– Что сейчас всего тяжелее для вас? – спросила Тэсса, поставив локти на стол из красного пластика и подпирая руками подбородок.
– Не с кем поделиться своими мыслями. Нет надежного спутника жизни. С тех пор, как она умерла, я не в состоянии писать.
– Это должно быть ужасно.
– Я не осознавал, до какой степени это важно для меня. Принимал творчество как должное. Если ты не можешь уйти во что-то с головой, то чересчур много приходится иметь дело с самим собой. А у человека непременно должна быть возможность куда-то уйти, чтобы укрыться и от жестокой действительности, и от ударов судьбы.
– Что касается литературного дара выражать свои мысли, то его ваши творческие затруднения явно не коснулись, – улыбнулась Тэсса.
Он улыбнулся ей в ответ.
– А что сейчас тяжелее всего для вас?
– То, что я разорена, – просто сказала она. – И не привычна к такой жизни. Не знаю, что делать, как справляться с таким положением. Муж оставил меня ни с чем, и мне теперь приходится самой думать о будущем дочери.
– А я задавался вопросом, где именно ваши дома в Саутхэмптоне и на Манхэттене, – признался он.
– Не ожидали, что я обитаю в квартирке на Мэдисон-авеню? – помогла она ему выбраться из неловкого положения.
– А я еще хнычу из-за своих творческих проблем. Оказаться вот так, без средств, должно быть, невыносимо. Я бы не знал, как и с чего начинать.
Это было верно лишь отчасти. Если бы Чарльз захотел, то до конца дней своих мог бы прожить в пустыне едва ли не без гроша в кармане. Но ведь это был бы его собственный осознанный выбор, и ему не надо заботиться о ребенке.
Он посмотрел на нее, теперь в его взгляде сквозило уважение. Чарльз не сомневался, что она пробьется в жизни если не в Сотби, то в другом месте и в другом качестве. Ее лицо лучилось жизнерадостной энергией. Он отчетливо представил, как она стоит у стола в его гостиной, непринужденно беседуя с Хосе о серебряной посуде. Или как сидит за письменным столом в своем кабинете, составляя с поваром меню и обсуждая с экономкой, какие цветы должны стоять на столах.
– Думаю, ваши творческие трудности – это не слабость и не каприз.
– Наверное, это может понять лишь художник.
Тэсса почувствовала, что он отгораживается от нее. Интуитивно она поняла, что та женщина, которую он любил и потерял, была именно художницей.
– Как вы думаете, чего бы вам пожелала ваша подруга?
– Счастья? – попытался угадать Чарльз.
– Это то, на что мы все надеемся, не так ли? Только у каждого человека свое представление о счастье. Нисколько не сомневаюсь, что Питу хотелось бы, чтобы я скорбела по нему как можно дольше. Никогда больше не выходила бы замуж. Не влюблялась.
– А быть может, траур и скорбь – это наша дань умершим? Последнее и единственное, что мы в силах для них сделать, – это выполнить их последнее желание.
– Может быть. Может быть, эти творческие проблемы обусловлены вашим состоянием. Возможно, вы чувствуете, что вашей подруге могло бы понравиться это… то, что без нее вы не способны писать. То, что она так много значила для вас. Значит, вы приносите в жертву свой творческий дар и талант на ее погребальный костер, как когда-то юные жены престарелого индийского махараджи делали это с собой на его могиле.
Чарльз неожиданно рассмеялся.
– Ах, Тэсса, беседовать с вами – такое удовольствие. Человека, подобного вам, я не встречал, пожалуй, целую вечность. Вы – как мои испанские двоюродные сестры, как моя бабушка, судя по рассказам о ней. Она была англичанка. Как вы думаете, мы с вами не родственники?
– Родственники? Разве что только в седьмом колене. Какая девичья фамилия вашей бабушки?
– Мэннерс.
– Нет. По-моему, Мэннерсы жили далеко от Шотландии. Их исконные родовые земли где-то на границе с Уэльсом.
– Что ж, возможно, это и к лучшему.
– К лучшему? – Она еще не хотела ставить на этом точку. – А славно было бы оказаться двоюродным братом и сестрой.
Чарльз, видимо, не разделял ее мнения.
– Но тогда мы не смогли бы пожениться, – сказал он просто, повергнув в удивление не только Тэссу, но и себя самого.
Он рассмеялся, и ей ничего не оставалось делать, как вторить ему, однако она опять покраснела.
– Послушайте, – сказал Чарльз, – вы чувствуете в себе достаточно сил для продолжения экскурсии?
Сил у нее было предостаточно для чего угодно. Давно она не чувствовала себя лучше, чем сейчас. Может ли оказаться так, что по ту сторону стола в этот момент находится как будущее ее самой, так и будущее Камиллы?
Чарльз встал, а вслед за ним поднялась и она.
Они поймали такси и некоторое время ехали молча.
– Тэсса, – начал он.
– Да.
Он помедлил, как бы с трудом подбирая слова.
– Послушайте, Тэсса. Надеюсь, вы поймете меня правильно. Видите ли, в центре Манхэттена у меня есть пентхауз, занимающий весь верхний этаж здания…
Она повернулась и непонимающе взглянула на него. Чарльз отвел глаза.
– После смерти Розы мне тяжело там находиться, дом полон воспоминаний, грустных воспоминаний, и я давно уже подумываю продать его. Вот мне и пришло в голову, что раз вы со следующей недели начинаете работать в Сотби, то, может быть, станете моим риэлтором.
– Вашим риэлтором?
– Да, – усмехнулся он, – именно им вы теперь будете, когда начнете работать в Сотби.
Тэсса никак не ожидала подобного предложения и ответила не сразу.
– Мне это известно. Черт! Извините, даже не знаю, что? сказать. Наверное, нужно отказаться. Я новичок в этом деле и ничего не могу обещать вам. Вы просто испытываете ко мне жалость.
– Думаю, что большинство риэлторов ответили бы «да», – мягко проговорил он. – Стоимость квартиры – миллион двести тысяч.
– Чарльз, я не могу принять от вас такого предложения. Ведь в случае успеха мои комиссионные составят больше тридцати тысяч. – Тэсса чувствовала, что ее всю колотит от волнения. Но на ее математические способности шок от услышанного явно не повлиял.
– Это же будет не благодеяние и не благотворительность, Тэсса, – настойчиво убеждал ее Чарльз. – Это ваша работа. И вы имеете полное право получить за нее оплату.
Он широко улыбался. Ничего другого он от нее и не ожидал услышать.
– Но у меня совершенно нет опыта. Вам нужен настоящий профессионал. В Сотби их наверняка немало.
Чарльз покачал головой.
– Тэсса, Тэсса. Это же Америка! Ну-ка повторяйте за мной: «Вы не пожалеете о своем решении, мистер Форд. Вы выбрали самого компетентного, самого удачливого риэлтора на Манхэттене, и я продам вашу квартиру в считанные дни. Так получилось, что документы на заключение с вами эксклюзивного договора сроком на год у меня как раз с собой, и я бы очень хотела, чтобы вы подписали их прямо сейчас».
Она рассмеялась в ответ, решив вдруг, что вполне может принять его предложение, которое самым чудесным образом вносило радикальные перемены в ее жизнь. У нее есть договор о купле-продаже, договор на сумму свыше миллиона долларов, а ведь формально она даже не вступила еще в свою должность.
– Ах, Чарльз, сделать такое сказочно щедрое предложение совершенно незнакомому человеку! Это же коренным образом меняет все. Я явлюсь в фирму не с пустыми руками, а уже с готовым договором о продаже. – Тэсса помолчала. – А как вы полагаете, если у меня уже будет этот договор до того, как я начала у них работать, то можно мне попросить их снизить размер полагающихся им комиссионных?
– Если я что-то и полагаю, – ответил Чарльз, приятно удивленный при виде ее столь неожиданной деловой хватки, – так только то, что вы освоите все секреты своей профессии гораздо быстрее, чем сами рассчитывали.
18
– Мисс Ричардсон! Как приятно вновь видеть вас. С Новым годом! Мистер Хардинг пришел несколько минут назад. Сидит за вашим обычным столиком.
Марио, метрдотель ресторана «Цирк», повел Рейчел через весь зал. Со всех сторон, словно подсолнухи вслед за солнцем, в их сторону поворачивались головы любопытствующих посетителей. «Их» столик располагался в укромном месте в конце зала, отнюдь не в самой престижной его части. Им нравилось именно здесь – подальше от репортеров, преследующих знаменитостей в надежде сделать снимки или взять интервью, и охотников за автографами.
Мэтт поднялся ей навстречу, обнял за талию и слегка коснулся губами уголка ее рта, демонстрируя окружающим их близкие отношения. Вопреки расхожему мнению он был, пожалуй, чересчур высок и худощав для финансового магната. Его лицо излучало спокойную силу и уверенность в себе, что не в последнюю очередь происходило от сознания своего финансового могущества. От Рейчел не укрылось впечатление, которое он производил на женщин за соседними столиками. Они были буквально заворожены исходящей от него властной силой.
– Ну, как тебе понравилось в Санта-Фе? – спросил он, когда они уселись. – Дьявольская скучища, нет? Как и мое Рождество в Коннектикуте без тебя. У моих детей невероятно скучные жены и еще более скучные дети. Одному Богу известно, зачем ему только понадобилось выдумывать семейную жизнь…
Мэтт осекся, словно вдруг понял, что проговорился, невзначай выболтав постороннему подробности заключаемой сделки по слиянию двух крупных компаний. И быстро сменил тему разговора. Рейчел верила в существование счастливых семей, несмотря на то что у нее самой такой семьи никогда не было.
– Вернулась ты довольно быстро, – торопливо добавил он.
– Да. Наверное, уже разучилась, как надо расслабляться и отдыхать.
– Узнаю мою девочку, – усмехнулся он. – То же самое и со мной. Посади меня на яхту где-нибудь на островах в океане, устрой вечерком хорошую попойку и в завершение всучи удочку с уже насаженным на крючок черноперым тунцом, а у меня все равно из головы не выходят мысли о работе – как бы провернуть все повыгоднее да обойти конкурентов. Временами чувствуешь себя ну прямо как Никсон… утром встаешь, чтобы одолевать своих врагов.
– А разве супруги не должны во всем отличаться друг от друга? – спросила Рейчел, подбираясь к главной теме сегодняшнего их разговора – определенной ею, а не Мэттом.
– Послушай, дорогая. Ты – женщина, а я – мужчина. Разве это не достаточное отличие? – Он, конечно, понимал, что? она подразумевала. За самоуверенной внешностью сугубо делового, не склонного к сантиментам бизнесмена скрывался тонко чувствующий проницательный человек. Мэтт Хардинг умел читать мысли и чувства людей столь же легко, как и биржевые сводки.
– Не знаю, Мэтт. Я имею в виду, не должен ли кто-то один из нас уметь расслабляться и отдыхать? Вынашивать и лелеять мысль о семье? Быть в состоянии думать хоть о чем-то другом, а не только о работе и борьбе с конкурентами?
Мэтт сразу же понял, что их беседа начинает принимать философский характер. Отвлеченное же философствование, как и всегда, было лишь прикрытием для обсуждения личных эмоций и переживаний.
– Что я слышу, ты отговариваешь меня? – осторожно улыбнулся он, внимательно следя за ходом ее рассуждений.
– Сама не знаю, Мэтт. Год-два назад меня вполне устраивало то, какая я есть, чем занимаюсь. Но совсем недавно я начала подвергать переоценке уже сформировавшиеся ценности. Возможно, я хочу стать новой Рейчел. Мне действительно хочется иметь семью, настоящую полноценную семью с яблочными пирогами, детьми и всем прочим. У тебя-то семья была, но ты никогда не придавал ей особого значения. Знаешь, дом и все твои скучные дети и внуки…
Мэтт выругался про себя. В жизни он всегда провозглашал золотое правило: никогда не трепать языком попусту. И вот теперь своей болтовней он сам же себя и наказал.
– Рейчел, я же не против семьи. У некоторых моих лучших друзей есть семьи. Ну вот, я опять. Это я так шучу. Такое у меня чувство юмора. О'кей, ну, значит, семья для меня не главное. Для меня главное – ты. Ты, Рейчел. – Он наклонился к ней и понизил голос: – Рейчел, я хочу, чтобы ты стала моей женой.
Рейчел прислушалась к себе, пытаясь ощутить внутреннее волнение и трепет. А где же головокружение от счастья, колотящееся, готовое выпрыгнуть из груди сердце? А, черт! Куда же подевались чувства, когда они так нужны ей? Почему их нельзя наконец призвать к порядку? Внезапно она перенеслась в холл «Гасиенды-Инн»: даже воспоминания о тех чувствах несравненно сильнее, чем то, что она испытывает сейчас. О'кей, она польщена. Приятно сознавать, что ты желанна. Мэтт нравится ей, она восхищается им.
– Не знаю, Мэтт, – проговорила она.
– Только это одно и слышу от тебя. – В его голосе зазвучали раздраженные нотки.
Мэтт Хардинг – заметная личность. Сильный мужчина. Он не будет уговаривать ее до бесконечности. Рано или поздно поверит ее словам и станет вести себя соответственно. Рейчел разумно оценила ситуацию, и ее тут же захлестнули сомнения: а что, если она жертвует реальным благополучием ради недостижимой иллюзии романтической любви? Сколько женщин в истории человечества стояли перед подобной дилеммой? Как же ей следует поступить – продолжать удерживать синицу в руке или же стремиться заполучить журавля в небе, вернее, сказочного принца, который может вообще не появиться? Остановиться на надежном благополучном варианте или последовать велению сердца? Она уже испытала своего рода чудо, но существовало ли оно в действительности или просто-напросто было порождением мятущейся души тонущей женщины, не желающей идти ко дну и потому хватающейся, как за спасительную соломинку, за первого встречного, лишь бы удержать на плаву свои романтические мечты?
Мэтт – такой привлекательный, такой надежный, такой порядочный за своим внешним имиджем рвущегося в бой безжалостного неукротимого воротилы-бизнесмена.
Она вдруг перенеслась мысленно в Чикаго, в стужу и голод. Всю ночь напролет скреблись крысы, и Рейчел слышала, как щелкали крысоловки, когда грызуны пытались съесть наживку, обмазанную арахисовым маслом. Радость от этих маленьких побед меркла при мысли о том, что утром придется избавляться от искалеченных сильной пружиной сереньких тушек. И все время – книги, огромные стопки книг, жадно поглощаемых при тусклом освещении. Единственный путь в иной, лучший мир, в который она поклялась себе вырваться и добилась-таки намеченной цели.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52