Поэтому сейчас Энн приходила в ужас при мысли, что их благополучие может пошатнуться. Она не осуждала Билла за то, что он одолжил денег сыну. Она сама поступила бы так же. Но ее расстраивало то, что Билл скрыл от нее это.
Им обоим требовалось время, чтобы привыкнуть к новостям, услышанным друг от друга, но сын с невесткой отчаянно настаивали на своем приглашении. Пит не хотел оставлять Стеллу одну на время поездки в Манчестер. После таких неожиданных и непривычных слез жены он беспокоился за ее душевное равновесие, справедливо полагая, что именно он нарушил его. Кроме того, его не оставляла тревога за родителей. Если бы Пит не решил больше не видеться с Бет, он обязательно обсудил бы с ней здоровье матери. Хотя Бет и не была кардиологом, он не сомневался, что она дала бы ему дельный совет. Однако он принял решение, и этот путь был для него закрыт.
До тех пор, пока Пит не разговорился с Крисом, он вообще не понимал, почему согласился на поездку в Манчестер. Со времени их новоселья его жизнь сошла с налаженной колеи, и управлять ею начали какие-то случайные силы. Но, может быть, ночь вдали от дома поможет ему разобраться в происходящем?
Проснувшись в субботу утром с больной головой, Пит прежде всего подумал о Стелле и родителях. Оставалось надеяться, что с ними все будет в порядке, они позаботятся друг о друге.
— Что ты делаешь, Стелла? — мягко спросила Энн.
— Ничего, — ответила она. И это была правда. Она ничего не красила, не убиралась, не листала любимые каталоги, наконец, и это было очень странно.
Стелла принадлежала к людям, для которых жизнь имела смысл, только если она была до отказа заполнена разнообразными делами. Безделье она переносила плохо. Она не читала книг и не любила телевизор. Для нее существовало только четыре занятия: работа, развлечения, походы по магазинам и благоустройство жилища.
Однако страхи за Пита и за их совместное будущее парализовали ее.
Она не могла работать, потому что была суббота, а она не настолько серьезно воспринимала свою карьеру, чтобы брать работу домой на выходные.
Она не могла развлекаться, потому что по дому бродили печальные и потерянные родители Пита.
Поход по магазинам исключался ввиду грозящего Питу увольнения.
Оставалось только благоустройство дома. Однако без Пита Стелла не могла и шагу ступить. Хотя он и отрицал это, но она ничего не делала без его одобрения. Это был единственный для нее способ показать свою преданность, которую Пит воспринимал как лицемерие. Ему казалось, что Стелле от него нужна лишь чековая книжка.
С родителями Пита Стелла не могла поделиться своими страхами — у них сейчас и своих забот хватало. Поэтому она, как призрак, бродила по дому, удивляясь, что заставило их купить его.
Проблема заключалась в том, что это здание не было и не могло стать их домом. Покупая жилье, Пит со Стеллой всякий раз делали выгодные вложения, преображали интерьеры на зависть друзьям. Но они никогда не имели настоящего, теплого дома.
Стелла всегда с пренебрежением отзывалась о знакомых, которые обзаводились семьями, заводили детей и превращали свои жилища в хаос. Как правило, она просто вычеркивала из своей жизни этих людей, столь мало ценящих материальные блага. Они не вписывались в ее безупречный мир элитного паркета и сотканных вручную шелковых штор.
Их последний дом воплощал собой идеал, который в юности казался ей недостижимым. Он был олицетворением успеха, которого они с Питом достигли и который заслужили годами упорного труда. Правда, все решения и идеи осуществляла она, но это никогда ее не беспокоило. Однако ночь, проведенная без Пита, внушила ей тревогу. Дело было не только в его болезни. Возможно, болезнь и не была настоящей проблемой. Все началось с новоселья. Стелла заметила прохладное отношение мужа к вечеринке. Конечно, оно могло быть следствием трудностей на работе. Хотя…
Стелла вспомнила, как они выбирали дом. Тогда она восприняла молчаливое согласие Пита на покупку как проявление любви к ней. Сейчас в ее сердце закралась страшная догадка, что оно было проявлением безразличия.
Она мысленно прокрутила время назад, когда был закончен ремонт в их прежнем доме. За пять лет они провели такую модернизацию, что цена викторианского особняка поднялась вдвое. Стелла купила шампанского, чтобы отметить радостное событие, они с Питом зажгли везде свет и ходили по дому, восхищаясь переменами. Стелла тогда воскликнула: «За этот дом мы выручим такую сумму, что сможем купить себе настоящий дворец!»
Только на следующий день, наткнувшись на недопитую бутылку шампанского, она поняла, что праздник закончился с этими словами…
Стелла не осмеливалась путешествовать по памяти дальше. Все свои надежды она связывала с созданием идеального дома. А сейчас Стелла внезапно осознала, что чем больше усилий она прилагала к осуществлению мечты, тем более недостижимой становилась мечта.
Но еще не все потеряно! Стелла выпрямилась, приняв решение. Продать этого монстра в его нынешнем состоянии невозможно. Но она приведет все в порядок и все-таки продаст его, чтобы купить дом, который придется Питу по душе, — настоящий уютный дом, где они будут счастливы.
Приняв решение, Стелла захотела его с кем-нибудь обсудить. Она набрала номер Лорен. Телефон молчал. Тогда она набрала номер мобильника, но ей сказали, что он больше не существует. Стелла нахмурилась. Было девять часов субботнего утра. Куда же пропала ее лучшая подруга?..
— Я умираю! — простонала Лорен, выползая из ванной.
Она промучилась всю ночь, в основном из-за суши, которое съела, поддавшись пьяной беспечности. Но похмелье тоже давало о себе знать. Она не помнила, сколько они с Иззи выпили вечером. В памяти мелькала вереница баров, по которым они ходили после ресторана.
— Кто здесь? — раздался из спальни испуганный голос Иззи. Она появилась на пороге гостиной и изумленно уставилась на Лорен. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы вспомнить, кто перед ней.
Лорен ухватилась за спинку стула.
— Лучше спросить: «Неужели я выгляжу так же плохо, как ты?» Ты видела себя в зеркале?
Обернувшись к огромному зеркалу позади нее, Иззи в ужасе отшатнулась. Мертвенная бледность лица контрастировала с синей растекшейся тушью, зловеще-багровыми пятнами румян и кроваво-красной помадой. Впечатление дополнялось платьем, которое теперь болталось на ее тощей фигуре, как половая тряпка, которой, похоже, уже помыли очень грязный пол.
Иззи и прежде случалось страдать от похмелья, но сегодняшнее утро было самым худшим и мучительным в ее жизни.
— Я срочно иду в душ, — заплетающимся языком пробормотала она, но, не сделав и двух шагов, рухнула в кресло. — То есть сразу же пойду, как только смогу встать.
Пятнадцать минут Лорен и Иззи сидели друг напротив друга, не в силах пошевелиться. Наконец Лорен удалось подняться.
— Можно, я заварю чаю? — прошептала она, боясь, что от более громкого звука у нее разорвется голова.
Иззи едва заметно кивнула.
К половине одиннадцатого им стало получше. Они напились чаю и даже смогли по очереди принять душ, хотя для этого потребовались поистине нечеловеческие усилия. Потом Иззи долго искала одежду, которая подошла бы Лорен. После тщетных попыток втиснуться в джинсы шириной с сигарету она наконец натянула бесформенные спортивные брюки и мешковатый свитер.
С отмытыми от косметики лицами Иззи и Лорен напоминали двух подростков (конечно, если не замечать синяков под глазами). Они снова сели в кресла и погрузились в воспоминания о прошлом вечере, которые становились тем туманнее, чем больше коктейлей было выпито.
Лорен смутно помнила, что Иззи много говорила о Вагнере, используя не совсем цензурные выражения, и выдала самый странный послужной список из тех, которыми могла бы похвастаться девушка из среднего класса. Среди ее занятий значились даже выступления в цирковом кордебалете. И еще она была моделью, демонстрировавшей ноги, точнее пятки. Фотография ее левой пятки красовалась на каждой коробке с мозольным пластырем, поставлявшимся в Юго-Восточную Азию. Она даже сняла туфлю в баре, чтобы Лорен могла насладиться оригиналом, просвечивавшим сквозь тонкие колготки.
— Ты делаешь макияж пятки? — с сомнением спросила Лорен, ошибочно предположив у Иззи наличие чувства юмора.
— Конечно, нет! — возмутилась Иззи. — И вообще, чему ты так удивляешься? Ты что, никогда не видела фотографий пяток в журналах?
— Никогда! — заморгала Лорен. — Но теперь я буду везде их высматривать, клянусь. — Абсолютное отсутствие иронии в ее словах было доказательством того, что она окончательно напилась.
Выслушав полный отчет о местах работы Иззи, Лорен спросила ее о личной жизни. После того, как они вместе сходили в туалет и через стенку кабинок передавали друг другу туалетную бумагу, Лорен чувствовала себя вправе задавать столь интимные вопросы.
Если бы она была трезвее, то заметила бы, как испортилось настроение у Иззи, и сменила бы тему. Но алкоголь окончательно затуманил ей мозги.
— Ну расскажи, Иззи! — протянула она. — У тебя, должно быть, куча поклонников. Ты же модель! И потом, ты такая…
— Непохожая на других, — закончила за нее Иззи. — А знаешь, каких женщин предпочитают мужчины? Абсолютно нормальных, не выделяющихся из толпы. И я их не осуждаю. Я и сама хочу стать такой, только у меня не получается.
Лорен пожала плечами:
— Извини за бестактность, но тогда зачем ты так издеваешься над собственной внешностью? Твоя прическа, макияж, одежда…
Иззи сжала губы. Эксперименты с внешностью как раз и были ее способом защиты от бестактности окружающих.
— А ты посмотри на меня внимательно.
Но Лорен не нужно было смотреть лишний раз. Она не сомневалась, что лицо Иззи навсегда запечатлелось в ее памяти.
— Я уже посмотрела, Иззи. Ты высокая, стройная, у тебя потрясающий овал лица, и любая женщина должна завидовать тебе черной завистью.
Иззи закрыла глаза. Она ожидала услышать именно такой ответ.
— Ты прекрасно знаешь, что я страшилище. Люди, кстати, часто говорят мне об этом, думая развеселить меня.
Лорен покраснела, вспомнив, что ее первое впечатление от Иззи было именно таким.
— Уверена, что они не хотят обидеть тебя. Просто твоя внешность… внушает трепет.
— Я не желаю внушать трепет! — крикнула Иззи, и посетители ресторана посмотрели в ее сторону. — Когда человек выглядит как я, у него есть два варианта: внушать трепет или маскировать свои естественные черты.
— А ты пробовала? — осторожно спросила Лорен. Ей было бы любопытно посмотреть на Иззи без всякого маскарада.
Иззи фыркнула:
— Конечно, пробовала. Тогда вместо высокого, худого и странно одетого чучела я становилась похожа на высокое, худое и бесцветное чучело. В любом случае люди отворачивались от меня.
Лорен не знала, что ответить, потому что не могла не признать правоту Иззи. Но за устрашающим фасадом она успела разглядеть ранимость и мягкость.
В свою очередь Иззи поинтересовалась, что у нее с Крисом.
— А что говорил Крис? — с любопытством спросила Лорен.
Иззи пожала плечами:
— Ничего определенного. Просто обмолвился, что у тебя были проблемы с общением.
Лорен была благодарна Крису за сдержанность. Ей бы, конечно, тоже следовало промолчать, но она все еще плохо соображала. Таким образом, вся история выплыла наружу.
Иззи слушала, раскрыв рот.
— Я не понимаю. Как он должен был сказать слово «астрология», чтобы ты солгала о своем знаке Зодиака? Насколько я знаю, Крис вообще не воспринимает серьезно все эти разговоры о звездах.
Лорен грустно улыбнулась. Иззи лишь подтвердила ее подозрения — она солгала зря, потратила драгоценное время на глупые переживания, упустила возможность получше узнать хорошего человека за то короткое время, которое ей осталось провести в Англии.
Иззи было жаль Лорен, и в то же время она испытывала облегчение. Оказывается, и у нормальной красивой женщины тоже могут быть проблемы общения с окружающими. В этот момент Иззи даже чувствовала свое превосходство, потому что никогда не лгала, чтобы произвести на кого-нибудь впечатление. Она не видела смысла в подобной лжи. И хотя Лорен уверяла, что иногда разумный обман помогает расположить людей к себе, вызвать симпатию и что на работе она постоянно прибегает к такого рода обману, Иззи позволила себе покровительственный тон по отношению к ней.
— Не отступайся от Криса, Лорен. Я знаю, ты ему нравишься, так что действуй смелее. Он хочет продолжения. — Точнее было бы сказать, что Иззи хочет продолжения их отношений. Но она была не настолько пьяна, чтобы признаваться в этом.
Впрочем, Лорен ее не слишком внимательно слушала. Она уже поняла, что Крис не предназначен для нее. Однако, освободившись от мыслей о нем, она начала думать не о Нью-Йорке, а, к своему удивлению, о Тендейле. Лорен вспомнила, как однажды вечером она сидела с Ричардом в магазине и смотрела, как он раскладывает по полкам лыжные костюмы. Ее уже пару дней занимала одна нелепая идея, и внезапно у нее вырвалось:
— Кажется, я понимаю, почему ваша жена, приехав сюда впервые, влюбилась в эти места и не захотела уезжать.
Ричард расхохотался:
— Не знаю, почему у вас создалось такое впечатление. Она влюбилась не в эти места, а в свою мечту о жизни здесь. Она приехала в мае, а в сентябре мы поженились. Теперь я понимаю, что не должен был жениться на ней, пока она не проживет здесь зиму. Зимы здесь суровые.
Лорен с сомнением посмотрела на него:
— Сейчас зима, а мне тут нравится.
Ричард проследил за ее взглядом, брошенным в окно. Всюду лежал снег, а тишину лишь изредка нарушал шум автомобильного мотора.
— Вы приехали на несколько дней. В этом разница.
— Но вы говорили, что любите зиму, — возразила Лорен.
— Потому что здесь — мой мир.
Лорен продолжала неотрывно смотреть в окно и спрашивала себя, сможет ли она когда-нибудь принять этот мир.
— О чем вы думаете? — вдруг спросил Ричард.
— О том, что я, наверное, могла бы провести в этом магазине всю жизнь, — мягко ответила она.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37