Она не могла ответить. Верхняя пуговица рубашки была расстегнута, и Марта увидела густые, слегка выгоревшие на солнце волосы на загорелой коже. Горло у нее перехватило — какой-то глубокий, древний инстинкт поймал ее в ловушку, и она не знала, как выбраться из нее.
— Надеюсь, вы собираетесь сказать свое имя? — спросил он, его мягкий, хрипловатый голос был частью странной волны, окатившей ее.
— Меня зовут… Map, — пролепетала она и осеклась, не в силах скрыть легкую дрожь в голосе.
— Map? — То, как он произнес этот слог, вызвало странную жаркую дрожь внизу ее позвоночника. — Это сокращенно от Марты?
— Да.
— Красивое имя. Жалко, что вы сократили его до какого-то детского Map….
— А больше оно никак не сокращается, — сухо улыбнулась она. — Если только Тити… Он Засмеялся — низким грудным смехом, призывно сексуальным.
— Да, предполагаю, что лучше остановиться на Map, — уступил он. — Так это ваша яхта, Марта?
Ей потребовалось сделать сознательное усилие, чтобы он прекратил ей нравиться. Но единственный способ защиты, который она знала и применяла против своего отца, — прикрыться хрупким щитом юношеского высокомерия.
— Вы имеете в виду, есть ли у меня аккуратненькая папочка с документами, заверенными нотариусом? — колко спросила она, так презрительно, как только могла. — Конечно, нет.
— Владение собственностью рассматривается как воровство? — улыбнувшись, перефразировал он лозунг, однажды увиденный на молодежной демонстрации.
— Да. Ну не совсем, — согласилась она. — Я арендую эту посудину.
— А другие ребята, которые здесь околачиваются? — поинтересовался он. Она пожала плечами.
— Они… друзья.
— Они не живут на этой яхте?, — Некоторые. Это довольно… плавучая компания. — Шутка была довольно плоской, и он сухо улыбнулся.
— Понимаю, — пробормотал он, серые глаза насмешливо блеснули. — И один из них — ваш молодой человек, да, Марта?
Легкая краска покрыла ее щеки, и она была рада, что ночные тени скрыли ее.
— Не совсем, — ответила она, стараясь произнести это как можно небрежнее. — Мы не верим в какие-то особые взаимоотношения. — Этой фразой она чуть не довела отца до инфаркта. — Это так… душит. Чтобы быть подлинно творческой личностью, надо быть свободным, открытым для всего нового.
— Полностью с вами согласен. Нет ничего важнее свободы.
Он, что — издевался над ней? Она украдкой посмотрела на него из-под ресниц, но не смогла понять выражение его лица. В конце концов, чем она занималась, танцуя с этой «серой курткой»? Если бы ее сейчас видел отец! Он бы, конечно, одобрил. И его одобрение, подумала Марта, было достаточной причиной для того, чтобы столкнуть этого пришельца за борт и вернуться к друзьям, таким же, как она.
Но почему-то она была не вольна делать то, что хотела. И когда он позволил своей руке плавно скользнуть вдоль ее спины, в то же время крепко прижимая ее к себе, она не сопротивлялась. Слегка покачиваясь, они двигались под музыку, и, казалось, тяжелые раскаты гитары (это был Вайтснейк) звучали так же мягко и романтично, как Фрэнк Синатра. Бессознательно она закрыла глаза и позволила себе уплыть в тот мир, который он создавал. Рука его мягко прошлась по ее волосам, она подняла к нему лицо, сердце ее билось, как пойманная птица. Его голова медленно склонилась к ней, и губы ее слегка приоткрылись, как бы подчиняясь его молчаливой просьбе. Еще до того, как их губы встретились, она знала, что этот поцелуй будет особенным.
И он был особенным. Его чувственный язык нежно касался ее губ, возбуждая в ней такие чувства, о которых она прежде не подозревала. На какое-то мгновений она удивилась его опытности, неожиданной для человека, который выглядел так солидно и даже чопорно. Но все разумные мысли улетучились от того огня, который он зажег в ее крови.
Они оказались в каком-то другом измерении.
Марта больше не ощущала себя, ей хотелось, чтобы это длилось вечно. Она беспомощно отвечала на его поцелуи, изящное ее тело изгибалось в его объятиях во время медленного танца. Она даже не осознала, что, танцуя, он довел ее до затененного уголка на корме. Здесь рок гремел гораздо приглушеннее и совсем не было слышно голосов ее друзей. Вместо этого — тихий плеск воды о борт судна и шелест листьев на кустах и деревьях, растущих среди скал вдоль всего побережья.
Она обвила руками его талию под курткой и положила голову ему на грудь. Тепло его тела проникало в нее, она вдыхала острый аромат его кожи. Ничто больше не имело значения. Ее не волновало, что он был старше всех ее знакомых парней, что на нем была дорогая одежда и сделанные на заказ ботинки. Она сознавала только то, что рядом с ней был этот мужчина, и испытывала тревожное чувство беззащитности, которое он вызывал в ней. И хотела она только одного — чтобы этот танец не кончался никогда.
Они двигались под музыку, целуясь и обнимаясь, как будто никак не могли насытиться друг другом, и звезды кружились над их головами. В какой-то момент они перестали изображать танец и, прислонившись к стене каюты, полностью погрузились в свой собственный маленький мир, в котором не было места ничему и никому другому.
У Марты было очень много парней — обычные студенческие отношения, ничего серьезного, и, возможно, легкость ее характера позволяла им думать, что она тоже была «легкой». Однако очень скоро они обнаруживали, что ошибались. Но сегодня ночью все ее защитные механизмы спали — каким-то образом он проскользнул мимо них незамеченным…
Через много-много времени он наконец поднял голову и улыбнулся слегка насмешливо.
— Я рад, что решил остаться, — прошептал он низким, хрипловатым голосом.
Реальность вернулась к ней, и, внезапно встревоженная, она быстро взглянула на него из-под полуопущенных ресниц. Он не позволил ей высвободиться, держа ее все еще неприлично крепко. Что-то в темной глубине его глаз подсказало ей, что, возможно, он решил, будто приглашение на вечеринку означало нечто большее, чем танец и поцелуй.
Она попыталась отступить назад, но легким напряжением стальных мускулов он прижал ее теснее.
— Куда же вы? — произнес он, иронично улыбаясь. — Вы же обещали потанцевать со мной.
— Я…
— Надеюсь, вы не боитесь чего-то «нового»? — настаивал он. Щекоча ей щеку своим теплым дыханием, он снова начал двигаться под музыку, медленно и чувственно. — Вы же так хотите быть свободной.
— Это вовсе не что-то новое для меня, — парировала она с вызовом. — Я целовалась с кучей мальчиков…
— Ах — мальчиков. — Он понимающе кивнул. — Мне кажется, что вы делаете большую ошибку, путая количество и качество. — Он чувственно провел пальцем по ее дрожащим мягким губам. — Вам не стоит растрачивать поцелуи на мальчишек. Вы — женщина, и вам нужно, чтобы вас целовал мужчина — меньшее вас не удовлетворит.
Его слова, его голос опутывали ее чарующей сетью. Луна отражалась в темных водах канала, мягкий ветер трепетал в ее волосах. Почему ей никогда раньше не приходило в голову, что Стокгольм — самый романтичный город на земле.
Его голова склонилась, когда он снова припал к ней губами, раздвигая ее губы в голодном требовании, вбирая всю ее сладость в неспешном движении языком и разрушая всю ее способность к сопротивлению. Она положила руку ему на грудь, пальцы натолкнулись на твердую стену мускулов, и дрожь пронзила ее, почти остановив сердце.
Он мгновенно почувствовал ее ответ. Это было естественно — мужчина, настолько искушенный в искусстве любви, не мог пропустить ничего. Он изогнул ее податливое тело, его поцелуй стал глубже и нежнее, слаще, чем все, что она испытывала когда-либо, и она прильнула к нему, отдавая ему все, что он требовал, и даже больше. Она не подозревала о невысказанной просьбе, заключавшейся в ее безотчетной реакции, она сознавала только глубину своего желания.
Его руки блуждали по ее телу с чувством собственника, изучая каждый изгиб. Перед выходом на палубу она накинула на себя шелковую шаль с бахромой, купленную на уличном развале за несколько крон. Концы платка были сколоты старинной стразовой брошью, но каким-то образом застежка расстегнулась, и она почувствовала, что шаль соскользнула с ее плеч.
Она надела ее потому, что просвечивающая кисейная кофточка на ней была слишком сильно вырезана спереди, открывая нежные припухлости ее грудей гораздо больше, чем она хотела показать. Но теперь он наслаждался видом, представшим перед ним, и глаза его, казалось, обжигали ее нежную плоть.
Она была настолько изящной, что редко надевала лифчик, а ткань ее наряда оказалась такой тонкой и прозрачной, что девушка выглядела теперь абсолютно голой. Она почувствовала, как под его взглядом затвердели и выступили вперед нежные бутоны ее сосков, видимые сквозь легкую кисею. А когда он коснулся ее груди, дыхание у нее перехватило.
Если бы не стенка каюты, на которую она оперлась, то она упала бы на палубу. Она беспомощно прислонилась к каюте, в то время как он наклонил голову, чтобы чувственно провести языком по изящным завиткам ее ушной раковины. Ладони его накрыли ее болезненно напрягшиеся груди, восхитительно сжимая их, страстно лаская ее нежные соски, зажигая огонь в крови.
Ее голова откинулась назад, всхлипывающий вздох сорвался с ее губ. Она услышала, как он засмеялся приглушенным победным смешком. Его рот вернулся к ее рту, как бы утверждая свои права на него. Она могла только покориться. У нее не было зашиты от грубого вторжения его языка, ее маленькие груди, казалось, набухли и напряглись под острыми ласками его рук, выдавая ему всю полноту ее реакции.
— Это не место для продолжения, — пробормотал он низким, обещающе хрипловатым голосом. — Моя палатка всего в десяти шагах отсюда, у меня огромный пуховый спальный мешок, нам там будет очень удобно.
Его слова рассекли мечту, в которую она погружалась, она в испуге распахнула глаза.
— Нет!
— Нет? — Он быстро нахмурился, удивленный ее капризным отказом. — Что это за игра? — требовательно спросил он с растущим раздражением. — Это означает, что ты просто дразнила меня? Обещаешь все, а потом не даешь ничего, да, детка?
— Прошу вас., . Извините. — Она попыталась отодвинуться от него, испугавшись темной решимости в его глазах. — Пожалуйста, пустите меня.
— Ты, кажется, слишком возомнила о себе, общаясь с малолетками, — прорычал он, дико рассвирепев. — Может, пора тебе узнать, к чему приводят игры со взрослыми.
— Не надо… пожалуйста… простите меня… Она вдруг действительно испугалась его. Он полностью контролировал себя, это была умышленная злость, но почему-то ей стало еще страшней. Его пальцы крепко схватили ее волосы, откидывая ей голову так, что тело ее выгнулось болезненной дугой, крепко прижатое к нему.
— Тебе надо вести себя поумнее, — зло сказал он, близко склонив свое лицо. — Разве мамочка не предупреждала тебя, чтобы ты не играла с огнем? Это очень опасно — ты можешь сильно обжечься.
Он прижал ее всем весом своего тела к стенке каюты. Не было никакой возможности увернуться от этого жесткого рта, обхватившего ее губы. Она дико извивалась, колотя кулаками по его твердой груди, но тело ее было полностью сковано и любое движение могло возбудить его еще сильней. К тому же он оказался налитым силой под этой мягкой замшевой курткой, разрушительной силой.
И, ох, как легко будет сдаться; она хотела его, хотела провести с ним ночь в его большой, удобной палатке, хотела чувствовать живое тепло его обнаженного тела рядом со своим. Ее тело вышло из-под контроля, отдаваясь ему, прося чего-то еще большего.
Он отпустил ее так резко, что, покачнувшись, она больно ударилась локтем об угол каюты. Стальные серые глаза смотрели на нее с холодной неприязнью.
— По зрелом размышлении, я бы не хотел пачкать свой спальный мешок девкой, которую уже, наверное, перепробовало пол-Стокгольма, — презрительно проговорил он. — Возвращайся к своим глупым мальчишкам. Я же предпочту быть более разборчивым.
Повернувшись на каблуках, одним быстрым движением он перемахнул через борт судна и растворился в темноте за стеной кустов и деревьев на берегу. Она смотрела ему вслед, и слезы стыда подступали к ее горлу. Она сама виновата — дала ему повод подумать, что относится к категории девиц, ложащихся в постель с первым встречным.
Его силуэт показался в короткой вспышке света — он зажег фонарь, прежде чем откинуть полог палатки. Усилием воли Марта собралась с мыслями и, подобрав упавшую шаль, закуталась в нее.
В конце концов, какое ей дело до того, что он думает о ней? Такие мужчины ей никогда не нравились. Ведь ее отец в свое время пытался познакомить ее с такими — занудными молодыми бизнесменами и многообещающими политиками, надеясь, что она «образумится»с респектабельным мужем.
Но она отнюдь не горела желанием «образумиться»и не хотела становиться респектабельной. И ей не по нраву были мужчины в дорогих замшевых куртках.
Глава 2
Марте очень нравилось рисовать цветочный рынок в центре Стокгольма. Весенние нарциссы и тюльпаны теперь уступили место розам — розам любых цветов и размеров, их букеты стояли в громадных вазах, окруженные облаками изысканной белой гипсофилы. Яркие навесы защищали цветы от палящего солнца, окутывая их нежной золотисто-желтой дымкой.
Невозможно было перенести все детали на полотно, да к тому же она вовсе и не стремилась к этому в своем занятии живописью. Ей хотелось использовать краски для создания изменчивого впечатления от того, что она видела, видела в своем воображении, а не глазами.
Она прислонила велосипед к стене и поставила на тротуар скамейку и мольберт, стараясь создать как можно меньше препятствий людскому потоку, текущему вокруг нее. Несколько прохожих уже остановились, чтобы понаблюдать за ее работой. Она принимала их одобрительные замечания с улыбкой, про себя немного насмешливо удивляясь тому, что те из них, кто подходил ближе и пристально вглядывался, стараясь увидеть что-то кроме ярких мазков краски, обычно сильнее всех хвалили ее.
Часы на башне у рыночной площади только что отбили полчаса, и она начала подумывать о кратком перерыве и чашке кофе, как вдруг какое-то странное шестое чувство заставило волосы на ее затылке пошевелиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18