ванная чугунная 150х70
– Понимаешь, Моника думает, что я из их компании. Вот Эдди и пригрозил рассказать, будто я выдала себя за богатую специально, чтобы Моника и ее родители поверили мне, впустили к себе. А на самом деле я просто решила ограбить их…– Значит, Моника не знает, что ты на нулях? Ты ей вправду навешала лапшу на уши, что богатая?– Ничего я не вешала! – сказала с досадой Лиз. – Моника так сама решила, не спросив меня, и сказала всем, что я танцевала с ее дядей Чарльзом. Представляешь? Этот Чарльз у них самый главный, они перед ним все балдеют. А я его даже никогда не видела!Том спросил, что она собирается делать. Нельзя же все время прятаться и бояться, что Эдвард донесет на нее в полицию!..Но Лиз жила именно так – в страхе и ожидании. Она сказала, что не знает, как освободиться от всего этого и чем все кончится.Том поднялся.– Идем, покажу, как седлать…Он выбрал седло. Предупредил Лиз, чтобы была очень внимательна: спина у лошади должна быть совершенно чистая, ни пылинки. Малейшая крошка, оказавшаяся под седлом, при езде способна травмировать кожу лошади.Баронесса была покладистым существом. Она сразу почувствовала неуверенную руку Лиз, но стояла спокойно: в конце концов, надо же им всем где-то учиться!..Когда Моника вернулась, Лиз уже не путалась в подпругах и могла сама оседлать лошадь.
В комнате были стенные шкафы и большое, от пола зеркало. Моника, полураздетая, откатывала дверцы шкафа, перебирая платья. Остановившись на каком-нибудь, она снимала его вместе с вешалкой и бросала па стул. У нее были крепкие, плотные ножки и худые, но широкие плечи. Еще не женщина, но уже и не ребенок.– Как тебе это? – спрашивала Моника, прижимая к груди очередное платье и поворачиваясь к Лиз, которая сидела на подоконнике.– Нормально. Моника морщила нос.– Не… – Для убедительности своего «не» она покрутила головой. – Хочешь? Бери!– Не хочу.– Тебе же нравится!– Ты всем знакомым раздаешь свои наряды?Лиз говорила сердито. Моника сказала:– Еще чего!– И мне не надо.– Ты обиделась? Оно новое.Вместо ответа Лиз спросила:– Что говорил обо мне Джек?– Что ты спасла ему ногу.– И все?– Еще попросил, чтобы мы не задавали тебе вопросов. – Это было для Лиз неожиданностью. – Вот я ни о чем у тебя и не спрашиваю.– А когда он это сказал?– Перед тем, как я уезжала в Нью-Йорк.Значит, после того, как мы с ним расстались. Но почему он так сказал? Знал, что я буду здесь?– Надень сиреневое, – сказала Лиз. – Тебе идет.Моника достала сиреневый костюм: мини-юбка, короткий жакет.– Знаешь, – сказала она, вертясь перед зеркалом, – мама на обед пригласила Робинса.– Кто это?– Чемпион по конкуру.– Он тебе нравится?– Робинс? – Моника расхохоталась. – Ну нет!– Он урод?– Он голубой.– Кажется, я видела его. У него красивая лошадь.Лиз сказала, что тоже хочет переодеться, и они пошли в желтую комнату. «Стенные шкафы» Лиз умещались в ее спортивной сумке, а выбор туалетов ограничивался тремя платьями. Она надела белое, которое, знала, ей к лицу. Взгляд подруги подтвердил это. Моника сказала:– Мы такие красивые!Лиз улыбнулась. Она была старше Моники на два-три года, но поймала себя на том, что смотрит на нее покровительственно, как женщина смотрит на девочку. Моника произнесла задумчиво:– Вот если б Дэвид сделал нам прически…Лиз подхватила эту идею: если Дэвид приедет, он расскажет ей все, что произошло после ее отъезда.– Так пригласи его! – сказала Лиз.Моника немедленно побежала отдавать распоряжение Мэтью, чтобы тот отправил телеграмму парикмахеру. Лиз поинтересовалась текстом. Моника сказала, что написала понятно: Дэвид должен приехать, чтобы успеть сделать прическу к празднику. Глава 10Встреча на ранчо До обеда оставалось минут пятнадцать. К этому времени семья и приглашенные к обеду собирались в гостиной в ожидании камердинера, который сообщит хозяйке, что повариха ничего не пересолила, не пережарила и можно приступить к трапезе. Моника торопила Лиз: надо успеть оказаться в гостиной до появления Мэтью, иначе мама прочитает лекцию о семейных традициях, а этого Моника терпеть не могла.В просторной гостиной с белым роялем, на котором в молодости играла сама миссис Рассел и года два бренчала Моника, пока однажды не заявила, что с музыкой покончено, кроме хозяев находились два гостя. Один – тот самый Робинс, томный красавец, – разговаривал с миссис Рассел, которая величественно восседала в кресле под полосатым бело-голубым чехлом. Лиз подумала: мать Моники только и делает, что переползает из кресла в кресло; любопытно было бы посмотреть, как она ходит.Отец Моники стоял у застекленных полок, на которых красовались серебряные и хрустальные кубки и другие призы, коих в разное время удостоились его лошади. Он беседовал с высоким, спортивного сложения мужчиной в темно-сером фланелевом костюме. Когда девушки вошли, тот оглянулся. Кровь бросилась в лицо Лиз и отхлынула. Это был Джек. Вокруг продолжали говорить, но она уже ничего не слышала и почти ничего не понимала. Однако ей стало окончательно ясно: он вовсе не тот, кем она его считала, он – член этой семьи!..Джек быстро подошел к ней и, глядя в ее побелевшее лицо, шепнул:– Только не падай в обморок! – И громко объявил: – Вот моя спасительница! Извините, мы вас ненадолго покинем.Миссис Рассел невозмутимо напомнила, подчеркивая обращение только к нему:– Не опаздывай к обеду.Джек не ответил. Он вывел Лиз в коридор.– Где твоя комната?– Желтая, – прошептала она.– Бежим!К Лиз вдруг вернулись силы, будто не она минуту назад едва стояла на ногах. Очутившись в комнате, они обнялись, как любовники после долгой разлуки. Ими овладело то безумное состояние, когда празднует страсть, а разум молчит, признавая свое поражение. Сколько же времени они потеряли, возводя искусственные преграды и лишая себя любви! Они словно торопились наверстать упущенное, забыв о строгой хозяйке дома и ее обеде, на котором так и не появились.Он раздел ее и уложил на постель с той удивительной в мужчинах нежностью, которую придает их действиям только неподдельное, глубокое чувство. Быстро сбросил с себя одежду, опустился рядом с кроватью на колени и непослушными губами прижался к напрягшемуся соску сначала одной, потом другой груди. Но страсть торопила его: скорей, скорей! И он словно слышал ее безмолвные ответы: скорей, скорей!..Мощно и властно он вошел в нее. Ей казалось, что он заполнил ее естество, вытеснив все, кроме страсти. И она приняла его щедро и нежно. Перед тем, что она испытывала в ею объятиях, померк и исчез ее небогатый сексуальный опыт. Не потому, что Том был лишь неумелым мальчишкой, а Эдди эгоистом, озабоченным лишь собственными ощущениями. Нет, главное было в другом – она любила этого мужчину, она любила впервые в жизни, хотя, быть может, до конца не осознавала этого.Слившись в единое целое, они погрузились в такие жаркие глубины, о которых никогда прежде не помышлял даже он, тридцатилетний мужчина. И тут же, с каждым его движением, с каждым ее встречным порывом начали подниматься из этих глубин – к еще более горячим высотам. Подъем длился бесконечно долго – или всего один миг. Пока весь окружающий мир и они вместе с ним не рассыпались ослепительным звездным дождем…Они лежали, касаясь друг друга обессиленными телами. Ни слова о прошлом, о размолвке. Ни слова о будущем. Существовало только настоящее, и ничего другого они не желали.Неожиданно зазвонил телефон. Джек поднял трубку.– Я так и знала, что ты у нее, – холодно произнесла миссис Рассел. – Зайди ко мне.– Отложить нельзя?– Сейчас!Положив трубку, Джек сказал Лиз:– Я скоро вернусь, дорогая. – Та уже догадалась, что звонила мать Моники и что она недовольна.Джек поднялся на второй этаж, в спальню тетки. Миссис Рассел, когда-то тоненькая девушка со здоровым румянцем, сильно раздавшаяся после первых же родов, так и не сумела возвратиться в прежние габариты. Сейчас она величественно полулежала на кушетке, подложив под спину подушки из мягкой кожи. Она уже плохо видела, но очки надевала, только когда оставалась одна или в присутствии мужа. Даже Моника лишь однажды застала мать в очках, когда та писала письмо, да и то благодаря своей склонности входить без стука.Вот и сейчас при стуке в дверь миссис Рассел быстро сняла очки, но успела заметить счастливый блеск в глазах племянника. Не скрывая осуждения, она сказала:– Неужели нельзя было после обеда…Он невежливо перебил:– Нельзя.– У тебя странный вкус. Кругом столько достойных женщин…– Например, Клаудиа, – сказал он. Бывшую жену ему сосватала именно тетка.– Уж лучше она, чем неизвестно откуда взявшаяся девчонка! Я уверена, ты толком даже не знаешь ее.– Однажды я послушал тебя и женился на Клаудии. Изволь больше не вмешиваться в мою жизнь! Лиз нужна мне.– Надеюсь, на ней ты не собираешься жениться?– Это касается только меня. А если будешь оттачивать на Лиз свой аристократизм, мы уедем.Джек вернулся к Лиз. Та, успевшая уже одеться, спросила:– Влетело?Он улыбнулся, не ответив на ее вопрос. Сказал:– Пойдем, я посмотрю, как ты ездишь верхом…Но уйти из желтой спальни им не удалось. Он поцеловал ее, и обоих опять охватила страсть. На этот раз Джек запер дверь: Моника была приучена стучаться только в комнаты родителей, да и это правило постоянно нарушала…У него были женщины, изучившие пособия по сексу и уверенно применявшие на практике вычитанные советы. Он заранее знал, как они поступят в тот или иной момент постельной игры, и иногда ему казалось, что у него одна и та же партнерша, менявшая лишь цвет волос, глаз и кожи. Они не любили, они работали или, в лучшем случае, развлекались. Они усвоили, что и как следует делать, чтобы наиболее остро ощутить эротическое наслаждение. Но ни радости, ни счастья, ни любви к партнеру не испытывали. Да и он был не лучше.Джек знал, что он у Лиз не первый. Но по тому, как она отдавалась, он понимал, что любит она впервые. И он сам, любя ее, словно очищался от следов прикосновений опытных любовниц…Они снова отдыхали, обессиленные жаркими, неистовыми объятиями. Его жестковатая ладонь нежно прикрывала ее упругую грудь, словно он боялся: вдруг она, подобно птице, вспорхнет и скроется где-то вдали… Лиз спросила про мать Моники:– Очень злится, что ты со мной?– Она злится из-за всего, это ее обычное состояние. Не обращай внимания.– Пока ты со мной, не буду.– Тогда пошли на конюшни. Продемонстрируешь свои успехи. Но сперва поедим. Я проголодался.– Я тоже.Джек упруго вскочил с постели, оделся, принес из ванной халат для Лиз. Потом нажал кнопку звонка. Явившегося Мэтью он попросил накормить их:– Принеси сюда.Камердинер был шокирован, но ничем не выдал себя. Он прикатил столик на колесах, уставленный тарелками со снедью, графином сока, бутылкой вина, стаканами, и направился к двери. Джек похвалил его:– Спасибо, Мэтью. Молодец, что догадался захватить вино.Любовь истощила их. Они с жадностью набросились на еду. Утолив голод, Джек вновь предложил Лиз пойти к лошадям.– Конечно, после такого пиршества ты изрядно потяжелела, но Баронесса выдержит…Он повел ее к конюшням не как обычно, мимо беговых дорожек, а к левадам, где на лугу пасся молодняк. Недалеко от пастбища стояла конюшня для жеребят и их матерей. Низкая ограда из гладкой проволоки, через которую свободно переступали взрослые лошади, а за ними перескакивали жеребята, отделяла пастбище от конюшен. Рыжий жеребенок не сумел одолеть это препятствие, и мать несколько раз возвращалась, показывая отпрыску, что нужно сделать, но тот лишь тоненько и жалобно ржал.– Да он же зацепился за проволоку! – поняла Лиз.Джек бросился к жеребенку, освободил его, и тот, весело подпрыгивая, побежал к конюшням.– Ты спас малыша! – радовалась Лиз. – Если бы мы пошли другой дорогой, он мог сломать ногу!– Если б ты пошла тогда другой дорогой, я тоже мог лишиться ноги.– Кто-нибудь наверняка помог бы.– Мимо прошли с десяток машин, однако никто даже не притормозил.– Скажи, ты со мной… из благодарности?– Из благодарности я сделал бы тебе подарок.Лиз осталась довольна его ответом.Они обогнули конюшни рысаков и вышли к конюшням верховых лошадей.Том чистил в деннике, соседнем со стойлом Баронессы, чистокровного «араба». Услышав, что Лиз собирается на прогулку, он хотел принести седло, но Джек не разрешил:– Пусть привыкает седлать сама.Лиз притащила из тренерской амуницию, угостила Баронессу предусмотрительно прихваченным сахаром, потом надела седло. Но затянуть подпругу ей все-таки помог Том.– Есть надо побольше, – посмеивался Джек.Он выбрал для себя серого в яблоках «англичанина». Они выехали на аллею, ведущую в рощу, примыкавшую к ранчо. Ехали шагом. Джек учил Лиз правильно держать ногу в стремени. На круглой, почти правильной формы поляне они спешились. Джек привязал лошадей к дереву, и те сразу принялись щипать траву.– Это мое любимое место, – сказал Джек. – Сюда редко ездят. Тренинги, состязания – все там, на ранчо. А здесь тишина.Лиз спросила, кивнув в сторону лошадей:– Они тоже любят тишину?– А ты что больше любила – готовить уроки, сдавать экзамены или выходные дни и каникулы?– Конечно же я любила уик-энды!– Вот видишь. Когда приедем ко мне…Лиз перебила:– Мы поедем к тебе?Он скачал, что хочет предложить ей до начала состязаний на несколько дней поехать к нему. Лиз спросила, кто еще живет в его доме.– Энтони. Ты его уже знаешь.Она допытывалась:– А еще кто?– Две собаки и одна кошка.– А люди?– Ты будешь третьей. Тебя это устраивает?Лиз энергично закивала. Она готова была хоть сейчас отправиться к нему.– Когда мы поедем?– После обеда.О, еще обед! И чванливая миссис Рассел будет смотреть на меня, как… на горничную.– Ты недовольна? – спросил он, заметив мелькнувшую на ее лице тень разочарования.– Ничего, переживу. А у тебя там есть такая поляна?– Есть.– И лошади?– Конечно.– Ты говорил, только две собаки и кошка?– В доме.– Понятно…Джек улыбнулся.– Почему ты улыбаешься?– Потому что тебе понятно.Они снова сели на лошадей и рысью поехали на ранчо. Джек поставил свою лошадь в денник и сказал, что будет ждать Лиз в столовой, – он должен предупредить Дэну об их отъезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20
В комнате были стенные шкафы и большое, от пола зеркало. Моника, полураздетая, откатывала дверцы шкафа, перебирая платья. Остановившись на каком-нибудь, она снимала его вместе с вешалкой и бросала па стул. У нее были крепкие, плотные ножки и худые, но широкие плечи. Еще не женщина, но уже и не ребенок.– Как тебе это? – спрашивала Моника, прижимая к груди очередное платье и поворачиваясь к Лиз, которая сидела на подоконнике.– Нормально. Моника морщила нос.– Не… – Для убедительности своего «не» она покрутила головой. – Хочешь? Бери!– Не хочу.– Тебе же нравится!– Ты всем знакомым раздаешь свои наряды?Лиз говорила сердито. Моника сказала:– Еще чего!– И мне не надо.– Ты обиделась? Оно новое.Вместо ответа Лиз спросила:– Что говорил обо мне Джек?– Что ты спасла ему ногу.– И все?– Еще попросил, чтобы мы не задавали тебе вопросов. – Это было для Лиз неожиданностью. – Вот я ни о чем у тебя и не спрашиваю.– А когда он это сказал?– Перед тем, как я уезжала в Нью-Йорк.Значит, после того, как мы с ним расстались. Но почему он так сказал? Знал, что я буду здесь?– Надень сиреневое, – сказала Лиз. – Тебе идет.Моника достала сиреневый костюм: мини-юбка, короткий жакет.– Знаешь, – сказала она, вертясь перед зеркалом, – мама на обед пригласила Робинса.– Кто это?– Чемпион по конкуру.– Он тебе нравится?– Робинс? – Моника расхохоталась. – Ну нет!– Он урод?– Он голубой.– Кажется, я видела его. У него красивая лошадь.Лиз сказала, что тоже хочет переодеться, и они пошли в желтую комнату. «Стенные шкафы» Лиз умещались в ее спортивной сумке, а выбор туалетов ограничивался тремя платьями. Она надела белое, которое, знала, ей к лицу. Взгляд подруги подтвердил это. Моника сказала:– Мы такие красивые!Лиз улыбнулась. Она была старше Моники на два-три года, но поймала себя на том, что смотрит на нее покровительственно, как женщина смотрит на девочку. Моника произнесла задумчиво:– Вот если б Дэвид сделал нам прически…Лиз подхватила эту идею: если Дэвид приедет, он расскажет ей все, что произошло после ее отъезда.– Так пригласи его! – сказала Лиз.Моника немедленно побежала отдавать распоряжение Мэтью, чтобы тот отправил телеграмму парикмахеру. Лиз поинтересовалась текстом. Моника сказала, что написала понятно: Дэвид должен приехать, чтобы успеть сделать прическу к празднику. Глава 10Встреча на ранчо До обеда оставалось минут пятнадцать. К этому времени семья и приглашенные к обеду собирались в гостиной в ожидании камердинера, который сообщит хозяйке, что повариха ничего не пересолила, не пережарила и можно приступить к трапезе. Моника торопила Лиз: надо успеть оказаться в гостиной до появления Мэтью, иначе мама прочитает лекцию о семейных традициях, а этого Моника терпеть не могла.В просторной гостиной с белым роялем, на котором в молодости играла сама миссис Рассел и года два бренчала Моника, пока однажды не заявила, что с музыкой покончено, кроме хозяев находились два гостя. Один – тот самый Робинс, томный красавец, – разговаривал с миссис Рассел, которая величественно восседала в кресле под полосатым бело-голубым чехлом. Лиз подумала: мать Моники только и делает, что переползает из кресла в кресло; любопытно было бы посмотреть, как она ходит.Отец Моники стоял у застекленных полок, на которых красовались серебряные и хрустальные кубки и другие призы, коих в разное время удостоились его лошади. Он беседовал с высоким, спортивного сложения мужчиной в темно-сером фланелевом костюме. Когда девушки вошли, тот оглянулся. Кровь бросилась в лицо Лиз и отхлынула. Это был Джек. Вокруг продолжали говорить, но она уже ничего не слышала и почти ничего не понимала. Однако ей стало окончательно ясно: он вовсе не тот, кем она его считала, он – член этой семьи!..Джек быстро подошел к ней и, глядя в ее побелевшее лицо, шепнул:– Только не падай в обморок! – И громко объявил: – Вот моя спасительница! Извините, мы вас ненадолго покинем.Миссис Рассел невозмутимо напомнила, подчеркивая обращение только к нему:– Не опаздывай к обеду.Джек не ответил. Он вывел Лиз в коридор.– Где твоя комната?– Желтая, – прошептала она.– Бежим!К Лиз вдруг вернулись силы, будто не она минуту назад едва стояла на ногах. Очутившись в комнате, они обнялись, как любовники после долгой разлуки. Ими овладело то безумное состояние, когда празднует страсть, а разум молчит, признавая свое поражение. Сколько же времени они потеряли, возводя искусственные преграды и лишая себя любви! Они словно торопились наверстать упущенное, забыв о строгой хозяйке дома и ее обеде, на котором так и не появились.Он раздел ее и уложил на постель с той удивительной в мужчинах нежностью, которую придает их действиям только неподдельное, глубокое чувство. Быстро сбросил с себя одежду, опустился рядом с кроватью на колени и непослушными губами прижался к напрягшемуся соску сначала одной, потом другой груди. Но страсть торопила его: скорей, скорей! И он словно слышал ее безмолвные ответы: скорей, скорей!..Мощно и властно он вошел в нее. Ей казалось, что он заполнил ее естество, вытеснив все, кроме страсти. И она приняла его щедро и нежно. Перед тем, что она испытывала в ею объятиях, померк и исчез ее небогатый сексуальный опыт. Не потому, что Том был лишь неумелым мальчишкой, а Эдди эгоистом, озабоченным лишь собственными ощущениями. Нет, главное было в другом – она любила этого мужчину, она любила впервые в жизни, хотя, быть может, до конца не осознавала этого.Слившись в единое целое, они погрузились в такие жаркие глубины, о которых никогда прежде не помышлял даже он, тридцатилетний мужчина. И тут же, с каждым его движением, с каждым ее встречным порывом начали подниматься из этих глубин – к еще более горячим высотам. Подъем длился бесконечно долго – или всего один миг. Пока весь окружающий мир и они вместе с ним не рассыпались ослепительным звездным дождем…Они лежали, касаясь друг друга обессиленными телами. Ни слова о прошлом, о размолвке. Ни слова о будущем. Существовало только настоящее, и ничего другого они не желали.Неожиданно зазвонил телефон. Джек поднял трубку.– Я так и знала, что ты у нее, – холодно произнесла миссис Рассел. – Зайди ко мне.– Отложить нельзя?– Сейчас!Положив трубку, Джек сказал Лиз:– Я скоро вернусь, дорогая. – Та уже догадалась, что звонила мать Моники и что она недовольна.Джек поднялся на второй этаж, в спальню тетки. Миссис Рассел, когда-то тоненькая девушка со здоровым румянцем, сильно раздавшаяся после первых же родов, так и не сумела возвратиться в прежние габариты. Сейчас она величественно полулежала на кушетке, подложив под спину подушки из мягкой кожи. Она уже плохо видела, но очки надевала, только когда оставалась одна или в присутствии мужа. Даже Моника лишь однажды застала мать в очках, когда та писала письмо, да и то благодаря своей склонности входить без стука.Вот и сейчас при стуке в дверь миссис Рассел быстро сняла очки, но успела заметить счастливый блеск в глазах племянника. Не скрывая осуждения, она сказала:– Неужели нельзя было после обеда…Он невежливо перебил:– Нельзя.– У тебя странный вкус. Кругом столько достойных женщин…– Например, Клаудиа, – сказал он. Бывшую жену ему сосватала именно тетка.– Уж лучше она, чем неизвестно откуда взявшаяся девчонка! Я уверена, ты толком даже не знаешь ее.– Однажды я послушал тебя и женился на Клаудии. Изволь больше не вмешиваться в мою жизнь! Лиз нужна мне.– Надеюсь, на ней ты не собираешься жениться?– Это касается только меня. А если будешь оттачивать на Лиз свой аристократизм, мы уедем.Джек вернулся к Лиз. Та, успевшая уже одеться, спросила:– Влетело?Он улыбнулся, не ответив на ее вопрос. Сказал:– Пойдем, я посмотрю, как ты ездишь верхом…Но уйти из желтой спальни им не удалось. Он поцеловал ее, и обоих опять охватила страсть. На этот раз Джек запер дверь: Моника была приучена стучаться только в комнаты родителей, да и это правило постоянно нарушала…У него были женщины, изучившие пособия по сексу и уверенно применявшие на практике вычитанные советы. Он заранее знал, как они поступят в тот или иной момент постельной игры, и иногда ему казалось, что у него одна и та же партнерша, менявшая лишь цвет волос, глаз и кожи. Они не любили, они работали или, в лучшем случае, развлекались. Они усвоили, что и как следует делать, чтобы наиболее остро ощутить эротическое наслаждение. Но ни радости, ни счастья, ни любви к партнеру не испытывали. Да и он был не лучше.Джек знал, что он у Лиз не первый. Но по тому, как она отдавалась, он понимал, что любит она впервые. И он сам, любя ее, словно очищался от следов прикосновений опытных любовниц…Они снова отдыхали, обессиленные жаркими, неистовыми объятиями. Его жестковатая ладонь нежно прикрывала ее упругую грудь, словно он боялся: вдруг она, подобно птице, вспорхнет и скроется где-то вдали… Лиз спросила про мать Моники:– Очень злится, что ты со мной?– Она злится из-за всего, это ее обычное состояние. Не обращай внимания.– Пока ты со мной, не буду.– Тогда пошли на конюшни. Продемонстрируешь свои успехи. Но сперва поедим. Я проголодался.– Я тоже.Джек упруго вскочил с постели, оделся, принес из ванной халат для Лиз. Потом нажал кнопку звонка. Явившегося Мэтью он попросил накормить их:– Принеси сюда.Камердинер был шокирован, но ничем не выдал себя. Он прикатил столик на колесах, уставленный тарелками со снедью, графином сока, бутылкой вина, стаканами, и направился к двери. Джек похвалил его:– Спасибо, Мэтью. Молодец, что догадался захватить вино.Любовь истощила их. Они с жадностью набросились на еду. Утолив голод, Джек вновь предложил Лиз пойти к лошадям.– Конечно, после такого пиршества ты изрядно потяжелела, но Баронесса выдержит…Он повел ее к конюшням не как обычно, мимо беговых дорожек, а к левадам, где на лугу пасся молодняк. Недалеко от пастбища стояла конюшня для жеребят и их матерей. Низкая ограда из гладкой проволоки, через которую свободно переступали взрослые лошади, а за ними перескакивали жеребята, отделяла пастбище от конюшен. Рыжий жеребенок не сумел одолеть это препятствие, и мать несколько раз возвращалась, показывая отпрыску, что нужно сделать, но тот лишь тоненько и жалобно ржал.– Да он же зацепился за проволоку! – поняла Лиз.Джек бросился к жеребенку, освободил его, и тот, весело подпрыгивая, побежал к конюшням.– Ты спас малыша! – радовалась Лиз. – Если бы мы пошли другой дорогой, он мог сломать ногу!– Если б ты пошла тогда другой дорогой, я тоже мог лишиться ноги.– Кто-нибудь наверняка помог бы.– Мимо прошли с десяток машин, однако никто даже не притормозил.– Скажи, ты со мной… из благодарности?– Из благодарности я сделал бы тебе подарок.Лиз осталась довольна его ответом.Они обогнули конюшни рысаков и вышли к конюшням верховых лошадей.Том чистил в деннике, соседнем со стойлом Баронессы, чистокровного «араба». Услышав, что Лиз собирается на прогулку, он хотел принести седло, но Джек не разрешил:– Пусть привыкает седлать сама.Лиз притащила из тренерской амуницию, угостила Баронессу предусмотрительно прихваченным сахаром, потом надела седло. Но затянуть подпругу ей все-таки помог Том.– Есть надо побольше, – посмеивался Джек.Он выбрал для себя серого в яблоках «англичанина». Они выехали на аллею, ведущую в рощу, примыкавшую к ранчо. Ехали шагом. Джек учил Лиз правильно держать ногу в стремени. На круглой, почти правильной формы поляне они спешились. Джек привязал лошадей к дереву, и те сразу принялись щипать траву.– Это мое любимое место, – сказал Джек. – Сюда редко ездят. Тренинги, состязания – все там, на ранчо. А здесь тишина.Лиз спросила, кивнув в сторону лошадей:– Они тоже любят тишину?– А ты что больше любила – готовить уроки, сдавать экзамены или выходные дни и каникулы?– Конечно же я любила уик-энды!– Вот видишь. Когда приедем ко мне…Лиз перебила:– Мы поедем к тебе?Он скачал, что хочет предложить ей до начала состязаний на несколько дней поехать к нему. Лиз спросила, кто еще живет в его доме.– Энтони. Ты его уже знаешь.Она допытывалась:– А еще кто?– Две собаки и одна кошка.– А люди?– Ты будешь третьей. Тебя это устраивает?Лиз энергично закивала. Она готова была хоть сейчас отправиться к нему.– Когда мы поедем?– После обеда.О, еще обед! И чванливая миссис Рассел будет смотреть на меня, как… на горничную.– Ты недовольна? – спросил он, заметив мелькнувшую на ее лице тень разочарования.– Ничего, переживу. А у тебя там есть такая поляна?– Есть.– И лошади?– Конечно.– Ты говорил, только две собаки и кошка?– В доме.– Понятно…Джек улыбнулся.– Почему ты улыбаешься?– Потому что тебе понятно.Они снова сели на лошадей и рысью поехали на ранчо. Джек поставил свою лошадь в денник и сказал, что будет ждать Лиз в столовой, – он должен предупредить Дэну об их отъезде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20