верона мебель для ванной
Лиз тоже отвела Баронессу в денник. Том спросил про Джека:– Ты его любишь?Любит? Когда-то ей казалось, что она любит Тома, потом – Эдди, но позже поняла, что испытывала к ним не любовь, а какое-то другое чувство. Теперь все было не так, однако Лиз затруднилась бы объяснить, что – «не так». Может быть, то, что между нею и Джеком, стоило им прикоснуться друг к другу, проскакивала искра и все вокруг переставало существовать?– Не знаю, – ответила она. – Но я бы пошла за ним куда угодно.Она взглянула на Тома и по его лицу поняла: ей не следовало говорить этого. Ну так не спрашивал бы! – сердясь и на себя, и на него, подумала Лиз.В желтой комнате ее ждала расстроенная Моника:– Это правда, что ты едешь к Джеку?– Да. Это правда.– А как же Дэвид? Он приедет, а тебя нет!– Обойдусь без новой прически.– Да ну тебя! – Моника махнула рукой. И вдруг спросила: – Джек говорил тебе, что был женат?– Нет.Монике был известен характер двоюродного брата: он терпеть не мог пересудов о своей личной жизни. И если узнает, что она проболталась Лиз, скажет с неподражаемой холодностью: «Ну что, Моника, тебе теперь легче?» И ей станет стыдно.Она забормотала что-то про нежелание сплетничать, что просто она думала… Лиз молча надела свое белое платье с короткими рукавами и глубоким вырезом, и Моника тут же предложила одолжить серьги. Серьги были красивые и явно дорогие, но Лиз подумалось, что Джек будет недоволен, если она наденет чужую вещь, и отказалась.Она и Моника вошли в столовую вместе с миссис Рассел. Наконец-то Лиз увидела, как ходит эта дама – величественно, будто царственная особа.Кроме них за обедом были как всегда оживленный мистер Рассел, томный Робинс и какая-то миссис, пышная, как торт безе.Лиз, как и в первый раз, сидела между Джеком и Моникой. Даже когда миссис Рассел не смотрела в ее сторону, она чувствовала исходящее от той высокомерие. Мать Моники изредка обращалась к «Безе» с вопросами о каких-то родственниках. Дама в ответ почему-то вздрагивала и на все отвечала «о'кей». Джек, как ни в чем не бывало, переговаривался со своим дядей о предстоящих скачках и о лошади, которая, по его мнению, придет первой. У Робинса, который занимался выездкой, их рассуждения вызывали ироничную улыбку.После обеда Джек зашел к Лиз в желтую комнату, где она складывала вещи в спортивную сумку, и сказал, что перед отъездом ей следует поблагодарить хозяйку за гостеприимство.И еще за то, что она терпеть меня не может, подумала Лиз. И попросила Джека пойти вместе с ней к его тетке.– Боишься?– И не думаю! – храбро сказала Лиз.Миссис Рассел отдыхала после обеда. Она сидела – на этот раз в малиновом кресле, – облаченная в просторный халат с широкими, свободными рукавами, в которых при малейшем движении белели ее полные и уже немолодые руки.– Миссис Рассел, – бодро произнесла Лиз. – Спасибо, что пригласили меня. Я была очень счастлива: я научилась ездить и встретила Джека…Миссис Рассел бросила на племянника насмешливый взгляд: «И с этим примитивом ты собираешься связаться?» Джек ответил ей веселой улыбкой: «Именно так, дорогая Эдна!» Последовал новый взгляд, уже сердитый: «Ну и дурак!» Он не выдержал и сказал вслух:– Зато счастлив!– Когда ты собираешься вернуться? – Миссис Рассел демонстративно обращалась только к нему.Он так же подчеркнуто ответил:– Мы вернемся за день до состязаний.Едва за ними закрылась дверь, Лиз вздохнула с облегчением.– Я думала, твоя тетя скажет, чтобы я не возвращалась.– Она никогда так не скажет. Для этого она слишком хорошо воспитана. Но если захочет, чтобы ее оставили в покое, сумеет обойтись и без слов. А теперь бери свою сумку и садись в машину.Лиз спросила, долго ли им ехать. Джек сказал, что по скоростному шоссе два с половиной часа. Он велел Лиз пристегнуть ремни…
Машину он вел, как завзятый гонщик. Лиз лишь время от времени произносила: «Уф!..» и впивалась пальцами в сиденье. Когда свернули со скоростной магистрали, поехали помедленнее.– Скорей бы приехать! – сказала Лиз.– А мы почти дома.Уже темнело. Деревья, какие-то постройки уплывали назад, к ранчо. Только неясные очертания далеких гор на горизонте все время сопровождали их. Новый поворот – и машина очутилась на узкой дороге. Вскоре перед ними возникли ворота с изящным сплетением чугунных прутьев. Ворота, как показалось Лиз, открылись сами собой. Сами собой открылись и двери гаража.– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.– Эта сказка называется электроникой.– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.– Нравится? – спросил он.Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.– Я скоро приду, – сказал он.Лиз скинула одежду и вошла в теплую воду. После дороги особенно приятно было лежать на спине, чувствуя, как вода ласкает кожу. Зажав ноздри, Лиз окунулась с головой… Затем надела халат, лежавший у борта, и вошла в комнату. Это была большая комната с балконом, скрытым длинным занавесом. Возле широкой кровати на комоде орехового дерева с бронзовой инкрустацией стоял старинный будильник.Джек появился, когда Лиз уже была одета. Он выдвинул ящик комода и достал из шкатулки изумрудное колье.– Одевайся и идем ужинать. Энтони ждет нас.– Это мне? – спросила Лиз, пропустив мимо ушей напоминание об ужине.– Оно твое.Лиз быстро надела колье, посмотрелась в зеркало над кроватью и зажмурилась. Она себе очень понравилась. Потом сняла колье, положив его на комод, и разделась, исподлобья глядя на Джека.– Это из благодарности? – спросил он.– Из благодарности? – сказала Лиз, подражая интонации Джека, когда тот говорил, что из благодарности за ее помощь ограничился бы подарком. – Из благодарности я бы только поцеловала тебя.– Все понял. – Он усмехнулся. – И не возражаю.Он подумал, что в своей спальне, в своей постели впервые любит женщину. В лучшие периоды жизни с Клаудией та никогда не оставалась здесь, он сам приходил на ее половину. Его никогда не смущала обстановка любовных свиданий. И в желтой комнате на ранчо ему было вполне удобно. Но сейчас он испытал полную раскованность. В свои тридцать лет он впервые потерял самоконтроль. Чья в этом была заслуга или вина, он не задумывался. Ему хотелось сказать Лиз, что он любит ее. А ей хотелось это услышать. Но оба молчали, боясь произнесенными вслух словами спугнуть рождавшееся чувство…За дверью послышалось осторожное покашливание. Джек прошептал:– Энтони приглашает к ужину.– Так пойдем, у меня опять появился аппетит.Джек крикнул:– Энтони, мы сейчас придем!..Покашливание стихло. Они быстро оделись. Шли по освещенному коридору. Две двери, между которыми в простенке висели картины в широких рамах, были заперты. Лиз спросила:– Там жила твоя жена?Джек остановился. Спросил недовольно: – Кто тебе сказал?– Моника. Почему ты сердишься?– Я сержусь не на тебя. Моника – болтливая сорока. Я бы сам тебе сказал. У меня нет жены.– Я знаю, вы развелись.Джек усмехнулся.– И это она сообщила!Она сидела в маленькой столовой. Из четырех колонок музыкального центра чуть слышно звучала музыка – одна из бессмертных песен «голливудского соловья» Фрэнка Синатры. В старинном буфете за стеклом сверкал хрусталь. На камине стояла забавная бронзовая фигурка сенбернара. Живой сенбернар лежал рядом со стулом Джека. По другую сторону, между Джеком и Лиз, разместился черный королевский пудель с блестящими пуговичными глазами и сообразительной мордочкой. Лиз спросила, часто ли Джек живет дома.– К сожалению, не часто.– Значит, собаки не твои.– А чьи же? – удивился он.– Энтони. Ты для них гость. – В голосе ее звучала грусть.– Но у них есть дом и еда, – возразил он.Лиз молчала. Возможно, Джек прав. Но если бы он уехал и оставил ее одну, то никакие самые вкусные блюда, приготовленные Энтони или поваром Джека, ее бы не утешили.– Завтра мы поедем на ранчо, – сказал Джек, – а после состязаний – ко мне на виллу.– На виллу? – переспросила Лиз. – У тебя есть вилла?– Ты была там.– Ты хочешь сказать?..– Ты угадала, – Джек, улыбаясь, смотрел на нее, – это моя вилла.– А Моника?– Ей хотелось к морю, и я разрешил ей с друзьями провести у меня каникулы. Она часто гостит там.– Значит, это твоя вилла… – упавшим голосом произнесла Лиз.– Моя, – подражая ей, грустно сознался Джек.– И инициалы в зале на полу твои – «Д» и «Б»?– Вот инициалы не мои, хотя у меня тоже «Д» и «Б».Он рассказал, что вилла принадлежала его бабушке Деборе Бредфорд, после ее смерти перешла к отцу Джека, а от того – к нему, Джеку Бредфорду.– Но это только конец истории. Начало ее куда более интересно. На месте виллы стоял скромный сельский дом. Его хозяин разорился, ввязавшись в аферу с акциями несуществующего перуанского серебряного рудника, и покончил с собой. Мой прадед Лоуэлл Грант, отец Деборы, купил у его наследников дом и участок. Дом снесли и начали строить виллу. Она должна была стать свадебным подарком Лоуэлла дочери. Закончить строительство к бракосочетанию не успели, но, вернувшись после медового месяца с Карибских островов, молодые получили ключи от виллы и поселились там. Понятно, что инициалы в зале были не «Д» и «Г», а «Д» и «Б», ведь Дебора стала миссис Бредфорд.– Запутаешься… – только и произнесла Лиз.– Привыкай, историю семьи надо знать. И вот еще что. Помнишь, я назвал дом несчастного отца моего погибшего друга «Домом повешенного» и упоминал о картине с таким названием? Лоуэлл Грант, до того как снести купленный дом, пригласил художника, довольно известного в те годы, и тот быстро написал картину с этим домом в окружении старого парка. Сам художник ее никак не назвал, а у членов семьи она обычно зовется «Домом повешенного» или «Домом висельника». Поэтому, когда ты звонила Энтони и упомянула в разговоре ее название, он сразу понял, что его не разыгрывают, что я действительно попал в беду. Картина висит на вилле в библиотеке – как напоминание о том, откуда все пошло… Но ты меня не слушаешь, Лиз! Чем-то расстроена, признавайся!– Нет…– Лиз! Я же вижу. Что случилось?– Ничего.– Ты не хочешь ехать на виллу?– Ну почему же… – неуверенно сказала Лиз, а в висках билась страшная мысль: вдруг Эдди уже побывал на вилле?– А ну посмотри на меня!Лиз подняла глаза, и в их глубине он увидел смятение.– Значит, все о'кей? – недоверчиво спросил он.– Да…– Вот и хорошо.Он произнес это суховато и отчужденно. Лиз мысленно сжалась. До конца ужина они не произнесли ни слова. Затем Джек сказал, что у него дела по хозяйству. Он пришел в спальню поздно. Лиз не спала. Он молча разделся и погасил свет.Ее что-то смущает, думал он. Но если она не виновата ни в чем, то должна объяснить! Что могло произойти на вилле? У нее там с кем-то была связь? И поэтому она не хочет туда возвращаться? Не просто не хочет – боится, чтобы я чего-то не узнал! Она еще не научилась притворяться… Но, может быть, она боится не меня, а кого-то другого?Он слышал, как Лиз тихо всхлипывает. Ему было жаль ее. Но он не заговаривал. Если она решила что-то скрыть, это ее дело! Но с первых дней – это уж слишком!
Утром Джек сказал Энтони, что он и Лиз возвращаются на ранчо. Наметанным глазом тот отметил и мрачность Джека, и заплаканные глаза девушки, но опытный слуга лишь кивком показал, что принял к сведению слова хозяина.Зато на ранчо кое-кто на их размолвку прореагировал открыто. Миссис Эдна Рассел, не скрывая иронии, заявила племяннику, что другого финала этого скороспелого романа она и не ожидала.Вскоре в желтую комнату ворвалась Моника и с ходу объявила:– Как хорошо, что ты приехала! Дэвид здесь! Он у меня, идем!Лиз попросила передать Дэвиду, что ждет его:– Пусть придет сюда. Я очень устала.Моника поверила не словам, а голосу подруги.Не удержалась, спросила:– Вы поссорились? Джек терпеливый, но, когда рассердится, это надолго.Это я уже поняла, подумала Лиз.Моника убежала, и вскоре к Лиз явился Дэвид. Он успел услышать от Мэтью, что между Джеком и девицей пробежала кошка: оба вернулись надутые.Увидев Дэйва, Лиз разрыдалась. Всхлипывая, давясь слезами, она рассказала о намерении Джека повезти ее на виллу.– Спокойно, – сказал Дэвид. – Давай разберемся. Ты боишься, что вилла ограблена, и Эдди скажет, что это сделала ты. Но, во-первых, еще неизвестно, так ли это. Во-вторых, даже если ограблена, надо доказать, что это сделала ты. В-третьих, Джек не поверит. Если же поверит, значит, извини, он дурак, и не стоит о таком жалеть.– Я люблю его…Она впервые произнесла вслух эти слова. Помолчав, Дэвид спросил:– А он говорил тебе, что любит?– Нет. Но я это чувствовала. А теперь он как чужой.– Знаешь, расскажи ему все! Сама расскажи. Он же ничего не знает и думает Бог знает что!– А если Джек узнает про Эдди? Что он был моим женихом? Он никогда не простит.– Думаешь, молчать лучше? Послушай, Лиз… Я боялся, что уеду и не встречусь с тобой. А мне кое-что надо тебе сообщить. Тебе известно, что Моника послала мне телеграмму?– Знаю. Мы обе так решили.– А текст телеграммы читала?– Нет, а что?– Моника написала, чтобы я приехал сделать прически ей и тебе. Понимаешь? Она написала твое имя. Когда я пришел на почту за телеграммой, там был твой бывший жених. Он увивался за телеграфисткой. Думаю, он рассчитывал, что рано или поздно ты напишешь кому-нибудь письмо и ему удастся через телеграфистку выведать твой адрес. Не хочу волновать тебя, но ты должна быть готова, что он здесь вскоре появится.Лиз испуганно проговорила:– Что же делать?– Только то, что я сказал, – расскажи все Джеку.– А если сказать ему не все?Дэвид перебил:– Или ничего, или правду! Хочешь, я сам поговорю с ним?– Нет! Он рассердится, что я кого-то просила, а сама не решилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
Машину он вел, как завзятый гонщик. Лиз лишь время от времени произносила: «Уф!..» и впивалась пальцами в сиденье. Когда свернули со скоростной магистрали, поехали помедленнее.– Скорей бы приехать! – сказала Лиз.– А мы почти дома.Уже темнело. Деревья, какие-то постройки уплывали назад, к ранчо. Только неясные очертания далеких гор на горизонте все время сопровождали их. Новый поворот – и машина очутилась на узкой дороге. Вскоре перед ними возникли ворота с изящным сплетением чугунных прутьев. Ворота, как показалось Лиз, открылись сами собой. Сами собой открылись и двери гаража.– Как в сказке, – зачарованно произнесла Лиз.– Эта сказка называется электроникой.– Думаешь, я такая дура, не понимаю! Но все равно как в сказке. Так интересней.В дверях дома уже стоял Энтони. Его ничуть не удивило появление Лиз. Он распахнул перед ней двери. Не так, как Мэтью! – удовлетворенно отметила Лиз. Она шагнула в просторный холл, где в огромном аквариуме, подсвеченном лампами, среди колышущихся водорослей плавали экзотические рыбы. Лиз в восхищении оглянулась на Джека.– Нравится? – спросил он.Она кивнула. Когда ей что-то очень нравилось или чего-то очень хотелось, она лишь кивала без слов.Джек привел ее в ванную комнату. Здесь, как и на ранчо, был бассейн, выложенный светло-зелеными плитами. Уже наполненный водой.– Я скоро приду, – сказал он.Лиз скинула одежду и вошла в теплую воду. После дороги особенно приятно было лежать на спине, чувствуя, как вода ласкает кожу. Зажав ноздри, Лиз окунулась с головой… Затем надела халат, лежавший у борта, и вошла в комнату. Это была большая комната с балконом, скрытым длинным занавесом. Возле широкой кровати на комоде орехового дерева с бронзовой инкрустацией стоял старинный будильник.Джек появился, когда Лиз уже была одета. Он выдвинул ящик комода и достал из шкатулки изумрудное колье.– Одевайся и идем ужинать. Энтони ждет нас.– Это мне? – спросила Лиз, пропустив мимо ушей напоминание об ужине.– Оно твое.Лиз быстро надела колье, посмотрелась в зеркало над кроватью и зажмурилась. Она себе очень понравилась. Потом сняла колье, положив его на комод, и разделась, исподлобья глядя на Джека.– Это из благодарности? – спросил он.– Из благодарности? – сказала Лиз, подражая интонации Джека, когда тот говорил, что из благодарности за ее помощь ограничился бы подарком. – Из благодарности я бы только поцеловала тебя.– Все понял. – Он усмехнулся. – И не возражаю.Он подумал, что в своей спальне, в своей постели впервые любит женщину. В лучшие периоды жизни с Клаудией та никогда не оставалась здесь, он сам приходил на ее половину. Его никогда не смущала обстановка любовных свиданий. И в желтой комнате на ранчо ему было вполне удобно. Но сейчас он испытал полную раскованность. В свои тридцать лет он впервые потерял самоконтроль. Чья в этом была заслуга или вина, он не задумывался. Ему хотелось сказать Лиз, что он любит ее. А ей хотелось это услышать. Но оба молчали, боясь произнесенными вслух словами спугнуть рождавшееся чувство…За дверью послышалось осторожное покашливание. Джек прошептал:– Энтони приглашает к ужину.– Так пойдем, у меня опять появился аппетит.Джек крикнул:– Энтони, мы сейчас придем!..Покашливание стихло. Они быстро оделись. Шли по освещенному коридору. Две двери, между которыми в простенке висели картины в широких рамах, были заперты. Лиз спросила:– Там жила твоя жена?Джек остановился. Спросил недовольно: – Кто тебе сказал?– Моника. Почему ты сердишься?– Я сержусь не на тебя. Моника – болтливая сорока. Я бы сам тебе сказал. У меня нет жены.– Я знаю, вы развелись.Джек усмехнулся.– И это она сообщила!Она сидела в маленькой столовой. Из четырех колонок музыкального центра чуть слышно звучала музыка – одна из бессмертных песен «голливудского соловья» Фрэнка Синатры. В старинном буфете за стеклом сверкал хрусталь. На камине стояла забавная бронзовая фигурка сенбернара. Живой сенбернар лежал рядом со стулом Джека. По другую сторону, между Джеком и Лиз, разместился черный королевский пудель с блестящими пуговичными глазами и сообразительной мордочкой. Лиз спросила, часто ли Джек живет дома.– К сожалению, не часто.– Значит, собаки не твои.– А чьи же? – удивился он.– Энтони. Ты для них гость. – В голосе ее звучала грусть.– Но у них есть дом и еда, – возразил он.Лиз молчала. Возможно, Джек прав. Но если бы он уехал и оставил ее одну, то никакие самые вкусные блюда, приготовленные Энтони или поваром Джека, ее бы не утешили.– Завтра мы поедем на ранчо, – сказал Джек, – а после состязаний – ко мне на виллу.– На виллу? – переспросила Лиз. – У тебя есть вилла?– Ты была там.– Ты хочешь сказать?..– Ты угадала, – Джек, улыбаясь, смотрел на нее, – это моя вилла.– А Моника?– Ей хотелось к морю, и я разрешил ей с друзьями провести у меня каникулы. Она часто гостит там.– Значит, это твоя вилла… – упавшим голосом произнесла Лиз.– Моя, – подражая ей, грустно сознался Джек.– И инициалы в зале на полу твои – «Д» и «Б»?– Вот инициалы не мои, хотя у меня тоже «Д» и «Б».Он рассказал, что вилла принадлежала его бабушке Деборе Бредфорд, после ее смерти перешла к отцу Джека, а от того – к нему, Джеку Бредфорду.– Но это только конец истории. Начало ее куда более интересно. На месте виллы стоял скромный сельский дом. Его хозяин разорился, ввязавшись в аферу с акциями несуществующего перуанского серебряного рудника, и покончил с собой. Мой прадед Лоуэлл Грант, отец Деборы, купил у его наследников дом и участок. Дом снесли и начали строить виллу. Она должна была стать свадебным подарком Лоуэлла дочери. Закончить строительство к бракосочетанию не успели, но, вернувшись после медового месяца с Карибских островов, молодые получили ключи от виллы и поселились там. Понятно, что инициалы в зале были не «Д» и «Г», а «Д» и «Б», ведь Дебора стала миссис Бредфорд.– Запутаешься… – только и произнесла Лиз.– Привыкай, историю семьи надо знать. И вот еще что. Помнишь, я назвал дом несчастного отца моего погибшего друга «Домом повешенного» и упоминал о картине с таким названием? Лоуэлл Грант, до того как снести купленный дом, пригласил художника, довольно известного в те годы, и тот быстро написал картину с этим домом в окружении старого парка. Сам художник ее никак не назвал, а у членов семьи она обычно зовется «Домом повешенного» или «Домом висельника». Поэтому, когда ты звонила Энтони и упомянула в разговоре ее название, он сразу понял, что его не разыгрывают, что я действительно попал в беду. Картина висит на вилле в библиотеке – как напоминание о том, откуда все пошло… Но ты меня не слушаешь, Лиз! Чем-то расстроена, признавайся!– Нет…– Лиз! Я же вижу. Что случилось?– Ничего.– Ты не хочешь ехать на виллу?– Ну почему же… – неуверенно сказала Лиз, а в висках билась страшная мысль: вдруг Эдди уже побывал на вилле?– А ну посмотри на меня!Лиз подняла глаза, и в их глубине он увидел смятение.– Значит, все о'кей? – недоверчиво спросил он.– Да…– Вот и хорошо.Он произнес это суховато и отчужденно. Лиз мысленно сжалась. До конца ужина они не произнесли ни слова. Затем Джек сказал, что у него дела по хозяйству. Он пришел в спальню поздно. Лиз не спала. Он молча разделся и погасил свет.Ее что-то смущает, думал он. Но если она не виновата ни в чем, то должна объяснить! Что могло произойти на вилле? У нее там с кем-то была связь? И поэтому она не хочет туда возвращаться? Не просто не хочет – боится, чтобы я чего-то не узнал! Она еще не научилась притворяться… Но, может быть, она боится не меня, а кого-то другого?Он слышал, как Лиз тихо всхлипывает. Ему было жаль ее. Но он не заговаривал. Если она решила что-то скрыть, это ее дело! Но с первых дней – это уж слишком!
Утром Джек сказал Энтони, что он и Лиз возвращаются на ранчо. Наметанным глазом тот отметил и мрачность Джека, и заплаканные глаза девушки, но опытный слуга лишь кивком показал, что принял к сведению слова хозяина.Зато на ранчо кое-кто на их размолвку прореагировал открыто. Миссис Эдна Рассел, не скрывая иронии, заявила племяннику, что другого финала этого скороспелого романа она и не ожидала.Вскоре в желтую комнату ворвалась Моника и с ходу объявила:– Как хорошо, что ты приехала! Дэвид здесь! Он у меня, идем!Лиз попросила передать Дэвиду, что ждет его:– Пусть придет сюда. Я очень устала.Моника поверила не словам, а голосу подруги.Не удержалась, спросила:– Вы поссорились? Джек терпеливый, но, когда рассердится, это надолго.Это я уже поняла, подумала Лиз.Моника убежала, и вскоре к Лиз явился Дэвид. Он успел услышать от Мэтью, что между Джеком и девицей пробежала кошка: оба вернулись надутые.Увидев Дэйва, Лиз разрыдалась. Всхлипывая, давясь слезами, она рассказала о намерении Джека повезти ее на виллу.– Спокойно, – сказал Дэвид. – Давай разберемся. Ты боишься, что вилла ограблена, и Эдди скажет, что это сделала ты. Но, во-первых, еще неизвестно, так ли это. Во-вторых, даже если ограблена, надо доказать, что это сделала ты. В-третьих, Джек не поверит. Если же поверит, значит, извини, он дурак, и не стоит о таком жалеть.– Я люблю его…Она впервые произнесла вслух эти слова. Помолчав, Дэвид спросил:– А он говорил тебе, что любит?– Нет. Но я это чувствовала. А теперь он как чужой.– Знаешь, расскажи ему все! Сама расскажи. Он же ничего не знает и думает Бог знает что!– А если Джек узнает про Эдди? Что он был моим женихом? Он никогда не простит.– Думаешь, молчать лучше? Послушай, Лиз… Я боялся, что уеду и не встречусь с тобой. А мне кое-что надо тебе сообщить. Тебе известно, что Моника послала мне телеграмму?– Знаю. Мы обе так решили.– А текст телеграммы читала?– Нет, а что?– Моника написала, чтобы я приехал сделать прически ей и тебе. Понимаешь? Она написала твое имя. Когда я пришел на почту за телеграммой, там был твой бывший жених. Он увивался за телеграфисткой. Думаю, он рассчитывал, что рано или поздно ты напишешь кому-нибудь письмо и ему удастся через телеграфистку выведать твой адрес. Не хочу волновать тебя, но ты должна быть готова, что он здесь вскоре появится.Лиз испуганно проговорила:– Что же делать?– Только то, что я сказал, – расскажи все Джеку.– А если сказать ему не все?Дэвид перебил:– Или ничего, или правду! Хочешь, я сам поговорю с ним?– Нет! Он рассердится, что я кого-то просила, а сама не решилась.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20