Главная новость: «ИСЧЕЗНОВЕНИЕ РОССА». Очевидно, тысячи фанатичных постмодерновых электропопперов выгнали в воскресенье вечером из «Королевского театра» на Драри-Лейн. Они надеялись насладиться «Вечером с…», новым шоу Росса – стадом моделей в идиотских шляпах от Жана-Батиста Мондино на фоне эйзенштейновских фильмов. Но главная звезда так и не появилась. К счастью, писал «NME», обманутые электропопперы не устроили бунт.
Там приводились слова Этериджа. На Росса падает большая нагрузка, сорвался перед концертом, но теперь восстанавливается и вскоре вернется, все билеты на заявленные концерты действительны, не ссыте. Представитель звукозаписывающей компании, однако, был «взбешен» и «расстроен».
Я тоже, приятель, я тоже. Фрэнк пропала. Росс пропал. Что за…
8. ДЖЕФФ ТЕРЯЕТ ДРУГА
Невилл умер в четверг, и все полетело к чертям собачьим. Я узнал об этом вечером, около шести. Взял день отгула, ничего особенного не делал, просто шатался по книжным лавочкам и магазинам записей. Телефон зазвонил, как только я открыл дверь своей квартиры. Это был мой босс, Шон, и он плакал. Потребовалось некоторое время, чтобы понять причину.
– Невилл, – наконец сказал Шон. – Он мертв. – Что?
– Зарезан. Кто-то его зарезал. В магазине. Кто-то его зарезал.
– Где ты?
– Кэмден-Таун. Только что вернулся. Полиция…
– Слушай, я сейчас буду. Через десять минут.
Всю дорогу я бежал. Вдоль канала, перемахнул одним прыжком через запертые ворота на Хай-Стрит. Шон стоял в дверном проеме, курил, дрожал и еще больше, чем обычно, походил на Фила Лайнотта.
– Давай, – предложил он, – перейдем через дорогу. Когда мы оказались в пабе, Шон рассказал мне, что произошло. Или, по крайней мере, что думала полиция. Предположительно, ограбление. Человек зарезал Невилла, опустошил кассу и смылся. «Какой-нибудь проклятый наркоман», – сказал полисмен. Хотя и он, и мы знали, что это не похоже на наркомана, слишком жестоко для наркомана. Однако, Господь свидетель, по Уэст-Энду бродит достаточно мерзавцев и сумасшедших…
Я все еще не мог поверить в случившееся. Но Шон выглядел совершенно раздавленным. Постепенно бар заполнялся. К восьми собралось много народу, сидели вокруг стола с бутылками «Пилса» и пинтами «Гиннеса». Почти не говорили. Я вообще молчал. У меня в голове снова и снова прокручивался беззвучный монолог: «Это совпадение, это не совпадение, о Боже, это моя вина». Снова и снова. При первой же возможности я ушел.
Той ночью мне снилось, что я поехал на похороны Невилла, в старый дом его родителей в Кентиш-Тауне. Там оказалось полно мужчин в костюмах и женщин в черных платьях, пьющих чай и «Малибу». На мне же были закатанные джинсы и ботинки. Я пошел на кухню и крикнул: «А почему в холодильнике нет пива?» Проснулся в холодном поту от жалости к себе. Почему я? Я не виноват!
Следующие дни не принесли ничего хорошего. Конечно, были настоящие похороны, невыносимо трогательное зрелище. Семья Невилла всегда знала толк в похоронах. Они слишком часто собирались вместе, чтобы хоронить своих детей.
Служба прошла в семейной церкви, недалеко от «Ангела», и хотя Невилл никогда не распевал псалмов, невозможно отрицать, что иногда ничего другого просто не остается. Слушаешь эти парящие голоса, провожающие одного из своих, и на какое-то мгновение кажется, что они ведут бессмертную душу в лучший мир. По крайней мере, я бы хотел в это верить. Потом были поминки. Я вел себя, как положено, и не задержался.
Кроме того, мне, естественно, следовало работать. На следующий день я непрерывно проигрывал записи Джона Колтрейна на оглушающей громкости, и мало кто пробыл в магазине дольше пяти минут. Когда записи кончились, я позвонил Шону, и он сказал мне взять на следующий день отгул. Напиться и забыть обо всем. Не волнуйся, сказал он, они не грабят один магазин дважды.
До этих слов Шона мне даже в голову не приходило бояться. Я был слишком поглощен самобичеванием. Тут до меня дошло, что если за всем случившимся стоял Этеридж, то он быстро поймет свою ошибку и вернется за нужным человеком.
9. ДЖЕФФ ОТПРАВЛЯЕТСЯ НА ЗАПАД
На следующее утро появился Мак. Пару дней в постели, на шампанском и героине, объяснил он и распутно подмигнул мне.
– О-о-о, – присвистнул я, – любимец безмозглых женщин Жерар Депардье снова взялся за дело!
– Кто? – переспросил Мак.
– Французский Оливер Рид, ты, дубина!
– Господи, – сказал он, – избавь меня от этой киношной чепухи! – и отправился искать в холодильнике пиво.
– Тебе принести? – поинтересовался он.
– Нет.
– Что, кто-нибудь умер?
– Да, – сказал я. – Невилл умер.
Я был так потрясен, что думал, что все знают о случившемся, что это было в шестичасовых новостях. Но Мак про Невилла не слышал.
Он расстроился, но поначалу не увидел в этом ничего подозрительного. Конечно, это ужасно, что друг погиб из-за каких-то вонючих ста фунтов в кассе, но такое бывает. Дерьмо случается.
Однако постепенно ему передалась моя паранойя. Этеридж сказал: «Вы за это заплатите», – и через два дня кто-то вошел в мой магазин и убил Невилла за прилавком.
– Хорошо, – предложил Мак, – давай попробуем это выяснить. Во-первых, что говорят копы?
– Ничего особенного, – ответил я. – У них есть свидетельница, которая видела двух мужчин, выходящих из магазина примерно в нужное время. Похожи на строителей. Один из них вроде бы насвистывал «Land of Hope and Glory». Здоровые, белые. Вот и все. Не молодые, но и не старые. Полиция искала отпечатки пальцев, но их там миллион, так что, думаю, это ни к чему не приведет. Ни следа орудия убийства. Касса пуста, а еще они разворотили магазин в поисках запрятанных денег.
– Ясно, – сказал Мак. – Начнем со строителей. Давай, двинули на запад, посмотрим, что там есть. В этой части света не так уж много строек.
Расследование вылилось в настоящий фарс. В радиусе двухсот ярдов от магазина мы обнаружили четыре стройки. Но так как было время обеда, Мака посетила блестящая идея поискать рабочих в местных забегаловках. И, конечно же, нельзя ведь зайти в паб – и не купить там выпить, это вопрос чести. Так что к трем мы порядочно набрались, а Мак переговорил с горсточкой парней, которых совершенно сбил с толку вопрос, есть ли у них на стройке любители музыки. «Пара здоровенных ребят, ну знаете, столкнулись с ними в этом магазине записей, обещали встретиться за кружкой».
Попытки понять эту болтовню, не говоря уже о том, чтобы дать на нее осмысленный ответ, оказались за пределами возможностей наших собеседников. Поэтому, почти потеряв надежду, по дороге домой мы зашли на последнюю стройку, рядом с парковкой на Сент-Мартинз-Лейн, где сооружали очередной ночной клуб. Снаружи какой-то приземистый негр в берете, из-под которого торчали нечесаные патлы, катил тележку с кирпичами.
– Эй, – окликнул его Мак. – Можно на пару слов? На вашей стройке есть парни со странностями? Ну, вроде как патриоты, понимаешь, о чем я?
Судя по всему, сначала негр принял за расиста, вышедшего на охоту, самого Мака. Но затем он посмотрел на меня и сказал:
– Эй, да ты же тот парень из магазина записей! Что случилось, приятель?
Я объяснил, что мы ищем двух мужиков, здоровых, возможно, работающих на стройке, возможно, заинтересованных в музыке, возможно, законченных расистов. И рассказал почему, рассказал про убийство Невилла. И что эти мужики могут иметь отношение к случившемуся.
Строитель закрыл глаза и некоторое время молчал. Потом снова взглянул на нас и произнес:
– Здесь они не работают, не думаю. Представить себе не могу, чтобы кто-нибудь из ребят с этой стройки… нет, невозможно, приятель.
– Однако я расскажу тебе одну вещь. Где-то на прошлой неделе во время обеденного перерыва я пошел в пивную, чтобы купить сигарет и быстро перекурить. Возле автомата с куревом сидели двое парней. В глаза бросалась их рабочая одежда, но стол перед ними был заставлен пинтовыми кружками. Не хотел бы я оказаться в каком-нибудь здании, к которому вы приложили руку, подумал я. И как только я подошел к автомату, они стали меня подначивать. Тупые говнюки. Один делал вид, что хочет сорвать с меня шляпу.
Потом я увидел их снова. Вернувшись на стройку, я поднялся на верхний этаж – и заметил, как они выходят из паба; время близилось к закрытию, около половины третьего, и я решил проследить, какую стройку они осчастливят своим присутствием. Но они просто перешли через дорогу, – он прервался и показал на бар «Орхидея», – в это заведение для богатеев.
Туда мы и отправились, только «Орхидея» оказалась закрыта. Мак позвонил, и голос из переговорного устройства сообщил, что у них закрыто, и он знать не знает ни о каких парнях. В итоге нам посоветовали вернуться к открытию.
Мы решили, что это правильно, и, вместо того чтобы терять время на дорогу домой, пошли шататься по Уэст-Энду. Посетили Национальную портретную галерею. Ну, хорошо, осмотрели фасад Национальной портретной галереи, сидя на ступенях Сент-Мартин-ин-зе-Филдс и потягивая пиво, пока не начался дождь. Тогда мы направились в святую землю Израилеву на Шефстбери-Авеню, где ничего не имели против снабжения полуденных пьяниц жидкой пищей, ну, вы понимаете, о чем я. В результате, если прибавить к этому еще пару пинт в открывшемся в пять тридцать пабе, к «Орхидее» мы прибыли, уже будучи сильно навеселе.
– Господи, откуда только взялись эти недоумки? – первое, что произнес Мак, войдя внутрь и столкнувшись с толпой молодежи в костюмах и платьях, с живописными прическами и кричащими галстуками.
– Из рекламы, – ответил я, но тут к нам приблизился надменный тип и попросил следовать за ним к столику.
– Все хорошо, друг, мы будем в баре, – сообщил ему Мак, быстро приземляясь на хромированный стул у стойки. Надменный тип даже не успел возразить. Пока Мак пытался завладеть вниманием бармена, я огляделся, чтобы проникнуться духом заведения. В воздухе витала «Love is a Stranger» в исполнении «The Eurythmics», и я окончательно смутился.
Кто были все эти люди? Очевидно, некоторые занимались рекламой и дизайном, а ведь такой народец всегда точно знает, на что похоже сухое «мартини» и где надо покупать рубашки. А с другими я определенно мог сталкиваться в Кэмдене. Парни и девчонки, неуклюжие в своих дешевых нарядах – поношенные мохеровые костюмы, ретро-платья эпохи пятидесятых, модельные галстуки из «Марвелетт», замшевые туфли с заостренными носами из «Робота» или «Джонсона» на Кингз-Роуд. Я более или менее знал, что они здесь делают, знал, что скука, перемешанная с проклятым однообразием пост-панковских лет, выдернула их из брючно-пиджачной армии и перенесла в фантастический мир, где все парни похожи на Монтгомери Клифта, а девчонки – на Джин Себерг, и где Грейс Джонс поет свою «Nightclubbing» каждую ночь в одно и то же время.
Все это я понимал, однако оставался еще один вопрос: кто, черт побери, все остальные? Все эти банкиры и секретарши, законники и бухгалтеры? Кто впустил их сюда, и неужели они не понимают, что в умной машинке из проклятого коктейль-бара есть своя тонкая ирония? Они что, не читали Ролана Барта? Они не знают, что это такая шутка – оформлять звукозаписи в виде парфюмерных бутылочек и давать группам названия вроде «The British Electrical Foundation»? Неужели они не въехали?
– Конечно, они не въехали, – произнес Макс, тем самым сильно смутив меня. Я осознал, что думал вслух. – Конечно, они не поняли, что это шутка. И знаешь почему?
– Нет.
– Потому что это не смешно.
– Ты не прав, – возразил я. – Это как продолжение того, что делал Малькольм Макларен. Это ситуационизм, он выставляет напоказ капиталистическое нутро. Он…
– Точно, – весьма угрюмо перебил Мак. – Панк-рок. Вот что забьет последний гвоздь в гроб капитализма! Слушай, давай найдем нужного мужика и свалим из этого сортира с парикмахерской «музыкой».
Я постарался собраться с мыслями и пошел к надменному официанту.
– Я бы хотел увидеть менеджера.
– Что-то не так, сэр?
– Нет, речь идет о парочке моих друзей. Думаю, они здесь работали.
– Да? Их имена?
– Ну… вы тут недавно не делали ремонт?
– Что? Нет. Что-нибудь еще?
– Да, – храбро ответил я. – Я сказал, что хочу видеть менеджера.
– Что ж, уже увидели.
На этом все и закончилось. Глухой тупик. Мы с Маком ушли, выпили еще и поняли, что никаких новых светлых идей нам не дождаться. На следующий день я вернулся на работу. Через несколько недель пару раз зашел в «Орхидею». Ничего.
Прошло три месяца. По-прежнему ничего. Полиция, судя по всему, отчаялась раскрыть убийство Невилла. Росс по-прежнему скрывался от общественности. Мак продолжал появляться и исчезать, а я продолжал работать. Пока в один прекрасный день мне не позвонили.
10. ДЖЕФФ БЕРЕТ ОТПУСК
В отличие от большинства аэропортов, в Афинах зона прибытия оборудована гораздо лучше, чем зона вылета. Там есть бар для диспетчеров, где после полуночи болтается местная молодежь, наблюдая за разгрузкой и погрузкой. Поэтому, пока мои попутчики пытались выяснить, как же среди ночи попасть в город, я устроился за стойкой, заказал «амстель» и нашел номер Роуз.
Роуз некоторое время проработала в нашем магазине. Это было нововведением: обычно женщины не любят музыкальные магазины, теоретически потому, что ничего не знают о ранних работах Грэма Парсонса и не понимают, чем забавны «Principal Edwards Magic Theatre» или «Dr Strangely Strange». Роуз, однако, была родом из Калифорнии, поэтому она разбиралась в R&B, гитарах и прочих штуках.
Тем не менее четырех месяцев шуток о Van Der Graaf Genertator ей хватило с лихвой, и она решила перейти на следующую стадию своего «вокруг мира за десятилетку или около того» турне.
Было четыре часа утра, но Роуз сказала мне, что работает посменно, и я набрал ее рабочий телефон.
– «Плака Ньюс».
– Роуз.
– Да?
– Мадам, вас беспокоят по поводу доставки альбомов «Greenslade».
Она рассмеялась, что было очень мило с ее стороны. Я сообщил ей о своем местонахождении, а она ответила, что освободится в шесть, и почему бы мне не подъехать. Можно пойти на мясной рынок, а потом завалиться к ней.
Я прикончил пиво и вышел на улицу, чтобы найти автобус.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18