OCR: A_Ch
«Бочарова Т. Соло для влюбленных. Певица»: Олимп, АСТ; М.; 2002
ISBN 5-8195-0844-0, 5-17-015178-0
Аннотация
Как трудно сделать выбор между любящим мужем и карьерой. Карьерой, с которой связано столько надежд. Но порой и надежды в один миг могут рухнуть как карточный дом, когда любимый оказывается не тем, за кого себя выдает… Когда светлые чувства оборачиваются холодным расчетом… И только настоящая любовь того, ЕДИНСТВЕННОГО, способна сотворить чудо…
Татьяна Бочарова
Соло для влюбленных. Певица
1
– Лариса Дмитриевна! Лариса Дмитриевна, вы меня слышите?
Лариса с трудом заставила себя выйти из тупого оцепенения, охватившего ее, точно плотный, густой туман.
– Да, я вас слышу.
– Пожалуйста, ознакомьтесь. Это записано с ваших слов. Читайте внимательно. Может быть, что-то зафиксировано неверно или неточно. – Высокий, плечистый майор, наверняка любимец женщин, протянул Ларисе листок протокола. Красивый, высокий лоб, строгий очерк скул, открытый, дружелюбный взгляд спокойных, серых глаз. Мужчина смотрел на Ларису с сочувствием и пониманием.
Она на мгновение представила, как выглядит со стороны: нарядный, вызывающе открытый сарафанчик, тщательно и ярко накрашенное лицо, искусно уложенные волосы – и контрастом ко всему этому пробивающаяся сквозь макияж мертвенная бледность, растерянный вид. Действительно, зрелище, внушающее жалость.
Лариса взяла у оперативника бумагу. Строчки прыгали перед глазами, ей пришлось изучать написанное несколько минут.
– Да, все так и есть. – Она вернула протокол красавцу майору. – Все правильно. Только цвет. Он не серый, как здесь написано, а серебристый.
– Исправим, – серьезно сказал плечистый. – Большое вам спасибо, Лариса Дмитриевна. Мы, конечно, будем искать этого подонка и, надо полагать, найдем. Но вы, как свидетель по делу, должны будете посещать прокуратуру.
– Часто? – испугалась Лариса.
– Точно сказать не могу, – мягко отозвался майор. – Раза два, три, может, и больше. Так что будьте добры оставить контактный телефон, по которому с вами можно будет связаться. – Он достал из нагрудного кармана авторучку и вложил ее в Ларисины пальцы. – Вот тут, – лист протокола снова оказался перед Ларисиным лицом.
Дрожащей рукой она нацарапала домашний номер, подумала секунду и приписала рядом мобильный!
– Это на случай, если меня не окажется дома. Я часто допоздна задерживаюсь на работе.
Во взгляде майора появилось любопытство. Видимо, его заинтересовало, что за работа такая у этой красивой, хорошо одетой и ухоженной барышни. Однако вслух он ничего не сказал, еще раз– просмотрел протокол и удовлетворенно кивнул:
– Это все.
– Я могу идти? – поинтересовалась Лариса.
– Да, конечно. Еще раз примите нашу благодарность.
Он козырнул и, повернувшись, пошел к группе оперативников, стоящей у милицейского «мерса».
Лариса чуть помедлила, потом на ватных ногах поплелась на другую сторону улицы, где у обочины сиротливо притулилась ее старенькая «ауди».
Пискнула сигнализация. Лариса распахнула дверцу и устало опустилась на сиденье. За сорок минут разговора с милиционерами воздух в наглухо закрытом салоне нагрелся до немыслимой температуры. Голую Ларисину Спину обожгло, но она даже не поморщилась. Равнодушно взглянув на себя в зеркальце, машинально поправила выбившуюся из прически прядь. Потом долго, неловко расстегивала маленькую, кокетливую сумочку, шарила в ней в поисках сигарет.
Закурив, она опустила боковое стекло до предела вниз, уселась поудобнее, положила обе руки на руль, стараясь унять в них противную, мелкую дрожь. Когда наконец это удалось, Лариса выкинула окурок в окно, вздохнула и плавно выжала сцепление. Машина мягко тронулась и понеслась по почти пустой улице. Было пятое августа, воскресенье, девять часов утра…
2
Накануне в субботу, четвертого августа, жара в Москве и ее пригородах достигла своего апогея. Противореча всем нормам и законам природы, столбик термометра поднялся на отметку тридцать пять градусов, и это лишь в тени. А на солнце красная ниточка уходила далеко за сорок. На улицах плавился асфальт, как в Ялте. Измученные зноем москвичи, по каким-либо причинам не сумевшие выбраться на уикенд за город, в благословенную прохладу фруктовых садов, на чем свет стоит кляли капризный столичный климат. Одно дело, когда тридцать градусов жары в июле, самом жарком месяце лета! Но август!
Лариса, то и дело останавливаясь в пробке, с легкой паникой поглядывала из окна «ауди» на бесчисленную вереницу перегревшихся машин, стоявших с открытыми капотами вдоль обочины кольцевой дороги. У своих автомобилей нетерпеливо топтались взмокшие от зноя водители, дожидаясь, пока их транспортные средства остынут.
От опасения пополнить ряды этих страдальцев, а также после ссоры с родителями на даче у Ларисы тупо ныл левый висок. Хуже нет, когда тебя в двадцать шесть лет от роду начинают воспитывать, да еще так, как это делает отец. Именно отец, а не мама. Та только молча смотрит грустными глазами. А вот папа – дело другое. Ему, всю свою жизнь проработавшему на одном месте, в оборонном «почтовом ящике», поступок дочки кажется чем-то из ряда вон выходящим.
Шутка ли: от мужа отказалась. И от какого мужа! Богатого, красивого, непьющего, влюбленного в нее без памяти. Отец с самого начала был полностью солидарен с Павлом в его требовании, чтобы она ушла из «Оперы-Модерн». Дескать, такая работа жены позорит всякого порядочного мужика. Стыд один, почти голяком по сцене бегать, всякую пакость изображать с чужими мужчинами. Певица ты, ну и пой себе арии да романсы. А развратничать нечего.
Что поделать, в глазах отца и Павла Ларисина работа у Мишки Лепехова, главного режиссера модного музыкального театра «Опера-Модерн», выглядела сплошным развратом.
Теперь, уже спустя полтора года после развода, отец все никак не мог простить Ларисе, что та предпочла работу благополучной семье и налаженному быту. Он страстно мечтал о внуках, а Лариса и Павел так и не успели обзавестись ребенком. И более того, в ближайшем будущем упрямая дочь, похоже, не собиралась обустраивать личную жизнь. Проще говоря, Лариса упорно не желала ни выходить замуж, ни даже знакомиться с кандидатами на роль супруга, которых неустанно подыскивали ей родители.
Собственно, из-за одного такого кандидата и разгорелась последняя ссора. Антон, живший на даче по соседству, был врачом и неплохо зарабатывал на хозрасчетном отделении в одной из московских больниц. На Ларису он давно бросал томные и страстные взгляды, вызывавшие у нее почему-то лишь неудержимые приступы смеха. Родителям же, и особенно Дмитрию Леонидовичу, Антон очень нравился. Надежный, непьющий и внешне весьма представительный. Что еще нужно бабе для счастья?
Как раз в эту субботу у Антона случился день рождения. С утра он сгонял в станционный магазинчик, затарился выпивкой и закуской и стал громко жаловаться, что всему этому добру суждено пропасть, потому что из города в такую жару к нему на дачу никто не доедет.
Антонина Петровна тут же включилась в спектакль и предложила горемыке-новорожденному отпраздновать знаменательное событие у них. Мол, рядом две женщины, неужели они стол одинокому человеку не накроют?
Антона долго уговаривать не пришлось – он мигом явился на соседский участок с бутылками и разной вкусной снедью. Навстречу ему спешил довольный Дмитрий Леонидович, уже предвкушающий приятный вечер за рюмочкой на тенистой террасе.
И надо же было Ларисе нарушить всю эту идиллию! Она вовсе не собиралась оставаться на даче в субботний вечер и хлопотать за праздничным столом в качестве радушной хозяйки. У нее были совершенно другие планы.
Мишка Лепехов, гениальный, сногсшибательный Мишка, выдумщик, фантазер и фанатик новаторства в оперном жанре, в начале августа задумал постановку «Риголетто» Верди, где предложил Ларисе главную роль. В опере оказалось достаточно любовных сцен, а так как Мишка проявлял остроумие и оригинальность именно в этих сценах, спектакль обещал быть аншлаговым. Труппа буквально загорелась новой идеей главрежа и согласна была начать репетировать несмотря на жару. Премьеру наметили на самое начало сентября, времени оставалось в обрез, и первое знакомство с материалом назначили на воскресенье. Поэтому, приехав на дачу к родителям в субботу утром, Лариса намеревалась в тот же день вечером вернуться обратно в Москву. Мишка любил репетиции проводить рано утром, пока чувствовал себя особенно свежим и полным сил.
Обо всем этом, конечно не вдаваясь в подробности, и поведала Лариса возмущенным родителям. Реакция их была ужасна. Мама сразу часто заморгала, будто собираясь расплакаться, и ушла в дом. Отец долго и нудно читал Ларисе мораль. Та молча собирала сумку с нужными вещами и молчала. Жалость к отцу боролась в ней с раздражением против него, и, наконец, победило второе. Лариса сорвалась и нагрубила Дмитрию Леонидовичу. Хлопнув дверцей машины и даже не поцеловав на прощание мать, она уехала.
Ей повезло. «Ауди» хоть и была семилетней, но жару переносила стойко и ни разу не встала нигде по пути. Лариса остановилась у подъезда, вылезла на раскаленный, несмотря на вечер, воздух, чувствуя себя донельзя усталой и разбитой.
На лавочке возле дома сидели две старушки. Одна из них, Галина Степановна, тучная, с отекшими, распухшими ногами-тумбами, была Ларисиной соседкой по лестничной площадке. Она сладко улыбнулась беззубым ртом, однако маленькие, глубоко посаженные глазки цепко рассматривали Ларису с головы до ног.
– Красавица наша приехала! – елейно пропела старуха, кивая проходящей мимо Ларисе. – Чего ж в такое пекло в город? Завтра же выходной. Отдыхала бы в холодке, а то здесь не продохнуть.
– Работа, Галина Степановна, работа, – улыбнулась Лариса в ответ, – расслабляться некогда.
– Ну, с Богом, раз работа, – согласилась бабка, вздыхая.
Обольщаться насчет соседкиной доброжелательности не приходилось. Лариса отлично знала, что, как только она скроется в лифте, обе старушенции тотчас же самозабвенно начнут перемывать ей кости, называя уже не красавицей, хорошо еще, если только сукой и потаскухой.
Ларису это нисколько не волновало. За пять лет работы в театре она выслушала много нелицеприятного, и не только от мужа и родителей, но и от своей лучшей школьной подруги и годами проверенной институтской компании. Дружба с Полинкой постепенно сошла на нет, однокурсники-вокалисты один за другим перестали звонить. Павел был последним в этой цепочке. После его ухода Лариса окончательно смирилась с тем, что ее пристрастие к «Опере-Мо-дерн» вряд ли будет оценено по достоинству кем-то, не имеющим к театру отношения. Поэтому последние полтора года она общалась лишь с членами лепеховской труппы, единственными, у кого находила понимание.
Пустая квартира встретила Ларису духотой, несмотря на то что все форточки были настежь открыты. Лариса скинула в коридоре увесистую спортивную сумку, сняла удобные босоножки на низкой платформе, которые надевала, когда приходилось вести машину, и босиком прошла прямо на кухню. В холодильнике стояла запотевшая бутылка «Аква минерале». Она налила полный стакан, подумав, набросала туда несколько кубиков льда из морозилки и с наслаждением сделала пару глотков. Но спохватившись, что от холодного заболит горло, вытащила из кухонного шкафчика длинную соломинку и, продолжая через нее потягивать освежающий напиток, отправилась в ванную.
Дикая жара и дорога вымотали из Ларисы все силы. Она сняла насквозь промокшую от пота одежду и встала под прохладный душ, с удовольствием ощущая, как упругие струи прогоняют из тела усталость. Так она стояла до тех пор, пока к ней не вернулась всегдашняя бодрость и окончательно не утихла боль в виске. Тогда Лариса сделала воду погорячей, взяла с полки шампунь и принялась намыливать длинные пепельно-русые волосы.
Из душа она вышла раскрасневшаяся, полностью расслабившаяся и абсолютно спокойная. Черт с ней, с этой ссорой на даче! Она не будет об этом думать. Ни об этом, ни о злобных старушенциях у подъезда, ни о переставшей звонить Полинке и тоскливой тишине в пустой квартире по вечерам. Она сделала свой выбор и ни о чем не жалеет.
Лариса принесла с кухни большое красное яблоко и, уютно устроившись с ногами в кресле, с аппетитом принялась за него. В это время рядом на столике затренькал телефон. Лариса сняла трубку:
– Я слушаю!
– Ларка! Ну наконец-то ты приехала! А то я весь вечер трезвоню тебе, и все без толку, – как всегда, громкий и веселый голос Милы бодро грянул Ларисе в самое ухо. – Как доехала? Машина не встала? Страшная жара! Я просто таю, как шоколадка «Баунти», – Мила продолжала тараторить без остановки, не дожидаясь ответных Ларисиных реплик.
Впрочем, в этом не было ничего удивительного. Мила Калитина, театральное меццо-сопрано и единственная ныне Ларисина подруга, отличалась по жизни излишней многословностью, а попросту говоря, болтливостью. Качество это, однако, ничуть Милу не портило, а скорее, наоборот, очень шло к ней. В свои тридцать два Мила имела внешность подростка – мальчишеская, узкобедрая фигура, короткие, пегие вихры, озорно вздернутый нос. И ровно сто слов в минуту. Лариса улыбнулась трубке:
– Да, жара кошмарная. Я доехала, как в страшном сне. Ты-то как?
– Я-то? Я, как всегда, в полном порядке. Что мне сделается? Готовишься?
Мила имела в виду завтрашнюю репетицию. Конечно, надо бы подготовиться, попеть партию или хотя бы проиграть ее себе на фортепьяно. Но пока что у Ларисы не хватало на это сил. Может быть, потом, попозже, вечером…
– Готовлюсь, – не моргнув глазом, соврала Лариса и откусила от румяного яблочного бока.
– Молодец, – завистливо вздохнула Мила, – а я что-то никак себя собрать не могу. Опять с Сережкой разругались. Так наоралась на него – аж охрипла. Как завтра петь буду?
Сережка был Милиным сыном, рожденным ею в очень юном возрасте, всего семнадцати лет от роду. Она с ним ссорилась и мирилась по десять раз на дню.
1 2 3 4 5 6 7