– Значит, вам они не нравятся?
– Они интересны с исторической точки зрения, но, думаю, она в них переигрывает. Как Гарбо или Дитрих. Слишком много кривлянья.
– Тогда так было принято, – проговорила Дэлия, немедленно встав на защиту матери. – Если бы она снималась сейчас, все было бы по-другому. Более естественно.
– Как бы то ни было, это чисто теоретическое утверждение, вы согласны со мной? Дело в том, что Тамара больше не снимается в кино. Возможно, это и хорошо. Лучше создать ауру тайны, чем ударить лицом в грязь и провалиться, правда?
– Она бы не провалилась! – решительно воскликнула Дэлия, и ее изумрудные глаза вспыхнули, как драгоценные камни. – Она бы никогда не провалилась!
Он рассмеялся.
– Кажется, передо мной самая верная и преданная ее поклонница. – Он помолчал. – Как насчет чашечки кофе?
Дэлия с сомнением посмотрела на него.
– Как я могу быть уверена, что вам можно доверять?
– Потому что мы отправляемся в ресторан или кафе, а не ко мне домой. Вы всегда сможете позвать на помощь или убежать. Что вы на это скажете?
Она кивнула.
– Я знаю один уютный польский ресторанчик на Первой стрит, где бабушки подают крепкий чай с домашними пирогами.
– Звучит слишком… слишком серьезно. Знаете, чего бы мне в самом деле хотелось? Какая моя самая большая в жизни слабость?
Он слегка улыбнулся.
– Не имею ни малейшего представления, хотя мне бы очень хотелось это узнать.
– Картофельную соломку «фри» на французский манер, как готовят в «Макдональдсе» или в «Бургер Кинг». Тонны и тонны этих воздушных соломок и много-много соли. Стоит мне начать их есть – и я не могу остановиться, пока не лопну.
– Есть еще что-то, что мне следует о вас знать? Вы, наверное, поливаете рис шоколадным сиропом или смешиваете мятный ликер с кетчупом в качестве соуса для зеленой фасоли?
Дэлия изобразила гримасу.
– Нет, вы в самом деле совершенно невозможны! – улыбнулась она и взяла его под руку. – Где находится ближайшая забегаловка?
– На Третьей стрит, недалеко от Шестой авеню.
– Тогда чего же мы ждем? Ведите меня туда немедленно.
– Не возражаете, если мы пойдем пешком?
– С удовольствием. – Она как-то по-особенному тряхнула головой и ее волосы волной прокатились по плечу. Когда они свернули за угол, она уткнулась в грудь подбородком, желая защититься от колючих порывов холодного ноябрьского ветра.
Они сидели на пластиковых стульях на втором этаже душного ресторана «Макдональдс» уже больше часа, заказав в складчину шесть чашек кофе и четыре порции «фри». Перегнувшись через стол, она кормила его из рук.
– Мне кажется, девушка, которая стоит внизу за стойкой, нас жалеет, – смеясь, заметила Дэлия, поднявшись наверх еще с одним подносом. – Она попыталась украдкой сунуть мне пару гамбургеров.
– А ты не сказала ей, что испытываешь слабость к картошке?
– Сказала, но не думаю, что она мне поверила. Она наверняка думает, что это единственное, что мы можем себе позволить. – Дэлия сняла пластмассовые крышки с кофейных стаканчиков и уселась на свое место. – А теперь расскажи мне о себе, – приказала она. – То, чего я еще не знаю.
– А ты еще ничего обо мне не знаешь. Мы же только что познакомились.
– Ну конечно. – Раскрыв крошечные бумажные пакетики с солью, она ссыпала ее в кучку, чтобы макать туда картофельную соломку. – Ты, по всей видимости, француз, но хорошо говоришь по-английски: следовательно, ты уже много лет живешь здесь. Твои джинсы изорваны, но это ничего не значит, поскольку сейчас модно носить рваные джинсы. Твоя старая мотоциклетная куртка может быть твоей излюбленной одеждой, но шарф у тебя тоже рваный, а каблуки на ботинках стесаны. Подметка на левом ботинке начинает протираться, из чего я заключаю, что ты находишься в довольно стесненном финансовом положении. А связанный из самой лучшей ирландской шерсти свитер ты, очевидно, получил в подарок, поскольку тебе бы в голову не пришло купить себе самому такой дорогой свитер. Скорее всего, это подарок какой-нибудь богатой подружки. Потом, хотя длинные волосы сейчас в моде, твои явно не являются следствием похода в парикмахерскую, из чего следует, что тебе, безотносительно к твоим занятиям, не надо стараться выглядеть наилучшим образом. А эти маленькие круглые очки в стиле Гиммлера, от которых ты не желаешь отказываться, наводят меня на мысль, что тебе, в общем-то, все равно, как ты выглядишь. Они уродливы, но вполне функциональны. – Дэлия откинулась на спинку стула и, сладко улыбнувшись ему, принялась помешивать кофе пластиковой ложечкой. – Что скажешь? На его лице было написано изумление.
– Тебе следовало бы быть детективом. А что, все это так очевидно?
– Без сомнения. – Дэлия кивнула и, потянувшись за еще одной соломкой, макнула ее в соль и принялась задумчиво жевать.
– Тебе вредно есть столько натрия. – Он показал на соль.
– Я никогда не ем соль.
– А сейчас ты что делаешь?
– Я ем соль только вместе с соломкой. А когда это случается, никак не могу наесться. – Она говорила таким тоном, будто поверяла ему самую сокровенную из своих тайн. – Вообще-то я ем очень, очень здоровую пищу. – Затем она с любопытством оглядела его. – Дай-ка мне подумать… Ты – безработный актер?
Он рассмеялся, обнажив крепкие белые зубы.
– Близко, но не совсем. Я изучал режиссерское искусство в Нью-йоркском университете, пока не сообразил, что могу научиться гораздо большему и, к тому же, неплохо заработать, если брошу учиться и стану работать в кинокомпании. Поэтому, как видишь, безработным меня вряд ли можно назвать.
– Тогда это объясняет твой потрепанный вид. Театральный хлам. – Дэлия с удовольствием отмстила точность своей оценки. – А сейчас ты работаешь? – Перегнувшись через стол, она протянула ему соломку.
Он послушно открыл рот.
– Я работаю помощником постановщика в одной немецкой кинокомпании, которая ставит здесь фильм, – ответил он, кончив жевать. – Хотя со временем мне бы хотелось самому стать режиссером. А ты? Чем ты занимаешься? – Он посмотрел ей прямо в глаза. – Ты – безработная актриса?
– Наполовину безработная. Я занята в одной постоянной труппе далеко-далеко от Бродвея, но в настоящий момент у нас перерыв между спектаклями. Еще три недели мы будем свободны от репетиций.
– Как называется эта труппа?
– Творческая Труппа Актеров. Мы помещаемся на Макдугал-стрит. – Она с надеждой взглянула на него. – Может, ты слышал о нас?
– Подожди-ка, последняя пьеса, которую вы играли, называлась «Ночь Уайльда», но мотивам эссе Оскара Уайльда? – Она жизнерадостно кивнула, ее глаза сияли, и он посмотрел на нее внимательнее. – Ты! Теперь я тебя вспомнил! Ты была одним из чтецов с белым лицом, и вся в черном, так что видно было только твое лицо! Ты еще стояла в дальнем углу и затмила всех!
На ее лице появилось довольное выражение, и – она обожала восторженные отзывы – даже перестала жевать. Затем, напустив на себя безразличный вид, снова принялась за соломку, которая была необычайно вкусной, намного вкуснее любой из тех, что она когда-либо ела.
Он вдруг возбужденно перегнулся через столик.
– Послушай, как ты смотришь на то, чтобы сняться в кино?
Дэлия во все глаза смотрела на своего нового приятеля, раздумывая, следует ли относиться к его предложению всерьез или нет, а потом разразилась смехом.
– Ну знаешь! Если это вариация на тему «Приходи посмотреть на мои гравюры», то в ней нет ничего нового.
Это его задело.
– Мне незачем прибегать к таким дешевым приемам, – фыркнул он. – К твоему сведению, женщины находят меня очень привлекательным.
Она придала своему лицу выражение искреннего раскаяния.
– Прости меня.
Он с серьезным видом посмотрел на нее.
– Я не шучу насчет фильма. Три года назад я написал сценарий и все ждал, когда мне подвернется подходящий человек. Думаю, ты могла бы это сделать. Я уверен, что могла бы, зная, как ты играла на сцене!
– О чем он?
– Вначале я написал его для сцены как монолог одной женщины в трех актах. Затем, после того как увлекся кино, сделал из него киносценарий, добавив несколько персонажей. В целом это повествование об одной женщине-немке, живущей в Берлине, которую мы встречаем сначала в возрасте восемнадцати лет, потом сорока двух и, наконец, семидесяти девяти. Действие начинается в настоящее время, когда старая леди рассказывает внуку историю своей жизни, затем обращается в прошлое. По ходу пьесы проявляется невероятная жестокость и антисемитизм героини. И только в самом конце мы узнаем, что на самом деле она еврейка, которая страдает от беспредельного чувства вины, поскольку, выдавая себя за арийку, смогла пережить ужасы, в которых погибли большинство ее друзей и родных.
В глазах Дэлии сверкнул интерес.
– Здорово!
– Так и есть, – ответил он. – Но снять это будет не так легко.
– Почему?
– Репетировать и снимать нам придется по ночам, после окончания моего обычного съемочного дня, и потом у меня нет средств, чтобы платить тебе. Но самое трудное заключается в том, что придется держать все в строжайшем секрете, поскольку мы будем заниматься незаконной деятельностью. Мы не можем позволить, чтобы профсоюз пронюхал о том, что мы делаем. В противном случае нас просто закроют и отберут членские карточки. – Он помолчал, по-прежнему глядя ей прямо в глаза. – А теперь, когда я раскрыл тебе все свои карты, ты по-прежнему заинтересована? Само собой разумеется, что ты будешь играть старую леди.
– Ну, полагаю… да! Но я ведь даже не знаю твоего имени.
– Жером Сен-Тесье. – Он церемонно протянул через стол руку и усмехнулся. – А как тебя зовут?
– Дэлия. Дэлия Боралеви.
Они обменялись крепким рукопожатием, как бы скрепляя им секретное соглашение, затем он нашел авторучку и, торопливо нацарапав что-то на салфетке, протянул ее ей через стол.
– Встретимся по этому адресу в половине восьмого вечера ровно через неделю. Вторая кнопка сверху. После того как позвонишь, подожди: я спущу тебе на проволоке корзинку. В ней будут лежать ключи от входной двери и лифта.
Она не могла сдержать смех.
– Хорошо, Жером Сен-Тесье. Я будут там через неделю. Но, если мы решим всем этим заниматься, думаю, тебе стоит заказать второй ключ.
Это было складское помещение на Бонд-стрит, совсем рядом с Лафайетт, занимавшее весь пятый этаж здания бывшего хранилища. Как это и бывает, закопченное индустриальное здание, где расположился Жером, отличалось невзрачным внешним видом и крутыми деревянными лестницами, грязные лестничные площадки которого были заставлены детскими колясками и велосипедами. Трудно было предположить, что за всем этим скрывается огромных размеров помещение. Этаж, где обитал Жером, представлял собой пустой зал с высокими потолками, площадью свыше четырех тысяч квадратных футов. Деревянные полы были покрыты блестящим полиуретаном, стены сплошь состояли из окон, посредине тянулись два ряда чугунных коринфских колонн. Все это очень напоминало пустой собор.
Он встретил Дэлию у лифта, дверь которого открывалась прямо в зал.
– Ты рано, – проговорил он, улыбаясь как Чеширский кот.
– Я просто пунктуальна, – смеясь, поправила она. – Я никогда не опаздываю. Наверное, у меня какой-то врожденный изъян.
Он явно был рад ее видеть. Она вытащила из-под воротника свои длинные, до пояса, волосы и тряхнула головой. Из-под бесформенной куртки оливково-зеленого цвета выглядывали ноги в плотно облегающих и возмутительно дорогих французских джинсах, заправленных в пару блестящих красных ковбойских сапожек на высоких каблуках. Он одобрительно взглянул на нее.
– На тебя приятно посмотреть. Входи.
– Сказал паук мухе? – негромко спросила Дэлия, переступая через порог и снимая с плеча сумку из мягкой кожи в тон сапогам. Она подождала, пока он затворил тяжелую, в заклепках металлическую дверь и запер ее на тяжелый железный засов. Затем прошла вслед за ним по деревянному полу, сверкавшему, как в гимнастическом зале, к импровизированной гостиной в дальнем конце, где высокие фикусы, подсвечиваемые жестяными светильниками, отбрасывали на потолок пятнистые причудливые тени. Четыре дивана, обитые серебристой тканью, стояли напротив друг друга вокруг такелажного контейнера, приспособленного под столик для кофе. По голым кирпичным стенам были развешаны огромные абстрактные полотна, представлявшие собой смелые цветовые композиции. С северной стороны открывался вид Нью-Йорка с «Эмпайр стейт билдинг» вдали. Над мощной стереоустановкой помещался портрет поющей Джанис Джоплин. Дэлии тут сразу понравилось. Это пустынное голое пространство посреди одного из самых населенных городов мира было чрезвычайно элегантным и уютным.
– Здесь очень мило, – сказала она, опуская свою большую сумку на один из диванов.
– Я рад, что тебе нравится. Посиди, пока я схожу за сценарием. Затем я объясню тебе общий замысел. Хочешь вина? У меня завалялась нераспечатанная бутылка вполне приличного бордо.
Она покачала головой.
– У меня сегодня разгрузочный день. Стакана простой воды будет вполне достаточно.
– Сейчас принесу. Чувствуй себя как дома.
Дэлия присела на диван. Обивка на ощупь показалась ей просто роскошной. Она провела по ней пальцами.
– У тебя хороший вкус, – сказала она. Жером протянул ей стакан «Перье» со льдом.
– Боюсь, вкуса у меня больше, чем денег, – с улыбкой ответил он. – В данный момент, даже если бы у меня были деньги, я бы не стал тратить их на обстановку. Одному Богу известно, где я окажусь через месяц.
Она повернула голову, услышав какой-то стук и скрип.
– Стучат молотком?
Проследив за ее взглядом, Жером посмотрел туда, где с потолка свисала белая льняная занавеска, разделявшая помещение на две половины.
– Почему бы тебе не увидеть все своими глазами? – мягко предложил он. Улыбка Чеширского кота на его лице стала еще шире.
Дэлия послушно поднялась, поставила стакан на поднос и прошла к занавеске. Помедлив, быстро отодвинула ее в сторону. У нее перехватило дыхание. С минуту она стояла, раскрыв от изумления рот. Двое парней и девушка-блондинка, облаченные в рабочие комбинезоны, деловито накладывали последние штрихи на сооружение, которое явно представляло собой трехстороннюю съемочную площадку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56