– Нет. Нет времени. Я должна работать, должна сама себя содержать. И скоро мне надо возвращаться в Канаду. У тебя есть презерватив?
Нури возмущенно трясет головой. Разумеется, у него нет. Чего я ждала? О боже! Свою первую ночь любви в Париже я представляла себе не такой сложной.
– Ты можешь вынуть? – недоверчиво спрашиваю я.
– Скажи, что я должен делать? – Он кусает губы.
– Я же говорю. Ты должен вынуть. Ты знаешь, как это делать?
– Да! – Звучит не очень убедительно. – Я всегда вынимаю. Со всеми женщинами вынимаю!
– Ты не должен кончать в меня. Тебе надо сдерживаться как можно дольше. Если больше невтерпеж, ты должен вынуть. Обещаешь? Никакого оргазма во мне. Понял?
– Да! – Он по-прежнему не смотрит на меня, таращится на стену за моей головой и говорит как в трансе.
– Ты меня вообще слушаешь?
– Да! Я выну!
Ну хорошо. Я пододвигаюсь на неудобном диване с продавленным матрасом, чтобы освободить ему место. Кто знает, может, у него действительно получится. К тому же после двух оргазмов давление снизу не такое сильное.
Оргазмы? Бог ты мой! Водка делает меня забывчивой. В своем теперешнем состоянии Нури опасен для меня. Самое время продолжить сексуальный ликбез.
– Дорогой, я сейчас скажу тебе что-то важное, ты должен запомнить. Когда опасно и у тебя дома нечем предохраняться, то можно заниматься любовью только один раз.
– Почему? – недоверчиво спрашивает Нури.
– Потому что твоя штучка вся в семени, и в тот момент, когда ты опять начнешь, все уже свершится.
Нури сидит как изваяние.
– Не бойся, – успокаиваю я его, – я знаю, что надо делать. Это очень просто. Слушай. Ты быстренько идешь в туалет, делаешь по-маленькому, чтобы все смылось. А потом моешь его, но тщательно! Это все. О'кей?
Нури смотрит на меня так, словно я говорю по-китайски.
Я целую его.
– Будь так любезен, сходи в туалет, сделай пи-пи, сколько сможешь, и помойся потом как следует с мылом!
– Но мне не надо в туалет! – возмущенно парирует Нури.
– Нет, надо. Пары капель достаточно. Ты должен заставить себя!
– Но я не могу, когда я так взволнован! – Как упрямый ребенок, он показывает на свою вертикально торчащую анатомию. Можно сколько угодно мучиться, ничего не выйдет!
– Тогда ты должен одолеть его. Попробуй холодной водой.
– Что? – Он смотрит на меня как на сумасшедшую. Неужели я действительно хочу, чтобы он устроил своему священному фаллосу холодный душ? Я хочу!
– Ты должен попытаться, – неумолимо говорю я, – иначе мы не сможем быть вместе!
Он раздумывает секунду, видит, что я не шучу, и со вздохом натягивает рубашку. Потом вытаскивает пустую консервную банку, становится ко мне спиной возле кухонной ниши и замирает.
Минут через пять я слышу робкий плеск.
– Десять капель! – восторженно кричит Нури, швыряет банку в мусорное ведро и молниеносно раздевается. – Все в порядке, дорогая! – Потом он, как приказано, моется, вытирается свежим белым носовым платком и, сияя, спешит ко мне. – Я сделал все, что ты хотела. Что теперь?
Ну ладно. В Канаде, правда, не писают перед своей возлюбленной в консервные банки, но зловонный клозет был бы еще хуже. Хорошо, что он там не был. Все-таки в нем больше деликатности, чем мне показалось вначале. Славный мальчик. В награду (и чтобы удостовериться, что все в порядке) я поцелую его сейчас внизу. Он для этого достаточно аппетитный.
– Ляг ко мне, дорогой. Я сказала лечь, а не броситься. Нет, нет! Не на меня! Я не переношу, когда мужчина лежит на мне. Иди сюда, ложись рядом. И лежи спокойно. Абсолютно спокойно!
Я наклоняюсь к его члену. У спермы острый, почти алкогольный привкус, но на твердом, изогнутом мужском достоинстве Нури ничего подобного нет. Я пробую языком и ощущаю только вкус мыла. Хорошо. Ребенок чист и готов к употреблению. Но лизать больше нельзя, иначе сейчас будет новая катастрофа. Нури уже опять стонет и дрожит. Он явно на пути к новому оргазму. Я кусаю его в руку. Это действует. Он открывает глаза.
– Спокойно, дорогой. Ты должен владеть собой! Он неожиданно всхлипывает.
– Я не могу. Я хочу наконец заниматься любовью! Я это не выдержу, я с ума сойду! – Крупные слезы катятся из его черных глаз, и мое сердце тут же наполняется жалостью.
– О'кей, о'кей! Хорошо. Иди ко мне. Ляг на бок и тесно прижмись к моей спине. Так, теперь обними меня. Чудесно!
Я просовываю руку между своих ног, беру его член и умело заправляю в себя. Должна признаться, что после месячного перерыва это приятно.
– О!.. О!.. – выдавливает Нури и начинает двигаться, как сумасшедший. Толчки становятся все быстрее и быстрее.
Меня охватывает паника. Так дело не пойдет. Еще одна секунда – и я забеременею. Ловким движением я поворачиваюсь, и он выскальзывает из меня. Преимущество этой позиции в том и состоит, что женщина – хозяйка положения. Это было на редкость своевременно.
– Что ты делаешь? – возмущенно орет Нури.
– Ты должен следить!
– Я слежу! – протестует он.
– Ты почти кончил.
– Неправда! Я следил!
– Это мы сейчас увидим, – говорю я, переворачиваюсь и подвергаю его новой проверке. – О'кей, ты прав, извини! Но не двигайся так быстро, иначе это сразу произойдет. Медленнее, дорогой, как только можешь. Чем дольше это длится, тем прекраснее.
Нури старается изо всех сил, и пару секунд дело кажется весьма утешительным. Его орудие хотя и маленькое, но благодаря своей изогнутости задевает мое самое чувствительное место. Действительно приятно. Но как только мне становится хорошо, я сжимаю внизу мускулы, это получается само собой, совершенно непроизвольно. Однако мои мышцы развиты чересчур хорошо для выносливости Нури. Только я почувствовала, что мои мускулы внизу сократились, как все происходит молниеносно. Нури сладострастно стонет, хватает мою грудь, начинает судорожно дергаться, и если это не оргазм, то я не Офелия!
Это самый настоящий оргазм, и состоялся он там, где не имел права состояться. У меня замирает сердце. Вот что получаешь, когда пренебрегаешь своей интуицией и непременно желаешь разыгрывать из себя учительницу.
Нури повержен в прах.
– Пардон! Извини, дорогая! Я не знаю, как это произошло. Я не нарочно. Честное слово, клянусь. Вообще-то я могу вечно. Несколько часов подряд! Знаешь что? Ты поедешь со мной в Тунис. Мы поженимся, и у нас будет много детей. Мы всегда будем вместе! – Он тесно прижимается ко мне, целует и гладит, так что я просто не могу больше сердиться на него.
К тому же дело обстоит так: действительно опасно было на прошлой неделе. Когда по-настоящему опасно, я не встречаюсь ни с кем, кроме постоянного друга, которому полностью доверяю. Чужих я к себе не подпускаю, тут инстинкт самосохранения всегда срабатывает. Сегодня уже девятнадцатый день после месячных. Если повезет, ничего не случится!
– О'кей, радость моя! Итс ол лрайт! – утешаю я Нури. Почему это я вдруг заговорила по-английски? Может, потому что мой последний друг был американцем и отличным любовником? И я страстно хотела бы, чтобы он очутился на месте Нури? Скорее всего.
– Я люблю тебя! – Нури гладит мою грудь. Потом встает, берет расческу, наматывает мои длинные локоны на руку и начинает расчесывать концы.
– Ты такая красивая! Я обожаю тебя! Мы поедем вместе в Тунис!
– Почему бы и нет! – Я слишком устала, чтобы вести долгие разговоры. – Ты не мог бы открыть окно? Здесь нечем дышать!
– Нельзя, – твердо говорит Нури, – там околачивается привратник. Он знает, что у меня гости, и я не хочу, чтобы он нас видел! Скажи, – говорит он с надеждой, – я еще должен следить?
– Нет, больше не надо!
Нури отбрасывает на пол расческу и так сжимает меня, что я почти задыхаюсь. Он обдает меня своим жарким дыханием и неистово целует в ухо.
– Дорогая, мой цветок, моя капустка, мой кролик! Сегодня наша свадьба! Мы неразделимы, Юсуф умирает от зависти. Я покажу тебе, на что я способен! Ты останешься у меня. И завтра тоже. Да-да-да! Мы проведем весь день в постели. А вечером я приглашаю тебя на ужин в ресторан. И в кино! Хочешь? Смотри-ка, я могу опять! – Он с гордостью демонстрирует готовность к новым победам.
На этот раз мне не приходится помогать ему рукой. Он сам находит путь, и игра начинается снова. Нури сдерживается изо всех сил, движется медленно и осторожно. Мне становится приятно, я чувствую, как сокращаются мои мышцы, и тут же Нури начинает безумные толчки, радостно вскрикивает и достигает вершины блаженства. На этот раз все длится две минуты!
Воздержусь от описания остатка ночи. Вышеупомянутая сцена повторялась до рассвета, с той единственной разницей, что интервалы между молниеносными набегами Нури становились все длиннее.
В пять утра, после шести «актов», мне окончательно это надоело. Я терпеливый человек, но всему есть предел. Нури как раз заснул, я осторожно встаю и беззвучно одеваюсь. Бросаю последний взгляд на красивое тело, в расслабленной позе лежащее на диване, на алые губы, длинные темные ресницы – такой аппетитный мужчина и так неудачно запрограммирован!
Задуваю почти догоревшую свечу. Адье, Нури. Счастья тебе в Тунисе!
На улице уже светлело, и, если не ошибаюсь, в темном коридоре притаилась черная тень. Привратник? Действительно подслушивал у двери? Ну и пусть. Он меня не знает и никогда больше не увидит. Я глубоко вздыхаю. Воздух упоительно чист. Птицы уже щебечут. Неожиданно для самой себя я начинаю бежать и не могу остановиться. Улицы пустынны, я бегу в своих изысканных, шикарных туфельках, абсолютно не предназначенных для этого, по всему Монмартру, а потом проделываю бегом и весь длинный путь домой. Я человек не спортивный, но бег действует на меня удивительно облегчающе. Все обманутые ожидания, все разочарования ночи уходят от меня. Обливаясь потом, с сердцем, готовым вот-вот выпрыгнуть из груди, вконец запыхавшаяся, прибываю домой. Ноги болят до такой степени, что невозможно описать.
Из последних сил плетусь в салон и опускаюсь на мягкие диванные подушки. Спасена! Скидываю туфли, стаскиваю чулки, разумеется, спустившие петлю, и бросаю их на розовый ковер. Наконец, отдышавшись, иду босиком в душ и считаю синяки. Их пять – два на правой руке и три на бедрах. Ненавижу синяки!
Уныло становлюсь под душ. Почти тут же мне становится лучше. О, какое блаженство – теплая вода. И душистое мыло… А пушистые полотенца… А белый махровый халат с капюшоном, оставленный моим директором оперы, в который я сейчас заворачиваюсь с головы до ног.
А как упоителен роскошный туалет, выложенный розовым толстым ковром! Я обрызгиваю себя своими любимыми духами, закалываю рыжие локоны и расстилаю на полу белое толстое полотенце. Потом сажусь на него и начинаю ритуал, еще ни разу в жизни не подводивший меня. Когда меня что-то выводит из равновесия либо я хочу основательно над чем-то поразмыслить, я делаю массаж ног.
Автор идеи – моя бразильская прабабка, и я рекомендую ее всем. Ничто так не расслабляет и не позволяет взглянуть на вещи в правильном свете, как продолжительный, приятный массаж ног.
Я применяю для этого душистую смесь из цветов гардении и кокосового масла (рецепт секретный, родом с Гаити) и не прекращаю, пока не чувствую приток крови и кожа не розовеет. Потом подпиливаю ногти, да-да, не жалею времени и подпиливаю ногти на ногах! Если нужно, покрываю их свежим красным лаком. Или розовым перламутровым. Или оранжевым, по настроению.
Когда ноги готовы и на них нет ни единого кусочка грубой, ороговевшей кожи, душевное равновесие обычно восстановлено, и все выводы сделаны.
Так же и на этот раз.
Никто не сможет мне доказать, что Нури и Юсуф и бог знает еще сколько арабов по природе ущербны в сексуальном плане. Насколько я понимаю проблему, ребята прилежно тренировались испытывать как можно быстрее и как можно больше оргазмов. И это они называют потенцией!
Да-да! Думаю, так оно и есть.
Начинают они в период полового созревания, тайком, при помощи руки, а потом хвалятся перед друзьями своими достижениями, как сегодня Юсуф хвастался перед Нури.
Удивительно, но они сами из себя делают скорострелок. А почему? Потому что путают количество с качеством. Потому что воспитаны на культуре, где женщина – пустое место, а истинное – «голубые» интрижки. Как выразился кто-то на празднике Нури: «Женщина для дела, мальчик для развлечения, а кобель для удовольствия!» А если один мужчина имеет другого в зад, то, как подсказывает логика, дело не в том, как долго он может. Напротив, чем больше времени ему понадобится, тем обременительнее это для партнера.
И для многоженства это идеально! Скорострелка просто создан для этого. Две минуты – и готово! Еще две минуты – и оплодотворена другая. Еще – и зачат сын. Теперь я понимаю, откуда взялось выражение «демографический взрыв».
Да, мои дорогие, вот какие мысли посетили меня в седьмом часу утра в Париже, в роскошных апартаментах господина оперного директора. Меня вдруг осенило! Годами я ломала себе голову, почему во многих исламских странах женщины изуродованы в сексуальном плане, почему наложен запрет на маленький орган наслаждения между ног.
После ночи с Нури мне все ясно. Кто ничего не чувствует, не попросит большего. Он не докучает мужчинам-скорострелкам, не требует ласк и внимания. Две минуты – и все о'кей. Или тридцать секунд. Тот, кто покупает этих женщин, а они по-прежнему покупаются, получает товар, который не требует особого ухода.
Какое счастье, что я появилась на свет в Канаде, а не в какой-нибудь стране, где заправляют муллы! Еще никогда я не была так благодарна моим сорока трем западным любовникам, один мне дороже другого. Чего стоит только мой последний, Лесли Рабин, с которым я сдуру разругалась, потому что он не хотел, чтобы я ехала в Париж. Лесли, детка! Как только подумаю о тебе, слезы наворачиваются на глаза.
Мы занимались сексом целыми ночами, не спеша, терпеливо (и никогда спереди). Он всегда был безупречен. Часами целовались и гладили друг друга. О, Лес! Как мне не хватает тебя! Сейчас же иду в постель и буду ласкать сама себя. Правильное решение, ибо настолько обманутой в своих надеждах я еще не была никогда!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39