— Мне кажется, он серьезно болен. К тому же сейчас наша очередь. Я очень прошу.
Это было ловушкой. Иногда он затевал подобную игру, когда понимал, что должен набить чью-то морду, но «вшивая интеллигентность» мешала ему это сделать. Он сознательно шел на самоунижение, зная особенности своей натуры. Он был очень гордым. Он мог себе отказать в чем угодно, но унижаться было для него страшнее смерти. Дальше, как правило, кровь била в голову, он превращался в сумасшедшего, для которого не существовало каких-либо барьеров. Ничего не подразумевающая женщина проглотила наживку. Перед ней стояло какое-то ничтожество и что-то от нее требовало… Она встала со стула и прикрикнула басом:
— Убирайся отсюда.
Звериный оскал исказил его лицо. Он сорвал с женщины ее головной убор и со всей силой ударил им ей в лицо. Один раз, второй…
— Твою мать, — заорал он, — да я тебя…
Он уже поднял кулак для удара, но сзади услышал крик врачихи. Однако его привел в чувство не этот крик, а вид женщины, которую он собирался снова ударить. Она была в шоке, глаза выкатились из орбит.
Дальше все было, как в плохом боевике. Женщину увели из кабинета. Врач посмотрела его сына и тут же определила:
— В больницу. Чем быстрее, тем лучше.
Когда сын чуть подрос, он любил утром залезать к отцу в постель и требовать, чтобы тот ему спел любимую песню, название которой малыш еле-еле мог выговорить. Уехав в большой город, первое время он не мог смотреть на маленьких детей… Очень сильно скучал по сыну. А сейчас… Мальчик смотрел на него своими преданными глазами, а он думал, что на самом деле сын совсем и не такой красивый, как он считал раньше.
— Ты сильно изменился, — сказал ему отец. — Что-то случилось?
— Я устал, — ответил он мрачно. — Вы почему не предупредили, что собираетесь приехать?
— Мы хотели сделать тебе сюрприз, — сказал отец. — Как твои дела?
— Так себе. Неважно.
Вернулся он в пансионат в конце августа. На этот раз ее комната не пустовала. Там находилась молодая, худая, не очень приятная девушка с шальными глазами. Она тоже жила в этой комнате.
— Вы что-то хотите? — спросила она явно недружелюбным тоном, и он понял, что в короткие летние ночи им было что друг другу рассказать…
— Где она? — спросил он сухо.
— Не знаю, ищи ее сам, — бросила девушка и демонстративно повернулась к стене.
Он искал ее недолго. Она сидела в небольшой уютной беседке, находящейся между озером и жилым корпусом, окруженной со всех сторон деревьями.
— Ты приехал! — обрадовалась она.
— Что-то случилось? — удивился он.
— Нет, но мне так одиноко…
— Странно, а я думал — наоборот…
— Ты не прав, не прав…
Они замолчали. Потом она села рядом и крепко прижалась к нему. Она хотела, чтобы он обнял ее… Но он сидел неподвижно… Слишком сильна была обида той ночи, когда он ее безуспешно ждал. Он не мог так сразу… А она… Лицо у нее сейчас было бледным и некрасивым, глаза были грустными.
— Ты когда уезжаешь? — спросила она.
— Не знаю. Мне вообще-то предложили остаться до конца смены, — про отца и сына, которые остались в городе и ждали его, он старался не вспоминать.
— Оставайся, — сказала она.
— Я, правда, не знаю.
— Оставайся, — снова просила она, и он, погладив ее золотистые волосы, вздохнул.
— Останусь, конечно. Куда я денусь.
Это было ошибкой, большой ошибкой. В тот день в беседке порыв нежности к нему был обусловлен очередным изменением ее настроения. Это была неосознанная попытка восстановления былой дружбы. Но он тогда был не готов, вернее, он хотел, чтобы она, как в ту ночь, уговаривала его. Но она была уже не та… Что-то сломалось в ней. Что-то тонкое, нежное, хрупкое. А может быть, она просто стала сильнее? Правда, моментами у нее снова появлялась тяга к нему… Но только моментами.
Он страдал, он чувствовал, что не в форме, что с ним происходит что-то странное, что-то непонятное. Он как будто был во сне, в красивом, но кошмарном сне, где он заранее был обречен на поражение. Они были рядом, но… Она все время либо работала, либо где-то пропадала. Она явно игнорировала его, а может быть, боялась. А возможно, он действительно сильно проигрывал молодым, довольным жизнью парням, которые всюду окружали ее? Он ничего не понимал. Роль статиста его абсолютно не устраивала. Но бросить все и уехать в большой город он уже был не в силах.
Все когда-то кончается. На следующий день пансионат закрывался, и все разъезжались по домам. Она же уезжала в небольшой городок на другом конце страны. В свою очередь, через полгода он тоже должен был уезжать из большого города. Им суждено было расстаться навсегда, и это было ясно с самого начала.
По традиции, в пансионате в последний вечер устраивали веселый красочный карнавал. На костровой площадке, по форме напоминающей амфитеатр, полукругом размещались три ряда скамеек, а в середине была большая ровная площадка для танцев, в центре которой зажгли прощальный костер. Это было громадное кострище, состоящее из огромных бревен, выше человеческого роста. Такие костры жгли во время языческих ритуалов древние скифы. Языки пламени взвивались высоко в небо. Громко звучала модная мелодия, от которой кружилась голова. Пары плавно качались в такт. Лето давало свой последний спектакль.
Он ждал ее и лихорадочно придумывал, что скажет на прощанье. Он ей скажет, что она очень и очень хорошая, что у нее в жизни все будет прекрасно, что он никогда-никогда ее не забудет. Он поцелует ее в щечку и добавит, что они расстаются как друзья. Нет, как очень и очень хорошие друзья. Он скажет, что многому ей обязан, что в самый критический момент его жизни она, как весенний ветер, ворвалась в нее, и жизнь перестала быть такой тягостной, такой тоскливой, а он благодаря ей стал более умным, сильным, добрым. Она подарила ему такие счастливые мгновения, которые стоят целой жизни. Он ей скажет…
Но время шло, а ее все не было и не было. Он сильно переживал, бесцельно бродил по пансионату, сидел и долго смотрел, как летят искры из костра и как молодые, красивые люди танцуют и радуются в последний вечер… Спустя час он пошел к ее корпусу. Ее комната была заперта. С обреченным видом он вернулся на костровую площадку. Уже было темно, пламя костра взвивалось ввысь, музыка, казалось, соревновалась с теплым, летним ветром, перемешивая пары, листья, искры чувств… Было красиво, как никогда в его жизни, так красиво, что казалось, что жизнь, любовь и все хорошее на свете существовали только ради этого дня. Но и грустно было как никогда. «Она решила со мной не прощаться. Ну что ж, это тоже выход». Он долго еще сидел и смотрел на темное небо, на огонь и на танцующих людей, а потом пошел к себе в комнату, которая ему показалась мрачной, как тюремная камера. Он лег на кровать, выключил свет и уставился на потолок… Праздник в пансионате продолжался. «Как все странно: мы встретились после праздника и расстаемся после праздника», — думал он. Время от времени до него доносились веселые крики и шум разговоров. Он слышал, как открываются и закрываются двери корпуса. С костровой площадки доносились звуки музыки. «Надо было отсюда раньше уехать! А сейчас… сейчас главное — пережить эту ночь, пе-ре-жить…»
Было уже три часа ночи, когда к нему в комнату вошла женщина, с которой он познакомился на днях.
— Скучаешь? — спросила она.
— А что?
— Может, пойдем прогуляемся?
Сначала они гуляли около озера, а потом пошли на костровую площадку. Лето продолжало свое чародейство. Ночь была изумительная. В воздухе стоял аромат цветов, запахи леса. В этот последний день лета казалось, что даже фонари светят как-то особенно красиво. Так бывает только раз в жизни. В черном ночном небе блестели большие далекие и загадочные звезды, и ветер качал их в такт музыке, которая еще продолжала заманивать одинокие души. От огромного костра осталась небольшая кучка углей, которая тихо догорала. Ветер усилился, и большие изящные сосны страстно зашумели, приглушая музыку и разговоры последних блуждающих пар.
Около костра стояли двое. Они приблизились к костру, и он узнал ее. Рядом с ней стоял высокий, красивый незнакомый парень. Они стояли по разные стороны костра и смотрели друг на друга. Она подошла к нему.
— Как ты? — спросила она тихо и заглянула ему в глаза. Так она смотрела на него в тот вечер, перед тем как сказать: «Подари мне эту ночь». «Неужели она, наконец, поняла, что мы расстаемся навсегда, что мы все-таки друзья и что меня больше не будет в ее жизни, — подумал он. — Не поздно ли? Она наверняка знала, что я буду ждать ее, но не пришла. Она мне нарочно сделала больно. Почему сейчас я должен поддаваться ее настроению?»
— Как видишь, неплохо, — сказал он нарочно сухо и, повернувшись к знакомой, произнес: — Нам пора.
Они уходили, и он чувствовал спиной ее взгляд. «Вот мы с ней и попрощались. Как все глупо».
— Пошли к нам, — сказал он своей спутнице, — мне осточертела эта прогулка.
Та посмотрела на него изучающим взглядом, но молча пошла за ним.
— Почему ты свет не включаешь? — спросила она, когда они вошли в его комнату.
— Зачем? — произнес он и прижал ее к себе. Она не сопротивлялась. Он погладил ее грудь, потом рука скользнула ниже. Она не сопротивлялась. Он снял с нее юбку. Женщина стояла и молча смотрела в сторону.
— Извини, — сказал он ей, отшвырнул юбку, которую почему-то еще держал в руке, и убежал из комнаты.
Когда он вернулся на костровую площадку, костер еще догорал. Ветер усилился. В воздухе кружились сухие листья. Музыка больше не играла. Фонари были погашены. Праздник кончился. Вокруг костра еще стояли молодые люди, но ее среди них не было.
Через полчаса погода начала резко портиться.
Хлынул теплый летний ливень. Он стоял у костра, пока полностью не промок. Остальные уже давно рассеялись по корпусам.
Стало холодно и неуютно. Оставшуюся часть ночи он не сомкнул глаз и, лежа в одежде на постели, думал…
Часов в десять утра он встал и вышел из комнаты. Автобусы уже стояли перед пансионатом. Минут через тридцать они двинутся к городу и… Он пошел в ее корпус, поднялся на ее этаж и постучал в дверь.
— Да, — услышал он чужой голос.
Он вошел и увидел ее. Но она была не одна. В комнате находилась ее напарница.
— Я тебя очень прошу, выйди на пять минут, — сказал он последней.
Та с гримасой полного презрения вышла.
Он стоял, не зная, что говорить. Она сидела на кровати, опустив лицо, глаза у нее была опухшие и красные.
— Я не хочу с тобой прощаться вот так, как будто мы чужие люди, — сказал он, сам удивляясь, насколько четко он произнес эти слова.
— А мы разве не чужие? — спросила она подавленно и отвернулась к окну.
Он сделал то, чего она, должно быть, давно от него ждала, — подошел, сел рядом и крепко ее обнял.
— Прости, — сказал он, — ты считала, что я умный, сильный, что я все понимаю и все знаю. А я ничего не знаю. Ничего! Ты не представляешь, какой я глупый.
Она заплакала, и он почувствовал себя последней сволочью, жалким эгоистом, который так и не смог разгадать, что она, эта самая хорошая в мире девушка, так долго от него хотела, но так и не получила. Сейчас она выглядела взрослой, усталой и некрасивой. Она плакала, а он стоял, будто на собственных похоронах, и не знал, что сказать, что сделать и вообще — как дальше жить.
В дверь постучали, и вошла напарница:
— Нас уже зовут, пора уезжать.
— Ты действительно глупый, — сказала она сквозь слезы и освободилась от его объятий. — Все! Пора уезжать.
— Ты уже взяла билет на самолет? — спросил он, стараясь подавить чувство ярости, а может быть, отчаяния, которое внезапно охватило его из-за унижения перед той, которой он так хотел нравиться.
— Да. Через два дня уезжаю, — сказала она уже спокойным, ровным и чужим тоном.
— А сегодня… сегодня ты…
— Я еду к маме.
— Хочешь, я могу проводить тебя…
— Зачем? — Она посмотрела куда-то в сторону.
В тот день погода менялась каждые два часа. В большом городе их ждал жаркий солнечный день. Был выходной. На улицах было очень шумно. Снова все куда-то спешили, куда-то бежали… Он зашел в небольшой парк и сел на скамейку. Рядом бесконечным потоком шли люди. В душе было пусто, как после ядерной войны. Он знал, что в большом доме его ждут не дождутся отец и сын. Но он туда идти не хотел, не мог. Он вообще ничего не хотел. Он презирал себя, ее, весь этот шумный, странный, непонятный мир. Люди продолжали идти большими потоками, рядом с ним кипела и бурлила чужая жизнь. Но сегодня он был один в этом большом, сумасшедшем городе, в этой огромной, беспредельной вселенной.
Он сидел так несколько часов, потом допоздна бродил по городу. Снова начался дождь, переходящий в ливень. В большой дом он пришел уже поздней ночью. Дверь его комнаты, как обычно, была открыта. Он вошел и увидел, что отец и сын спят.
Он сел на стул и уставился на огни спящего города, мерцающего в большом окне комнаты. Так он сидел час, а может быть, больше, когда сильный холодный ночной ветер раскрыл окно и заполнил комнату. Он машинально повернулся к сыну и увидел, что тот спит совершенно раскрытый. Так же машинально он подошел и накрыл его одеялом. Малыш что-то пробормотал во сне и повернулся в кровати. Тогда, после больницы, он еще долго был слабым и часто болел. В том году зима стояла холодная, ветреная. Часто ночью он вскакивал и проверял, не съехало ли одеяло с малыша, не мерзнет ли он, не простудился ли.
Он машинально погладил мальчика по голове. В это мгновение его как будто ударило током. К нему внезапно вернулось ошеломляющее, неописуемое чувство беспредельной любви к этому маленькому, беззащитному человеку. И эта любовь окрылила его, он почувствовал, что горы может свернуть ради сына. Сила и уверенность в себе вновь вернулись к нему. Он сел рядом и вновь прикоснулся к волосам ребенка.
Почувствовав его присутствие, сын открыл глаза.
— Па, ты вернулся? — спросил он своим звонким детским голоском.
Он хотел ответить, но не смог, только снова погладил мальчика по волосам, что означало «Да». Несколько минут они молчали.
— Папа, я хочу спросить.
— Что, мой хороший?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27