https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/
– Что ты, – удивляется Джош. – Лорен действительно хотела с тобой познакомиться. Она знает, как я к тебе отношусь.
– Джош, я в самом деле желаю тебе добра. Может, сегодня вечером меньше, чем обычно. – Я начинаю злиться из-за того, что он прервал мой радостный сон. – Но думаю, для меня это слишком, особенно если вспомнить, что происходило между нами последние несколько месяцев и о чем я не желаю спрашивать тебя сейчас, а возможно, и вообще никогда.
– О! – восклицает Джош и тут же замолкает. Хорошо, что я не задала серьезных вопросов, поскольку едва ли получила бы серьезные ответы.
– Итак, принимая во внимание наши отношения и то, куда они могли нас привести, но, как выясняется, вовсе никуда не вели, полагаю, я держалась предельно корректно, предельно мило, не так ли?
– Разумеется. – Джош явно собирается продолжить, но я не позволяю ему этого сделать.
– Отлично. Тогда послушай: я хочу, чтобы ты прекратил заскакивать сюда. Эти сюрпризы мне не нужны. Женись. Переезжай в другой город. И я смогу спать спокойно. И обрету возможность спокойно бодрствовать.
– Я просто… – бормочет Джош.
Я начинаю расхаживать по комнате, размахивая руками. Сейчас я действительно люблю свою квартиру.
– Я не могу сказать, что безумно счастлива последнее время, но и не слишком несчастна. Я относительно счастлива, я в порядке. У меня есть квартира, пусть и небольшая, удобная одежда. У меня есть открытка с котенком на холодильнике. – И я показываю в сторону кухни, которую тоже по-настоящему люблю сейчас. – И мне нравится моя жизнь. Мне удобно и уютно. Но если мне придется еще выслушивать от тебя, как восхитительна твоя новая-будущая-жена или как безумно счастлив ты сам… – Я умолкаю, заметив, что Джош как-то странно смотрит на меня, вернее, куда-то за меня. – Что? – спрашиваю я.
– У тебя на стене сидит огромная бабочка.
Оборачиваюсь. У меня на стене сидит огромная бабочка. Джош осторожно ловит ее двумя пальцами, подходит к окну и выпускает, возвращается к своему стулу, садится – все это одно долгое плавное движение. И мой гнев испаряется, будто вылетел за окно вместе с бабочкой. Чувствую себя так, словно меня околдовали.
– Ты считаешь, мне следует на ней жениться? – спрашивает Джош.
Чары рассеиваются.
– Черт побери, Джош. – Пожалуй, я скорее устала, чем разозлилась. – Не задавай мне таких вопросов. С этим мы покончили. Мы покончили со всем.
– Но ты гораздо рассудительнее меня, – замечает он.
Если бы сейчас не было так поздно, я, может, и подумала бы, что это значит. Мы были женаты. Развелись по моей инициативе, когда я не могла уже выносить неспособность или нежелание Джоша думать о будущем или хотя бы мыслить более конкретно. Или я просто хотела, чтобы он больше думал обо мне. Джош что, считает мое решение о разводе благоразумным? Или он имеет в виду нечто менее значительное, например, мою способность накрывать на стол? Наверное, я никогда не узнаю, что Джош имел в виду.
– А ты спрашивал у кого-нибудь совета, когда женился на мне?
– Нет.
– И вот что получилось, да?
– Вовсе нет, я до сих пор рад, что женился на тебе. Мне совсем не хотелось расставаться с тобой, но сейчас я полагаю, что это необходимый этап в нашем развитии.
– Научный подход, – хмыкаю я.
Он лишь пожимает плечами. Глубоко вздохнув, устраиваюсь на диване. Джош безнадежен. Его невозможно ненавидеть. Он таков, каков есть. И больше не принадлежит мне, так что нечего волноваться по этому поводу.
– Женись на ней, если хочешь и если она согласна, – устало говорю я. – Но даже не думай пригласить меня на свадьбу.
Джош разглядывает свои поношенные туфли: один из шнурков явно кто-то долго жевал.
– Какая же свадьба без тебя? – улыбается Джош.
– Нормальная. Я больше не желаю слышать об этой свадьбе. Ты теперь сам по себе. Мы оба сами по себе. Джош, я серьезно.
– О'кей, – кивает он и встает. – Но мне неприятно думать, что ты теперь совершенно посторонний для меня человек.
– Привыкай, пожалуйста. Кроме того, я еще и официально, по документам, совершенно посторонний человек.
Я делаю приветственный жест, вскидывая руки, как гимнастка, выполнившая трудный элемент.
Джош вновь кивает. Он уходит, а я машу ему на прощание с дивана – на этот раз ни объятий, ни поцелуев. Для одного вечера поцелуев достаточно. Когда Джош наконец, выходит, поднимаюсь и запираю за ним дверь. Затем достаю из сумочки использованные билеты и прикрепляю их магнитом к дверце своего дребезжащего холодильника. Возвращаюсь в постель и пытаюсь уснуть.
Глава 16
ЛЮБОВЬ ВО ВРЕМЕНА УПАДКА
В офисе царит неприятная тишина; она нервирует меня. Хочется, чтобы поблизости оказалась баскетбольная площадка, полная орущих детей, или по крайней мере лаяли собаки. Такая тишина повисает, когда вы внезапно просыпаетесь среди ночи и не можете понять, где находитесь, хотя вы в своей комнате, где еще несколько часов назад чувствовали себя в абсолютной безопасности. Подобная тишина наступает после того, как вы обнаруживаете на своем рабочем столе официальное письмо от руководства. Что и произошло с нами сегодня утром.
Наше издательство перешло в собственность одной из крупнейших компаний, «Маквиттон паблишинг». Прежде из научной литературы она выпускала небольшую серию под названием «Всякая всячина». Как гласит официальное письмо, некоторые отделы нашего предприятия будут «реорганизованы», а часть сотрудников – «освобождены от своих должностей с тем, чтобы применить свои силы в других сферах деятельности». Ожидайте следующей информации, сообщает письмо. Новость, влекущая за собой следующие новости, – всегда дурной знак.
– «Мы искренне сожалеем о неудобствах, которые наше решение может причинить сотрудникам», – зачитывает мне вслух Том, хотя в тексте, лежащем на моем столе, сказано то же самое.
Произнесенное вслух, все это звучит еще более устрашающе, словно нечто неизвестное, некая мрачная тень скрывается за этими словами. Мы собираемся небольшими группками вокруг своих столов. Замечаю Карла; он сочувственно, но с явным удовольствием успокаивает нескольких девиц сразу.
– «Сотрудники, которых не коснется реорганизация, получат новые должности в соответствии с опытом работы», – читает Том дальше.
– В смысле? – спрашивает Нина.
– Они дадут нам пинка под зад и вышвырнут в реальный мир, – переводит Моник.
– В твоем исполнении это звучит как-то лучше, – замечает Том.
Меня чуть поташнивает, и в животе такое неприятное ощущение, будто я приняла лекарство, вызывающее побочный эффект. Полагаю, сейчас мне не стоит садиться за руль и управлять сложными механизмами.
В мой «кубик» входит Моник. Нина уже здесь, пристроилась на коровьей табуретке, тупо глядя в свой экземпляр письма.
– Предлагаю всем сегодня поработать над своими резюме, – говорит Моник.
– Ты знала об этом? – спрашиваю я.
Она пожимает плечами:
– Слухи всегда бродят. Некоторые из них вы игнорируете из-за своей самоуверенности или глупости.
– Мы все окажемся на улице, – печально, с ноткой отчаяния произносит Нина.
– Сходи купи себе булочку, – предлагает Моник.
В письме говорится, что окончательное оформление сделки и реорганизация состоятся через два месяца. Тех, кому придется уйти, проинформируют за две недели, и они получат «достаточное выходное пособие». Мне от этого не легче. Я работаю здесь уже много лет, сразу после колледжа. Работала, когда была замужем за Джошем, когда Джейни впервые расторгла помолвку. Я сижу на одном и том же стуле уже более восьми лет. Его тоже «подвергнут реорганизации»? Когда я пришла сюда работать, мои родители еще были женаты. Мне нравится здесь, нравится повседневная суета, нравится работа, которой у меня, возможно, не будет уже через два месяца. Все эти мысли стремительно проносятся в сознании, Я заберу домой свою коровью табуретку, и там она займет место в углу или под кухонным столом. Бесполезная. Уволенная. Я должна буду искать новую работу.
– У меня нет резюме, – признаюсь я. – Всю жизнь я работала только здесь.
Понимаю, что это звучит патетически, но мне наплевать.
– Ей тоже купи булочку, – просит Моник Нину, которая вертится на табуретке.
Внезапно я вспоминаю докладную Сондры, обвинения в том, что я недостаточно серьезно отношусь к своим обязанностям. Новые хозяева прочтут это, но они же не знают, что мы все считаем Сондру ненормальной. Возможно, впрочем, что, прочтя ее докладные обо всех сотрудниках, они заподозрят неладное. Но в своем нынешнем истерическом состоянии я абсолютно уверена, что они заметят лишь докладную насчет меня. И конец.
Том складывает из своего письма замысловатую фигурку-оригами. Я смотрю на свой лист, и все расплывается у меня перед глазами, наверное, от того, что по щекам бегут слезы. Я не в силах сдержаться.
– О нет! – восклицает за моей спиной Моник.
– Не плачь, пожалуйста, – говорит Том.
Они все суетятся вокруг, но я роняю голову на руки. В детстве мы делали так, когда уставали. Мне нужно вздремнуть. Я хочу лечь в кроватку, а когда проснусь, чтобы было печенье. И шоколадное молоко. Я вовсе не плакса, просто ничего не могу с собой поделать. Все исчезают. Уходят ли они на самом деле или я просто перестаю замечать их, не знаю. Мне все равно. Мне нужно, чтобы рядом был кто-то взрослый, кто ласковым голосом почитает мне добрую книжку с красивыми картинками, и я тихонько усну.
Когда я открываю глаза, передо мной на столе стоит коробочка с салфетками. Это наверняка от Моник. Нина положила рядом большую булочку с шоколадом, по виду не имеющую никакой питательной ценности, но зато она специально для меня. Том принес пластиковую бутылочку сока и бумажного краба – это, должно быть, его экземпляр официального письма в новой жизненной форме. Клешнями даже можно шевелить.
Я вытираю слезы, отпиваю глоток сока и учу краба вынимать клешнями кусочки шоколада из булочки. Примерно через час, когда передо мной вырастает небольшая кучка шоколадных крупинок, замечаю, что пришло время ленча.
– Пошли со мной, – зовет Моник. – Я куплю тебе гамбургер.
– Я не люблю мясо.
– Ты совсем закисла, тебе надо развлечься.
Подхватываю сумочку и иду за Моник. Мы направляемся в японский ресторанчик по соседству. Моник заказывает саке.
– Издательство «Всякая всячина»? – удивляюсь я. – Неужели это приличное название для солидной фирмы?
– Пока они не заставляют нас носить футболки с такой надписью, какая разница?
– У тебя нет связей наверху? Нельзя ли как-нибудь разузнать, кого собираются уволить?
– Нет, к сожалению.
Я вздыхаю и смотрю на свое саке. Не думаю, что выпивка сейчас – это хорошая идея. Моник подвигает мне стаканчик.
– Считай, что это горячий бульон, – советует она, и я делаю глоток.
– Очень сладкий бульон.
– Хочешь последние новости? – спрашивает Моник, после того как заказала целое блюдо суши, и вопросительно приподнимает брови. Я делаю то же самое. – Трое наших редакторов уволились сегодня.
– Без выходного пособия?
– Полагаю, они все заранее устроили.
– Подробности.
– Рэчел отправляется на гастроли со своим ансамблем.
– Bay! – восклицаю я. – Она все-таки сделала это.
Рэчел, один из главных редакторов, ей, как и мне, слегка за тридцать; она уже давно играет на ударных в рок-группе «Переводчики». Они выступают у нас на рождественских вечеринках. Каждый член группы говорит как минимум на четырех языках, и они пользуются популярностью.
– Регги нашел работу в одном из мужских модных журналов, – продолжает Моник.
Регги всегда великолепно одет, он единственный в нашем офисе, кто пользуется одеколоном.
– От него всегда пахнет крем-содой, – замечаю я.
– Возможно, он нашел свою судьбу, – отзывается Моник. – Карл тоже уходит, в «Дискавери юнайтед».
«Дискавери», наш конкурент, издает в основном научно-популярную литературу. Вроде «Ваш друг Вселенная» или «Подружись с муравьями».
– Но каким образом они все узнали и успели найти новую работу? Или это совпадение?
– Я не верю в совпадения.
– Значит, Карл все знал?
– Значит, раз в пять лет он сообщает достоверные сплетни.
Официантка приносит суши в почтительном молчании, словно понимая, что надо быть деликатной с людьми, оказавшимися на пороге безработицы.
– Что будем делать? – спрашиваю я.
Моник макает в соус калифорнийский ролл.
– Мы будем хорошими скаутами. Мы будем всегда готовы.
– Ясно.
– Мы закажем еще саке, – продолжает Моник. – И подсчитаем, сколько у нас осталось неиспользованных дней отпуска.
После работы на выходе из офиса встречаю Роя, рассыльного. Он все так же сидит на ступеньках.
– Мир перевернулся, я совершенно уничтожен, – печально говорит он.
Присаживаюсь рядом.
– Вы не можете оставаться на одном и том же месте, – продолжает Рой. – Вот и сейчас жизнь разбросает нас всех по разным частям издательского мира, а кое-кто вообще попадет в ловушки рекламного бизнеса. Перспективы угнетают меня.
– Все возможно, жизнь порой круто меняется, но все образуется, – утешаю я его.
Странно, но паническое настроение Роя успокаивает меня, и на миг я даже перестаю бояться будущего.
– Я с трудом привыкаю к новым обстоятельствам, – признается Рой. – В однообразии и монотонности я расцветаю.
Похлопываю Роя по плечу.
– Однообразие может стать твоим врагом. – Я пытаюсь говорить в его манере. – Все наладится, вот увидишь.
Надеюсь, это звучит убедительно и он не слышал о моих утренних рыданиях.
– Где мне найти тебя, если жизнь разбросает нас? Я словно затерялся в густом тумане будущего, задыхаюсь там.
– Бедняжка Рой. Туман рассеется, правда.
– Холли, я ощущаю странную связь между нами. Мы удивительно дополняем друг друга.
– Ты мне тоже нравишься, Рой.
– Думаю, все предопределено.
– Да что ты?
– Иначе я никогда не встретился бы с тобой и Томом. Вы мои духовные наставники.
– Рой, едва ли наша роль так уж велика.
– Духовные наставники, – повторяет он.
– Ладно. Спасибо. А ты не думал о том, чтобы вернуться в колледж? Тебя, безусловно, здесь очень ценят, все тебе рады, но…
– Я думал об этом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26