Он приветствует меня радостно, но смущенно.
– У вас такое интересное имя, – говорю я между глотками шампанского.
– Думаю, родители возлагали на меня большие надежды. Наверное, я оправдал далеко не все, – поясняет он, виновато пожимая плечом.
– То есть вы не пишете? – интересуюсь я.
– Нет, что вы, меня тошнит даже от выписывания счетов за электричество!
– Ах, вот как, отлично. В любой компании всегда найдется человек, не написавший ни одного романа.
– Вот это я и есть.
– У Генри множество других положительных качеств, – заверяет меня Мария. – Он знает про все остановки метро и автобуса в штате. У него память как географическая карта. Как много карт.
– Да я просто знаю, где находится север. – Генри улыбается, глядя через правое плечо в том направлении, где я после долгих размышлений смогу найти север. Я порядком озадачена. – Порой это настоящее проклятие, – добавляет Генри.
Нашу беседу прерывает голос, слишком громкий для помещения, где так много стекла.
– Привет, Холли, как поживаешь, как вечеринка? – Джексон, молодой жених – будущий юрист, протягивает руку с намерением пожать мою.
Это не обычное твердое рукопожатие, а скорее жест, которым собачку просят дать лапку.
– Джексон, неужели у тебя новый галстук? – пытается поддеть его Мария.
Однажды мы поспорили, сколько галстуков у Джексона, но Джейни сказала, что сбилась после двухсот, так что окончательной цифры мы так и не узнали.
– А, да, я купил его в Бостоне в прошлом месяце, – поясняет Джексон, – мертвый сезон, мало покупателей. Мы с хозяином магазинчика разговорились о проблеме контроля над продажей оружия, как сейчас помню.
Мы совершенно обалдели от подобного ответа. Генри выглядит даже немного испуганным. Похоже, никто не хочет спрашивать, где именно это было и из настоящего ли шелка галстук.
– Это Генри, – представляю я парня.
Они обмениваются рукопожатиями. Джексон, вероятно, заметил, что у Генри нет галстука, и, судя по выражению его лица, он считает для себя абсолютно невозможным появиться на людях в таком виде. Нет, это не неприязненный, скорее удивленный взгляд. Генри смотрит на свои руки, словно проверяя, не стерлось ли с них что-нибудь.
– А я, кажется, где-то потерял свой галстук, – почти печально сообщает Генри.
– В последний раз я видела его, когда ты привязывал меня к кровати, – напоминает Мария.
Джексон поспешно извиняется и убегает. Мария и Генри тихо смеются.
– Прошу прощения, – обращается ко мне Генри. – Она просто шутит.
Он густо покраснел – от корней волос до самой шеи. Почувствовав это, Генри прячет лицо за спиной Марии.
– Все в порядке, Генри, – похлопывает его по затылку Мария. – Но у него действительно только один галстук.
– И я действительно не знаю, где он, – признается Генри из-за спины Марии, скрываясь за ее огромной прической, особенно пышной по случаю праздника Джейни.
Я выдерживаю медвежьи объятия Ронни, шестидесятипятилетнего бойфренда матушки и одного из самых жизнерадостных созданий на планете. Объятия Ронни – это что-то. Он никогда не обращается с вами как с хрупким существом, а скорее как с большим крепким бочонком, который нужно подхватить и куда-нибудь отнести. Всякий раз после этого я ощущаю легкое онемение в конечностях.
Мама в прелестном розовато-лиловом костюме, на шее шарфик с изображениями животных. Она повязала его только что ловким неуловимым движением, которое мне никогда не удавалось рассмотреть. Сама я обычно несколько раз обматываю шарф вокруг шеи, но час спустя он всегда почему-то соскальзывает и падает на землю посреди улицы. Зато всегда есть чем заняться. У Ронни в кармашке пиджака платок в тон маминому шарфику.
– Смотрю, вы готовы к встрече с Африкой, – указываю я на рисунок на платке.
Ронни по-хозяйски обнимает маму за талию, что ничуть не смущает ее.
– У меня с собой семьдесят катушек пленки, – сообщает он.
– Но фотоаппарат у меня, – добавляет мама, и оба смеются.
– Твоя мама – совсем девчонка! – счастливо восклицает Ронни. – Всю жизнь ждал именно такую женщину. Но ты не жди так долго, Холли.
– Постараюсь.
– Но я все равно ни на кого и ни на что не променяю свою Элисон, – уверяет Ронни, поближе притягивая к себе мою матушку.
– Даже на то, чтобы вновь помолодеть, например, лет до двадцати?
– О, двадцать! Да кто помнит, что было в двадцать лет? Ага, вот и наша будущая новобрачная.
В роскошном белом костюме к нам приближается Джейни.
– Вечная «будущая новобрачная», – шепчет мне мама, – и никогда просто «новобрачная».
Джейни по очереди обнимает всех нас, но после объятий Ронни выглядит несколько взъерошенной. Встряхнув головой, она приходит в себя.
– Итак, – щебечет Джейни, – как дела, хорошо проводите время?
– О да, дорогая, – заверяет ее мама. – Мы все в восторге от скульптур. Правда, некоторые из них выглядели бы еще лучше, если положить внутрь немного конфет.
– О, нам так нравится этот экспонат. – Джейни указывает на округлые скульптуры, напоминающие кастрюли, расставленные повсюду в зале на высоких подставках.
Многие из них кажутся настолько хрупкими, что могут разбиться при попытке взять их в руки. Другие, напротив, увесистые и солидные. Без помощников такие из галереи не вынесешь. Мы образовали кружок неподалеку от этих изделий.
Подошел Джексон, будущий новобрачный, и остановился рядом с Джейни. В этот миг я подумала, что сейчас последует крепкое рукопожатие. Но они просто взялись за руки.
– У нее ведь такой вид, о каком все только мечтают, правда? – гордо спрашивает Джексон.
– Неужели все? – Мама очень старается скрыть сарказм.
Но Джексон и Джейни ничего не замечают.
– Так жаль, что мои не смогли прийти, – говорит Джексон. – Но они на благотворительном мероприятии. СПИД – это очень серьезно, мама – одно из главных лиц на этом вечере, ее невозможно заменить.
– А на свадьбу они придут? – ласково интересуется мама.
– О, свадьба… Этого они, конечно же, не пропустят. Они вам понравятся, вот увидите, – заверяет ее Джексон.
– А мне вообще нравятся свадьбы. – Ронни сгребает Джексона в объятия.
Ноги Джексона отрываются от пола, и он повисает, цепляясь за руку Джейни. Похоже, Джейни пытается удержать его. Мама с восторгом наблюдает эту сцену.
Мелоди Макандерсон, хозяйка галереи и героиня Джейни, поднимает тост за счастливую пару. Иногда, просыпаясь утром, я мечтаю стать другой, похожей на Мелоди Макандерсон, которая в свои почти сорок лет не только владеет прибыльным художественным предприятием, но при этом еще роскошно выглядит в своем вульгарном платье. Она – один из моих идолов, несмотря на то, что сама я никогда не одеваюсь подобным образом. Мой стиль – это мешковатые штаны и свободные рубахи или водолазки, которые я ношу на работу, да еще любимые черные леггинсы и потрепанные джемперы по выходным. Сегодня вечером я накинула поверх белой блузки черный жакет и надела единственную в моем гардеробе длинную черную юбку, предназначенную для особых случаев – обычно помолвок Джейни. В жакете я всегда чувствую себя чуть более одетой, впрочем, довольно редко надеваю его в помещении. Это не шикарно, но элегантно, в стиле Мелоди Макандерсон. Боюсь, Джейни разделяет мои восторги по поводу Мелоди, но, с другой стороны, иные женщины действительно заслуживают всеобщего восхищения. Когда Мелоди обращается к собравшимся, все тут же поворачиваются к ней.
Мария и Генри стоят рядом со мной и тоже глаз не сводят с Мелоди Макандерсон.
– Отличная прическа, – замечает Мария.
Я не столько обращаю внимание на слова Мелоди, сколько присматриваюсь к тому, как она держит бокал с шампанским – нежно, двумя пальцами. Пытаюсь повторить, вцепившись в ножку своего бокала большим и средним пальцами, и сразу же чувствую себя более элегантной и привлекательной. Бокал изящно покачивается. Демонстрирую свой успех Генри, но, похоже, он не понимает, чем я занимаюсь. По окончании тоста раздается звон бокалов, волшебная симфония звуков.
Мама и Ронни уходят вскоре после торжественного тоста, чтобы отдохнуть перед завтрашним путешествием. Я не нахожу приличного повода, чтобы сбежать, поэтому слушаю, как Джексон рассказывает о своем плане купить катер. Или, может, он говорит о лошадях. Бокал шампанского все так же плавно покачивается в моих лишенных маникюра пальцах, и кто-то постоянно наполняет его. Подходит официант с закусками, миниатюрными суши – знаете, такие, без рыбы, – изящно беру кусочек левой рукой; правая, с бокалом, выглядит на редкость благородно. Чувствую себя образованной, интеллектуальной, раскованной и непринужденной. Мария тихонько шепчет мне:
– Где, интересно, Джейни нашла Джексона? На каком-нибудь аукционе мужчин?
Засмеявшись, я едва не выпускаю бокал из рук. Успеваю подхватить его, но теряю равновесие, пытаюсь не упасть, делаю пару шагов назад и натыкаюсь на подставку со скульптурой. Суши взмывает в воздух, моя рука изящным движением смахивает сине-зеленую посудину с постамента, и она летит на пол. Пузырьки внутри стекла словно медленно плывут в искрящемся свете, хрупкая ваза вращается в полете и, наконец, достигает розовато-серого пола галереи Макандерсон. В эти несколько секунд я вспомнила рекламный ролик о чистке ковров – там тоже происходит нечто подобное. Но настоящее событие куда более реально. Я инстинктивно бросаюсь к вазе, чтобы подхватить ее, и слышу крик Джейни:
– Нет!
Джейни вопит так, словно видит ребенка, прыгающего вниз головой в пустой бассейн. И этот ребенок – я. Крик привлекает всеобщее внимание, и я останавливаюсь. Посудина приземляется удивительно мягко, с приглушенным стуком, а вовсе не с диким грохотом, которого я ожидала. Но все равно разлетается на части.
– У-упс! – Это Мария.
Джейни в мгновение ока оказывается рядом.
– Никогда, никогда не пытайся подхватить падающие стеклянные предметы, – сердится она, и все вокруг это слышат. – Ты можешь серьезно пораниться.
– Прошу прощения, – бормочу я, чувствуя себя виноватой в том, что пыталась подхватить вазу, в том, что она разбилась, и в том, что вообще оказалась здесь.
– Ерунда, все застраховано, – машет рукой Джейни.
Немедленно появляется официант с маленьким пылесосом и щеткой и убирает все следы погибшего произведения искусства.
– Думаю, мне следует уйти, – робко говорю я.
Джейни просит меня не глупить. Мария приобнимает меня за талию.
– Она все равно походила на собачью миску. Получишь дополнительное очко, если сумеешь грохнуть вон тот здоровый стеклянный артишок.
– Дорого бы я дал, чтобы посмотреть, как он разлетится вдребезги, – поддерживает ее Генри.
Я все еще сжимаю бокал с шампанским, хотя предпочла бы избавиться от этого предмета. Может, под этим предлогом удастся незаметно выскользнуть из зала? Оборачиваюсь к Генри: тот протягивает руку и берет у меня бокал. Затем так же спокойно отдает его кому-то проходящему мимо. Я не уверена, что официанту.
– Пойдем с нами, пообедаем в одном приятном местечке, – предлагает Генри.
– Точно, – подхватывает Мария. – Мы нашли классное место. Каждый час шеф-повар и старшая официантка устраивают армрестлинг. И можно делать ставки.
– Ничего серьезного, – поясняет Генри. – В основном спорят на десерт.
Но я отказываюсь, благодарю за приглашение, и мы выходим вместе.
– Пожалуй, я поеду домой и залезу в ванну на всю ночь, – говорю я. – К утру появится новая «я».
Мария и Генри все еще пытаются уговорить меня присоединиться к ним:
– У них есть вишневый пирог a la mode.
У Генри такое несчастное лицо, будто это он, а не я, разбил только что стеклянную «собачью миску». В конце концов, они усаживают меня в такси, но призывное «a la mode» все еще звучит мне вслед.
Я забиваюсь в самый угол заднего сиденья такси, как ребенок, наказанный за непослушание. С переднего сиденья доносится приятный запах – не освежителя воздуха и не благовоний, но чего-то знакомого и успокаивающего, возможно, горячего шоколада. Или специй. Горячий шоколад с мускатным орехом. Я называю водителю адрес. Запах влечет меня. Я отчетливо понимаю, что не хочу всю ночь сидеть в ванне или смотреть, как люди сражаются за вишневый пирог. Я хочу оказаться в месте со знакомыми запахами и звуками, где-нибудь, где не придется производить впечатление или опасаться чего-нибудь не разбить.
Джош встречает меня в дверях своей квартиры.
– Привет, Холли, – дружелюбно и спокойно говорит он, широко распахивая дверь.
У дивана моего бывшего мужа вытертые подлокотники, но зато мягчайшие подушки, и я тону в них, пытаясь рассказать о сегодняшнем вечере. Я подтаскиваю одну из подушек под голову, устраиваясь поудобнее, но ничего в общем-то не имея в виду. Сегодня Джош в застиранной красной рабочей рубашке и потертых джинсах – все его тело буквально вопиет о тепле. Я не видела Джоша после эскапады на моем диване, то есть несколько недель. Сейчас это кажется сном или сюжетом, прочитанным в книге, который применяешь к себе. Нечто описанное кратко, но привлекательно.
Джош ставит на стол прямо передо мной вентилятор и включает его на полную мощность.
– Проверим одну теорию, – говорит он. – Посмотрим, не облегчит ли твое состояние поток воздуха.
Я подставляю лицо искусственному ветру и думаю, действительно ли он выдувает дурные мысли из моей головы или просто не позволяет на них сосредоточиться. Джош наблюдает за мной из своего кресла.
– Ну как, работает? – интересуется он.
– Кажется, я замерзаю.
– Сейчас принесу тебе что-нибудь согревающее. Я храню это в месте, недоступном для детей.
Чуть приглушаю вентилятор, и он жужжит убаюкивающе в тишине квартиры Джоша. По всей комнате разбросаны стопки бумаги, научные журналы и листки из блокнота, покрытые уравнениями. Цветы в горшках усеяли ковер своими сухими листьями.
– Это действительно растения или эксперимент? – спрашиваю я, когда Джош приносит ромашковый чай в большой пластиковой кружке.
Джош озадаченно смотрит на цветы.
– А я считал, что они неплохо выглядят.
– Так и есть. Когда мы были женаты, я не замечала, чтобы ты поливал цветы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26