Как только она добралась до него, они начали пробираться, перепрыгивая с одного валуна на другой. Они двигались постепенно, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на реку Потомак со стороны Вирджинии, где едва различимые скалолазы прокладывали себе путь рядом с Великими водопадами.
Прошло две недели с тех пор, как она уехала из своего дома, и ее жизнь рассыпалась на куски. Большую часть ночей она проводила в комнате для гостей у Рэнди, гораздо больше, чем следовало бы, хотя она все время не забывала ждать, пока он ее пригласит. Казалось, и он хотел, чтобы она была там. Они становились все ближе и ближе друг другу во всех отношениях, кроме одного, и она беспокоилась, что мешает ему вести светскую жизнь, приносящую несколько больше удовольствий. Он пролил свет на ее беспокойство. В нем появилось новое мальчишеское счастливое выражение, которого она раньше не замечала. Тем не менее он не впускал ее в свою личную жизнь и в свое время, которое он проводил с сыном. И это было правильно. Она могла заняться делом. Она проводила свои дни либо помогая ему в ресторане, либо рисуя декорации для будущей пьесы в маленьком театрике. Она часто оставалась одна в соборе, трудясь над огромными просторами полотен. Живопись давала ей долгие спокойные дни, в чем она, казалось, сильно нуждалась. Она была благодарна Джону за то, что он освободил ее от работы в фонде. От нее не было бы никакой пользы в офисе, и тогда не было бы времени проводить время с Рэнди.
Однако она общалась с Джоном. Она звонила ему раз в несколько дней, чтобы узнать, как он справляется. Он обычно спрашивал, возникают ли у нее новые галлюцинации, и она давала ему краткий ответ. Она считала, что его вопросы прежде всего вызваны простой вежливостью. Или же, возможно, он просто искал какую-то тему для разговора.
Они обсуждали, как сказать Сьюзен о том, что они расстались. Клэр еще не привыкла к этому слову.
– Не могли бы мы сказать, что просто живем врозь? – спросила она у него.
– Я полагаю, именно так и определяется расставание, Клэр, – сухо ответил Джон.
Они не могли прийти ни к какой договоренности, кто должен ей об этом рассказать и какими словами. Сьюзен приедет домой на весенние каникулы через несколько недель, поэтому им необходимо было решить, как рассказать ей, до ее приезда.
– Скажи ей правду, – неоднократно говорил Рэнди, но Клэр лежала без сна по ночам, пытаясь придумать, как объяснить дочери то, что произошло.
Она не преуспела в этой попытке с Амелией. На прошлой неделе она обедала с Амелией, и ничего из этого не получилось. Амелия не могла понять того, что Клэр не могла объяснить. Она просто сосредоточилась на еде, когда слушала, что Клэр говорила о Джоне, о Рэнди и о своих галлюцинациях после несчастного случая на мосту. Время от времени глаза Амелии наполнялись слезами, но потом она неожиданно набросилась на Клэр, горя благородным гневом: «Ты всегда относилась к Джону как к чему-то само собой разумеющемуся, – говорила она или: «Я больше не желаю тебя знать», и Клэр решила, что она воздержится от встреч со своей подругой некоторое время.
Смешно, но она нашла самую большую поддержку у Деборы Парлоу. Она пропустила свой второй сеанс с психоаналитиком, но заставила себя прийти на третий. Дебора заверила ее, что, если она не желает говорить о своих галлюцинациях, ей не нужно этого делать.
Она подтолкнула Клэр к разговору о Джоне и Рэнди, хотя Клэр с трудом пыталась объяснить ситуацию психоаналитику.
– Почему же вы можете с Рэнди легко говорить об этом? – спросила Дебора.
– Не знаю. Но я почувствовала это с самого начала, хотя раньше совсем его не знала.
– Не напоминает ли он вам кого-нибудь из знакомых? Кого-то, с кем вы чувствовали себя в безопасности?
Клэр задумалась на минутку, а потом покачала головой.
– Ну, – сказала Дебора. – Я думаю, вы проявляете смелость, пытаясь определить, что же вас беспокоит, даже когда это приносит столько беспокойства. Вы правильно поступаете, используя любую возможность. Но вам необходимо больше обращать на себя внимания сейчас. От вас не будет никакой пользы ни для кого, пока с этим не будет покончено.
Определенно, тут была и доля вины Клэр, но очень незначительная и временная. Она не зациклилась на ней. Конечно, тут была и некоторая доля страха. Она не имела четкого представления, куда это ее заведет, как повлияет на ее теперешнюю жизнь или же на опасные, неразгаданные воспоминания, поскольку смотрела назад, а не вперед. И все же – были ли эти слабые фрагменты воспоминаний вызваны ее собственным воображением? Клэр провела первую половину дня в библиотеке, читая о «синдроме ложной памяти». При некотором внушении люди могут создавать образы и галлюцинации, а также подробные воспоминания о том, чего на самом деле не происходило. Не ее ли это случай? Такая теория дала ей некоторое успокоение. «Это просто мое слишком яркое воображение», – объявила она Рэнди вечером, а Рэнди начал напевать без слов мотив «Позволь мне называть тебя любимой», от чего тошнота подкатила к ее горлу.
Если бы она просто сама вызывала эти образы, тогда могла бы выбирать и их содержание, не так ли? Она бы смогла выбирать, где и когда им возникнуть. Но все получалось совершенно бесконтрольно, и хотя она определенно не была рада этим странным, иногда жутким образам, она уже больше не старалась от них убежать. Теперь она не оставалась с ними один на один. Рэнди все время находился на расстоянии телефонного звонка, и чувство защищенности, по-прежнему исходившее от него, удивляло ее. Он абсолютно бесстрашно и естественно выслушивал все ее бредни. Не то что Джон, которого трясло от тяжести даже незначительных, маленьких, бессмысленных клочков воспоминаний. Ей никогда бы не пройти через все это, если б она осталась с ним. Его страдания давили бы на нее сильнее собственных переживаний.
Детство все больше и больше оживало в памяти. Теперь она могла уже припомнить почти всех учителей начальной школы и даже дюжину ребят из подготовительного класса. Порой неожиданно воспоминания приходили к ней на одном дыхании ив мельчайших деталях. Но ни одно из них не казалось очень важным, тем не менее Рэнди считал таковым каждое.
Единственным образом, который она отказалась расследовать, – тот постоянный, встречающийся чаще других – белый фарфор, запачканный кровью. Каждый раз, когда он возникал, она старалась от него избавиться, но изображение в мозгу не сдавалось без борьбы.
Образы становились более объемными, и количество их увеличивалось, часто с помощью неустанных расспросов Рэнди. Он был неутомим, как будто поставил перед собой определенную цель. Но когда он обнимал ее на ночь, когда нежно целовал в лоб на следующее утро, Клэр понимала, что значит для него гораздо больше, чем просто загадка, которую нужно разрешить.
Тропа неожиданно стала неровной и крутой, и Клэр пришлось сосредоточить на ней все свое внимание. Они с Рэнди повернули за поворот, потеряв из виду скалы над рекой. С приливом энергии Клэр взбежала вверх на скалу и стала поджидать там своего партнера по прогулке. Рэнди взобрался на кряж горы через несколько секунд после нее, и они стояли, глядя на реку, переводя дыхание.
– Ты делаешь успехи, – сказал Рэнди, легонько похлопывая ее по спине. – Я знаю, что у тебя было не очень много возможностей ходить в походы за последние двадцать лет.
Клэр покачала головой. Она понимала, что Рэнди нравилось чувство, как будто он давал ей то, чего Джон дать не мог.
– Я не ходила в походы и до встречи с Джоном, – сказала она. – Хотя летом, когда я была еще ребенком, то совершала длинные прогулки по лесу с нашим дедушкой. Он учил меня, как помечать путь. Тут это сделать невозможно. – Она отвернулась от реки. Одни валуны, насколько хватало взгляда. Ни одного деревца. – Надеюсь, ты знаешь, куда мы направляемся.
Рэнди перепрыгнул на близлежащую скалу, и она последовала его примеру.
– Итак, твой дед был настоящим лесным человеком, – сказал он.
– Он знал все о лесе. – Она представила буйную зелень лесов в Джереми. Растения, которые казались волшебными, когда о них рассказывал дедушка. Аризема трехлистная. Она смогла припомнить смешное название, но не могла вспомнить, как выглядит.
– Ты знаешь, что аризема… – Неожиданно она остановилась, в ее мозгу возник еще один образ. – Однажды мы нашли в лесу крест, – сказала она. – Могилу.
Рэнди посмотрел на нее вопросительно.
– Чью?
– Такера. – Она смогла увидеть имя, написанное белой краской. – Собаки моих бабушки и дедушки. Только в этом не было никакого смысла, потому что… – Она неожиданно поняла, что ни в одном ее воспоминании нет смысла тоже. Слишком туманны. Не очень важные. – Возможно, это не имеет никакого значения. – Она снова продолжала свой путь, но Рэнди схватил ее за руку.
– Алло, – сказал он. – Я хочу слышать, что было дальше. Почему в этом нет смысла?
– Я не знаю. Не помню. За исключением того, что в тот день дедушки с нами не было. Похоже, что нам не полагалось знать, что там могила.
– Сядь. – Рэнди указал на землю и сел прямо там, где стоял, на гладкую выпуклую круглую поверхность валуна. Клэр присела рядом. Она почувствовала холод камня через материю своих джинсов.
Рэнди обнял ее рукой.
– Порядок. Итак, вы нашли могилу, ты и Ванесса. Как вы узнали, что это была собака ваших стариков?
– Там значилось его имя. Но понимаешь… – Воспоминания были очень туманными, и она старалась сосредоточиться. – Моя мама сказала нам, что мои дедушка с бабушкой отдали эту собаку.
– Ты хочешь сказать, что она вас обманула.
– Ну да, чтобы оградить нас. Как обычно. Мы действительно были тогда маленькими.
– Правильно. – Голос Рэнди звучал цинично. – Любимая рыбка Кэри умерла, когда Кэри исполнилось шесть лет, и мы сказали ему об этом и устроили похороны, и Кэри плакал и прочел молитву над могилкой. Я не перестану думать, что это более здоровый способ рассказать ребенку о смерти, чем если бы я соврал.
– Конечно, ты – прав, – согласилась Клэр. – Намерения моей матери были благие. Кроме того, она рассказывала мне, что никто из нашей семьи никогда не был похоронен. – Она нахмурилась, припоминая смесь страха и симпатии, которые чувствовала по отношению к другим детям, когда говорила с ними о смерти. – Очень долгое время я думала, что моя семья – совершенно не такая, как все. В хорошем смысле. Особенная. Я чувствовала жалость к другим детям. Их мертвые родственники покоились под землей. Мои отправятся на небеса. Я не помню, сколько мне было лет, когда я поняла, что моя семья тоже не заколдована.
Рэнди погладил ее по плечам.
– Твоя мать плохо подготовила тебя к взрослой жизни.
– Я уверена, что ею руководили самые лучшие побуждения.
– Твой отец был таким же?
– Не думаю.
– Какой у них был брак?
– Хороший. – Она почувствовала, что слово прозвучало неубедительно, и приготовилась к неизбежному возражению Рэнди.
– Тогда почему он распался? – спросил он.
– И хорошие браки распадаются, – сказала она. – И я тому отличный пример. Зачем далеко ходить. – Жгучие слезы навернулись ей на глаза. Разве ее брак распался? Разве все кончено? Она вскочила на ноги. – Нам нужно идти, иначе мы не пройдем весь маршрут до темноты.
Рэнди встал и неожиданно обнял ее, подойдя сзади. Он прижался щекой к ее шее. Он не собирался ее отпускать.
– Они когда-нибудь ссорились? Твои родители?
– Нет. По крайней мере, я не помню, чтобы они ссорились.
– Но ведь ты в глубине души понимала, что их брак не постоянный, не так ли? – колко заметил Рэнди. – Принимая во внимание то, что и хорошие браки могут расстроиться, разве может случиться так, что отец выкрадывает свою дочь и не позволяет матери никогда узнать, где она?
– Я понимаю, что ты прав, – сказала она устало. – Но я все равно не помню ничего плохого.
– Почему он забрал Ванессу, а не тебя?
– Потому что она была его любимицей. – Слова неожиданно сорвались у нее с языка, и прежде чем она успела совладать с собой, начала плакать по-настоящему. Освободившись из его объятий, она пошла по валунам. Слава Богу, Рэнди не пошел следом за ней.
Ангел. Ванесса действительно была любимицей отца. И Мелли тоже. Разве она не понимала этого раньше, или же просто никогда не сознавалась себе?
Валуны спускались к воде, и она с трудом выбирала себе путь среди них, перед глазами плыл туман. Рэнди подхватил ее, помогая перебраться через расщелину в скалах.
– С тобой все в порядке? – спросил он.
– Он дарил ей подарки, – сказала Клэр. – А когда дарил подарки нам обеим, то она всегда получала лучший. Я притворялась, что это меня не задевает. И если бы ты спросил меня об этом два месяца назад, я бы наотрез отказалась от своих слов. Я не думаю, что когда-нибудь признавалась себе в этом до настоящего времени. – Она вытерла глаза тыльной стороной руки. – Прости. – Она беззащитно улыбнулась ему. – Смешно – сорокалетняя женщина плачет по своему папочке. Не слушай меня.
– Тебе не давали плакать о нем, когда ты была ребенком. Теперь самое время.
– Он просто… он любил Ванессу больше, чем меня. – Она пожала плечами. – Еще бы, такая красивая. И так похожа на мою мать. В этом все и дело.
Рэнди обнял ее и прижал крепко к себе.
– Ага, – сказал он. – И в том-то и дело, что ты была чертовски обижена на нее за это.
– Нет, возможно, я только немного ревновала. Она была такая хорошенькая…
– У тебя нет ее фотографии?
Клэр хотела было покачать головой, но остановилась. Где они, эти фотографии? Где-то на чердаке? Она отклонилась от Рэнди.
– Да, – сказала она. – Есть. У меня есть фотографии всех.
34
Джереми, штат Пенсильвания
1964 год
Клэр и Мелли приехали на ферму сразу после десяти часов теплым мартовским утром. Всю четырехчасовую дорогу из Вирджинии они распевали песни, но обычная энергия Мелли утихла. Она не могла вспомнить слова песни «Я хочу держать тебя за руку», например, и заставляла Клэр допевать почти все песни одну.
Мелли настояла, чтобы Клэр поехала с ней, даже несмотря на то, что девочка пропускала день рождения любимой подружки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57