– Хизер!
Джордан стоял рядом с длинным черным «лимузином», который не сказать, чтобы не бросался в глаза перед общежитием. По-видимому, он только что вернулся со встречи с прессой. Никаких цветов при нем не было, зато на шее красовалось множество платиновых цепочек, и вид у него был очень виноватый.
Но я все равно не очень-то его жалела. В конце концов, это не у него, а у меня задница горела от шершавого ковра.
– Я тебя ждал, – сказал Джордан. – Твоя начальница сказала, что ты должна вернуться через час, но…
Черт! Я ушла из офиса в десять, а сейчас половина двенадцатого. Рейчел, наверное, не рассчитывала, что я пойду поболтать с Магдой.
– Ну вот, я вернулась. – Я огляделась, но цветов не увидела. Вообще-то, это даже хорошо, потому что я начисто позабыла свою речь. – В чем дело?
Мысленно я твердо сказала себе: «Ты к нему не возвращаешься. Ты к нему НЕ возвращаешься. Даже если он будет ползать на коленях…»
Хотя, если он будет ползать на коленях, то возможно.
Нет, даже в этом случае! Это не тот брат, не тот!
Джордан огляделся, явно чувствуя себя неловко.
– Послушай, мы можем пойти куда-нибудь и поговорить?
– Мы можем поговорить прямо здесь.
Я так сказала, потому что знала, если останусь наедине с Джорданом, то могу сделать что-нибудь такое, о чем потом пожалею.
Могу? Да я уже сделала!
– Мне будет легче, если мы поговорим в «лимузине», – сказал Джордан.
Я мысленно приказала себе: «Будь сильной, будь сильной!»
– А мне будет легче, – сказала я, – если ты просто скажешь то, что хочешь сказать.
Казалось, Джордана удивила твердость, прозвучавшая в моем голосе. Признаться, она меня саму удивила. Он, наверное, посчитал, что я надеюсь на продолжение наших отношений.
Я и оглянуться не успела, как он заговорил начистоту прямо здесь, на улице.
– Понимаешь, Хизер… дело в том… я сейчас очень растерян… Я хочу сказать, ты такая… в общем, ты просто потрясающая. Но Таня… я говорил об этом с папой, и я просто… в общем, я не могу сейчас порвать с Таней. Сейчас, когда выходит новый альбом… Папа говорит…
– Что-о-о?
Я не верила своим ушам. Вернее, я верила, но сомневалась, что Джордан на самом деле это говорит.
– Правда, Хизер. Он ужасно разозлился из-за той фотографии в «Пост»…
– Джордан, надеюсь, ты не думаешь, что я…
– Нет, что ты, конечно, нет! Но все это очень плохо. Таня записала на студии альбом-бестселлер. Папа говорит, что если я сейчас от нее уйду, то это очень повредит моему альбому, который…
– Ладно, – сказала я. У меня просто сил не было терпеть дольше. Это было так непохоже на то, к чему я готовилась, когда репетировала свою речь! – Все нормально, Джордан, правда.
Самое удивительное, что в тот момент я правда думала, что все почти нормально. Когда я услышала, что он не может снова сойтись со мной, поскольку это не понравится его папочке, все мои романтические чувства – какие у меня еще были – вдруг куда-то улетучились.
Да их особо и не было. Больше не было.
У Джордана буквально челюсть отвисла. Наверное, он ожидал, что я разревусь. В каком-то смысле мне, и правда, хотелось плакать, но не из-за него. А главное, я не видела никакого смысла рассказывать об этом Джордану. У него сейчас и без меня проблем хватает. Саре, наверное, понадобился бы целый день выездного обследования, чтобы диагностировать все его скрытые неврозы и комплексы.
Джордан улыбнулся в ответ с почти детским облегчением:
– Ну ладно. Честно, Хизер, это так мило с твоей стороны…
Странно, но я в этот момент почему-то думала только о Купере. Не о том, как это грустно, что он такой классный, а меня почти не замечает.
Нет, я молила Бога, чтобы Куперу, где бы он ни был, не попался на глаза сегодняшний номер «Пост». Потому что меньше всего на свете мне хотелось, чтобы он узнал, что я целовалась (а большего фотограф и не видел) с его братом у парадной двери нашего дома.
Не знаю, может, из-за того, что я долго проработала в Фишер-холле, или еще из-за чего, но у меня развилось что-то вроде шестого чувства насчет таких вещей. Как бы то ни было, я вдруг что-то почувствовала: ощутила внезапное движение воздуха, заметила краем глаза какую-то тень. И еще не осознав, что происходит, я быстро выпустила руку Джордана и крикнула: «Осторожно!»
В следующее мгновение я услышала ужасный глухой стук и треск, а потом в воздух взлетели комья земли и осколки.
Когда я убрала руки от головы и открыла глаза, я с ужасом увидела, что Джордан лежит поперек тротуара возле «лимузина», на его голове зияет большая рана, и из нее течет кровь, смешиваясь на тротуаре с землей, осколками горшка и кусками герани. На пару секунд я просто оцепенела. Потом опустилась на колени рядом с Джорданом.
– О боже! – К нам подбежала девушка, которая стояла в нескольких футах от нас и пыталась поймать такси. – О боже! Я все видела. Это было растение в горшке! Оно вылетело из пентхауса!
– Зайди в здание, – велела я, и сама не узнала собственный спокойный голос, – и скажи охране, чтобы вызвали «скорую помощь» и полицию. И попроси на ресепшен аптечку.
Девушка скрылась в здании. Она, наверное, спешила на собеседование по приему на работу и кажется, не понимала, что теперь очень сильно опоздает.
Я пыталась вспомнить, что нам говорил инструктор на курсах по оказанию первой помощи – я проходила специальный тренинг, когда меня принимали на эту работу.
Вспомнила. Остановиться. Присмотреться. Прислушаться.
Я с облегчением увидела, что грудная клетка Джордана поднимается и опадает – значит, он дышит. Пульс на шее бьется сильно и ровно. Он без сознания, но не при смерти, во всяком случае, пока. Удар цветочным горшком пришелся сбоку, горшок задел голову за ухом и оставил большую шишку на плече. Рубашка на плече порвана.
Из открытой раны на голове все еще текла кровь, и я уже подумывала, не снять ли с себя рубашку, чтобы перевязать Джордана – наверное этим я, как тот пьяный, тоже не привела бы восторг местных шахматистов, – когда из лимузина выскочил водитель и побежал к нам. Одновременно из парадного входа в общежитие вылетел Пит.
– Вот, Хизер, держи. – Он протянул аптечку. – «Скорая» уже едет.
– Он мертв? – нервно спросил водитель лимузина, прижимая к уху мобильный. Наверняка разговаривал с папашей Джордана.
Я передала Питу конверт с деньгами, нашла в аптечке скатанный бинт и приложила к ране. Он почти сразу пропитался кровью.
– Принеси полотенце или еще что-нибудь, – сказала я Питу все тем же спокойным, уверенным голосом, совершенно непохожим на мой собственный. Может, это мой будущий голос – то есть, так я буду разговаривать на работе, когда получу диплом медика? – В кладовке осталось какое-то белье от летней конференции, принеси.
Пит пулей помчался выполнять мое распоряжение. Вокруг нас собиралась толпа – жильцы Фишер-холла и любители шахмат из парка. У всех были наготове медицинские советы, причем в изобилии.
– Подними ему голову, – посоветовал один торговец наркотиками.
– Нет, подними ему ноги, – сказал кто-то другой. – Голову поднимают, если лицо покраснело, а если лицо бледное, поднимают хвост.
– Да у него красное лицо, дурак.
– Это от крови.
– Эй, а это не Джордан Картрайт?
Вернулся Пит с чистыми белыми полотенцами. Первое полотенце пропиталось кровью примерно за минуту, второе вроде бы помогло остановить кровотечение.
– Как это случилось? – все время спрашивали вокруг.
Один из шахматистов вызвался поделиться информацией:
– Я все видел. Леди, вам повезло, что вас не убило. Эта штука летела прямо на вас, если бы вы не отпрыгнули в сторону…
Полиция приехала раньше, чем «скорая». Они взглянули на то, что я делала, и, наверное, решили, что я делаю все правильно, потому что принялись отгонять любопытных, говоря им, что представление закончилось.
Я быстро сказала:
– Возьмите показания свидетелей! Эта штука не просто так упала, ее кто-то сбросил!
Вокруг полицейского быстро собралась толпа жаждущих поделиться свидетельскими показаниями. В это самое время из здания выбежала Рейчел. Ее каблучки звонко цокали по тротуару.
– Ой, Хизер! – Она осторожно ступала между обломками горшка, комьями грязи и кусками герани. – Ох, Хизер, я только что узнала! Он… он не…
– Он дышит, – сказала я, прижимая полотенце к ране, которая наконец перестала кровоточить. – Куда подевалась эта чертова «скорая помощь»?
Но тут она подъехала. Из машины выскочили медики и, слава богу, взяли заботу о Джордане на себя. Я была только рада не путаться у них под ногами. Рейчел обняла меня за плечи, и мы вместе смотрели, как врачи проверяют состояние Джордана. Тем временем один из полицейских вошел в здание, другой поднял самый крупный осколок горшка и посмотрел на меня.
– Кто здесь главный?
– Наверное, я, – сказала Рейчел.
– Откуда эта штука могла упасть? У вас есть какие-нибудь соображения на этот счет?
– Похоже, это один из горшков, которые стоят на террасе Эллингтонов, – сказала Рейчел. Она повернулась к фасаду Фишер-холла и задрала голову, показывая вверх. – Вон там. На двенадцатом этаже, в пентхаусе. Такие горшки стоят по краю всей террасы. – Она посмотрела на меня. – Не представляю, как это могло случиться. Может, ветром сдуло?
Мне было очень холодно, но совсем не от ветра. Осенний день был теплым.
К нам подошла Магда – кажется, чтобы поддержать меня.
– Сегодня нет ветра, – возразила она. – По каналу «Нью-Йорк один» сказали, что весь день будет тихо.
– Я тут уже двадцать лет работаю, – сказал Пит, – и эти горшки никогда не сдувало.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что горшок кто-то столкнул? – спросила Рейчел. – Студенты не могут попасть на эту террасу.
– Студенты? – Полицейский посмотрел на нас, прищурившись. – Это что же, какое-то общежитие?
– Резиденция, – одновременно автоматически поправили мы с Рейчел.
Медики положили Джордана на твердую доску, потом на носилки и погрузили в «скорую помощь». Когда они стали закрывать двери, я посмотрела на Рейчел.
– Мне нужно поехать с ним.
Она слегка подтолкнула меня к машине и мягко сказала:
– Конечно, нужно. Поезжай, а я тут обо всем позабочусь. Потом позвони мне, в каком он состоянии.
Я пообещала позвонить, подбежала к парням из бригады «скорой» и спросила, можно ли мне поехать с ними в больницу. Они любезно разрешили мне сесть в кабину.
Сидя на переднем сиденье, я могла заглядывать через маленькое окошко в перегородке и видеть, что делают с Джорданом. Кажется, Джордан пришел в сознание. Но он не знал, какой сегодня день недели и в ответ на все вопросы только бурчал, как человек, которого разбудили и которому очень хочется заснуть снова.
Я уже подумывала, не посоветовать ли медикам спросить у Джордана, с кем он помолвлен, но потом решила, что с моей стороны это будет не очень порядочно.
Когда мы отъезжали от Фишер-холла, я увидела, что Рейчел, Сара, Пит и Магда встали вместе на тротуаре и с тревогой посматривают на меня.
Тут меня как будто что-то кольнуло и вдруг я поняла: у меня нет бойфренда, это правда, но семья у меня все-таки есть. Пусть довольно странная, но она у меня есть.
18
Ты довел меня до слез своим враньем.
Почему ты поступаешь так со мной?
Ложь твоя жестока, как копье,
Не спеши соврать, прошу, постой!
Друг для друга нас создали небеса,
Неужели это не поймешь?
Неужели я нужна тебе в слезах?
Неужели так приятна ложь?
«Плач». Исполняет Хизер Уэллс. Авторы песни Дитц/Райдер. Из альбома «Лето». «Картрайт рекордс»
За четыре месяца моей работы в Нью-Йорк-колледже я успела побывать с заболевшими или пострадавшими студентами почти во всех больницах «скорой помощи» на Манхэттене. И больница Святого Винсента к числу моих любимых не относится. Здесь есть телевизор в комнате ожидания, не спорю, но он всегда настроен на какой-нибудь сериал, а в автомате со сладостями мое любимое печенье вечно распродано. А еще сюда постоянно приходят разные сомнительные типы, которые пытаются убедить медсестру, что им позарез необходим морфин от каких-нибудь загадочных болей в ступнях. Иногда за ними даже забавно понаблюдать, но когда у них начинается ломка, они становятся агрессивными, и охраннику приходится выкидывать их на улицу. Они начинают стучать в окна и всячески мешают мне сосредоточиться на чтении журнала «Джейн».
Но хотя ждать в Святом Винсенте и противно, врачи здесь отличные. Они задали мне кучу вопросов о Джордане, на которые я не смогла ответить. Но как только я назвала его полное имя, они тут же вне очереди увезли его на осмотр, потому что «Гладкую дорожку» знают даже врачи.
Посетителей в палату не пускают, поэтому мне пришлось торчать в комнате ожидания. Но я нашла чем заняться: позвонила отцу Джордана и в подробностях рассказала ему о происшествии.
Естественно, мистер Картрайт был расстроен, что на самого популярного певца его фирмы – ну и сына – упал горшок с геранью. Поэтому некоторую резкость при разговоре я не стала принимать на свой счет. Наш предыдущий разговор тоже прошел не очень гладко – он тогда заявил, что заставит Джордана бросить Таню и мчаться прямиком ко мне, если я откажусь от своего требования записывать для следующего альбома только собственные песни.
Вообще-то, мистер Картрайт – гад порядочный. Может, потому Купер с ним и не разговаривает почти год.
Наверное, можно было бы сообщить Куперу, что его брат пострадал. Но Купер обязательно поинтересуется, что Джордан вообще делал в Фишер-холле. А я не очень-то умею врать. У меня такое чувство, что Купер видит меня насквозь, и все мои попытки напустить туману провалятся.
Поэтому я больше не стала никому звонить, просто села на пластмассовый стул в углу комнаты и стала наблюдать за пациентами, которых привозили на тележках. Это почти то же самое, что смотреть передачу про «скорую помощь», только не по учебному каналу, а в реале. Я увидела пьяного с окровавленной рукой, растрепанную мамашу с малышом, на которого она пролила горячий капуччино, школьника в форме с большим порезом на подбородке, строителя со сломанной ногой и компанию испанок без видимых проблем, они очень громко разговаривали и орали на медсестру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37