреннего, что убедило бы меня, подумала Хиллари.
К дому Гранта они подъехали к концу дня. Улицы были забиты машинами. В этом районе особенно, потому что из-за ежегодного Праздника кизилового дерева шоферов направляли по особому, специально украшенному маршруту.В прошедшие годы Хиллари приезжала домой летом и на праздник не попадала. Она много о нем слышала, в том числе и о розовых полосах на тротуарах, указывающих гостям путь от квартала к кварталу по «кизиловой тропе». Она знала, что перед праздником отец обыкновенно часами не вылезал из сада, проводя там все вечера и уик-энды, — готовил сад к этим шестнадцати апрельским дням. Он рассказывал ей, как он и все соседи устанавливали в садах прожекторы, освещавшие деревья по ночам.Сейчас Хиллари воочию видела, как их квартал и соседние — самые престижные в городе, поблизости от университетского кемпинга и форта Лаудаун-Лейк, — украшались к празднеству. Тщательно ухоженные кизиловые деревья легкими шатрами из бело-розовых цветов нависали над идеально подстриженными газонами. Азалии, нарциссы и тюльпаны добавляли разноцветья к красочному наряду.Хиллари была приятно удивлена. Когда две недели назад она уезжала из Чикаго, деревья еще стояли голые, почти ничем не обнаруживая приближение весны. А в Ноксвилле у нее буквально не было ни минуты свободной, чтобы полюбоваться всей этой красотой. Ее мысли были заняты совсем другим — новой работой, враждой, в которой погряз отец, а потом и приказом Люка выйти за него замуж.Ее мысли и сейчас были всем этим заняты. Но как раз в данный момент она от них отключилась, просто шла и наслаждалась ароматом цветов.Только когда они с Люком уже шагали по выложенной кирпичом садовой дорожке, Хиллари вспомнили, какого рода прием им будет сейчас оказан в доме, и решила, что надо предупредить Люка.Открывая входную дверь и вступая вместе с ним в просторный — высотой в два этажа — старинный холл, она сказала:— Как ты отнесешься к тому, что сейчас тебя осыпят поцелуями?— Кто? Ты? ~ — довольно расплылся Люк.— Нет, не я.— Неужели твой папочка? — Такая возможность как будто сильно встревожила Люка. — Столь теплого приема я, признаться, не ожидаю.— Нет, не отец. Киллер.Не успела Хиллари произнести это слово, как огромный доберман-пинчер набросился на Люка.На мгновение Люку показалось, что сама смерть возникла у него перед глазами.И тут же ему пришлось закрыть глаза. Все его лицо молниеносно обслюнявил мокрый собачий язык.— Сидеть! Ах ты, дитя неразумное, — ласково попеняла Хиллари громадной псине. — У Киллера нежная душа, не смотри, что на вид он такой свирепый, — объясняла она ошеломленному Люку. — Я приобрела его два года назад. Прежние хозяева решили от бедняги избавиться, потому что свирепого сторожа из него не получилось, а им не хотелось тратиться на обучение.— Он и сейчас не обучен, — заметил Люк.— Верно. Но мы любим его таким, какой он есть. Правда, Киллер?Люк готов был поклясться, что собака улыбнулась в ответ.— Но такую кличку дали ему не мы, — сказала Хиллари.— Да уж! Не знаю, у кого язык повернется обзывать невинное шестидесятифунтовое «дитя» Киллером!— У меня, например! — раздался резкий голос. На пороге кабинета стоял отец Хиллари. — Что, черт возьми, вы здесь делаете, Маккалистер?И не успел Люк опомниться, как с его губ сами собой сорвались слова:— Мы с Хиллари обвенчались. Глава пятая — По-моему, мы хотели сообщить отцу эту новость постепенно, — тихо упрекнула Люка Хиллари. — Я не ожидал, что на меня бросится доберман, — оправдывался Люк. — Я сбился. Все из головы вылетело.— Считай, мы легко отделаемся, если папочка не вышвырнет тебя вон.Люк благоразумно решил, что сейчас не время напоминать своей разгневанной половине, что он фунтов этак на тридцать превышает ее отца в весе, не говоря уже о том, что лет этак на тридцать моложе.— Что все это значит? — В голосе Чарлза Гранта звучал металл.— Видишь ли, папочка, только… ты не расстраивайся… — пыталась Хиллари успокоить отца. — все тебе сейчас объясню.— Нет, я объясню, — заявил Люк.— Ты уже объяснил. Только напортил! — отрезала Хиллари.— Сию же минуту извольте объясниться! Тот или другой! — угрожающе рявкнул папочка.Заткнув Хиллари рот взглядом, сулившим ужасающие последствия, если она станет ему поперек, Люк принялся втолковывать мистеру Гранту:— Видите ли, сэр, дело в том, что я без ума от вашей дочери. И уже давно.Фразу эту, вспомнила Хиллари, Люк отрепетировал еще в машине. Составил заранее. Сочинил от фонаря, не более того.— Как вы, наверно, помните, — продолжал Люк, — мы и раньше были вместе. Потом между нами произошло небольшое недоразумение. Но теперь это дело прошлое.«Ах вот оно как!» — сказала себе Хиллари. Это недоразумение, как Люк весьма мягко назвал их ссору, она вовсе не считала делом прошлым; более того, наверняка оно скажется и на их будущем. Люк по-прежнему проявлял те же самые наклонности, из-за которых они тогда разошлись. Он по-прежнему во всем демонстрировал твердолобое упрямство, все делал по-своему, не задумываясь о последствиях.Его ждет тяжкое пробуждение, если он полагает, что она примирилась с его диктаторскими замашками, если рассчитывает, что она будет безропотно ему подчиняться. Впрочем, ознакомившись с составленным ею брачным контрактом, он наверняка уже многое себе уяснил — во всяком случае, уже не считает ее кроткой овечкой.Хиллари прислушалась к тому, что Люк говорил ее отцу.— Да, я знаю, что вы и мой предок сейчас не в ладу… — мямлил он.— Ну, это чересчур мягко сказано, — саркастически вставил Чарлз Грант.— Вы уже достаточно долго воюете друг с другом. Может, хватит? Теперь мы одна семья. Пора заключать мир. Что же касается Хиллари, то тут вам беспокоиться не о чем. Я хочу, чтобы вы знали: я сделаю все, что в моих силах, для ее счастья, — провозгласил Люк.И снова Хиллари мысленно пожелала, чтобы Люк говорил то, что на самом деле думает, а не произносил приличествующие, по его мнению, заклинания. Реакция ее отца была куда непосредственнее. Он не поверил ни слову.— Вы что, шутите, молодой человек? — почти прорычал он.Люк возмущенно уставился на него.— Какие шутки? Мы поженились. Вчера. Видя, как напряглось у отца лицо, Хиллари поспешила вмешаться:— Почему бы тебе не посидеть в гостиной. Люк, пока мы с папой поговорим наедине, — предложила она.— Нет, — взъерепенился Люк. — Никуда я не пойду.— Люк, пожалуйста, — умоляюще посмотрела она на него.Пробормотав что-то невнятное и выставив вперед свой словно сразу отвердевший подбородок, Люк, однако, сдался::— Я подожду тебя в гостиной.Все это время Хиллари крепко держала себя в руках, но, как только Люк скрылся из поля зрения, горько вздохнула. «Все идет не так, как было задумано», — созналась она себе. Ее брак с Люком должен был снять, а не усилить напряженность между их семьями. Неужели, выйдя замуж за Люка, она лишь все ухудшила? Брак с Люком казался ей на редкость разумным выходом, но теперь она уже думала иначе.Хиллари в тревоге смотрела на отца, боясь, как бы чрезмерное возбуждение не причинило ему вреда. Но по виду вроде бы ничего страшного, хотя он и предельно раздражен.— Ты принял лекарство от язвы, папочка?— Принял. Очень оно мне поможет, когда ты обрушиваешь на меня такие сюрпризы! — свирепо начал он, но, заметив на ее лице страдальческую гримасу, смягчился и, взяв ее за руку, покаянно погладил. — Со мной все прекрасно. Обо мне беспокоиться нечего. А вот о тебе я беспокоюсь, и очень. Какие силы заставили тебя это сделать, Хиллари?Люк заставил, ответила она про себя. В его рассуждениях такой план действий казался логичным и сулил успех. Люк умел убеждать.— Объясни мне, сделай одолжение, — продолжал отец, — Потому что я, черт возьми, не понимаю, что все это значит.— Это значит, что я вышла замуж. За Люка.— За сына моего заклятого врага?Эта мелодраматическая фраза взорвала Хиллари.— Можно подумать, что речь идет о вековой вражде! Да еще совсем недавно вы с отцом Люка были друзьями и деловыми партнерами!— Нечего тыкать мне этим в глаза, — зло пробурчал отец.— Я лишь хочу сказать, что вы прекрасно ладили. Более того, — напомнила она, — считались закадычными друзьями, когда у нас с Люком был роман.— Когда Люк испортил тебе жизнь, ты хочешь сказать!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23