«Живов В. Двойник»: Олма-Пресс; 2004
ISBN 5-224-04863-Х
Аннотация
Главный герой романа Вадима Живова сумел добиться всего, о чем мечтал в юности, и даже того, о чем мечтать не смел. Ему сорок лет — время подводить итоги первой половины жизни.
Становление российского предпринимательства, честного в той мере, в какой это возможно в современной России, цена, которую приходится платить за успех, — об этом роман «Двойник».

Вадим ЖИВОВ
ДВОЙНИК

* * *
Кто из нас, случайно оказавшись в аэропорту «Шереметьево-2» в тот момент, когда объявляют регистрацию на рейс до Нью-Йорка, Лондона или Парижа, кто не задумывался, как сложилась бы его жизнь, если бы ты, а не этот обычный человек, так похожий на тебя своей обычностью, в таком же плаще, с таким же черным кейсом, с такой же свернутой газетой под мышкой, твой двойник, — если бы ты, а не он, прошел в зал таможенного контроля? Как бессонными ночами представляется тебе твоя жизнь — та, заграничная, непрожитая, как представляется она из России, притяжения которой ты преодолеть не решился, не посмел или не захотел?
А тот, кто решился, посмел, захотел, твой двойник, — как видится ему его непрожитая жизнь в России, оставшейся под самолетным крылом огнями своих городов и огромными пустыми пространствами ночной земли?
Часть первая
КОЛЕСО ОБОЗРЕНИЯ
I
Телефонный звонок раздался в шестом часу утра. Мобильник завибрировал, заскребся в ящике тумбочки, как жук в спичечном коробке. Звонок по этому телефону означал ЧП. Герман мгновенно проснулся. Он выгреб мобильник из тумбочки, сунул ноги в тапки и вышел из спальни на балкон, на ходу надевая белый махровый халат. Ветер подхватил и парусом вздул легкую портьеру. Герман унял ее и осторожно, чтобы щелчком замка не разбудить жену, плотно прикрыл дверь.
Светало. В кленах, тронутых предосенней августовской желтизной, лоснились черные крыши особняков Норд Йорка, фешенебельного пригорода Торонто, на пустых газонах светились одинокие садовые фонари. Два рыжих, с черными подпалинами, жирных енота сидели возле бассейна, впаянного в зелень газона. Уловив движение на балконе, они поднялись и неторопливо ушли, волоча по траве хвосты. Вдалеке теснились небоскребы Даунтауна. Городские кварталы, еще погруженные в ночь, Млечным путем прорезала бессонная трасса 401-го хайвэя, своими шестнадцатью полосами соединяющая Квебек на востоке и Британскую Колумбию на западном побережье Канады. С Великих озер тянулись бледно-розовые перистые облака, ветер нес свежий запах большой воды.
Герман опустился в плетеное кресло возле низкого круглого стола, на котором со вчерашнего вечера остались неубранными бутылка красного итальянского вина «Барбареско» урожая 1995 года, два бокала и сигареты. «Мальборо лайт» — его, «Давидофф слимз» — жены. Тут же, на полу, валялись женские журналы, до которых Катя всегда была большой охотницей. В Москве это были польская «Бурда» и привезенные знакомыми «Вог» и «Космополитен», в Канаде «Стар» и «Инквайер». С обложки «Инквайера» ослепительно улыбались Деми Мур и Брюс Уиллис, заголовок обещал захватывающую историю их семейных дрязг.
Мобильник затих, вновь завибрировал. Герман не спешил с ответом. Сначала нужно было сообразить, что означает этот ранний звонок. Только по самым важным вопросам могли звонить ему по этому номеру. И только первые лица компании «Терра», президентом и хозяином которой был Герман Ермаков, могли звонить в любое время дня и ночи: директора Европейского, Бразильского и Гонконгского закупочных офисов, генеральный директор Украинского представительства, исполнительный директор Московского филиала Шурик Борщевский. Он скорее всего и звонит. И можно было не сомневаться, что он не сообщит ничего хорошего.
Группа компаний «Терра» поставляла в Россию и страны Западной Европы сильнодействующие препараты для психиатрических клиник производства канадского фармацевтического концерна «Апотекс», продавала в Японии и Австралии обувь из Гонконга, но основой ее деятельности был обувной бизнес в России и на Украине. Сеть из ста фирменных магазинов «Терры» работала в двадцати четырех крупных российских городах, сорок пять магазинов торговали на Украине. Из двухсот пятидесяти миллионов пар обуви, которые каждый год покупали в России, каждая двадцатая пара была поставлена компанией «Терра» или по разработкам дизайнеров компании сшита на фабриках «Обукс» в Курске, «Ленвест» в Санкт-Петербурге и «Финскор» в Выборге. Это был серьезный бизнес с годовым оборотом свыше ста миллионов долларов. И, как всякий серьезный бизнес, он был подвержен влиянию множества факторов.
Герман очень внимательно следил за событиями в России и в мире, оценивая их двояко — по тому воздействию, какое они оказывали на его жизнь и жизнь его семьи, и по влиянию на его бизнес. Оценки эти редко когда совпадали. Кризис в Косово и натовские бомбардировки Югославии, вызвавшие в России всплеск антиамериканских настроений, которые Ермаков вполне разделял, для его бизнеса имели последствием лишь то, что из числа поставщиков выпала Македония, где шили очень качественную и недорогую обувь. Чудовищный теракт 11 сентября 2001 года в Нью-Йорке, заставивший содрогнуться весь мир, и захват чеченскими террористами московского Театрального центра на Дубровке 26 октября 2002 года, потрясший всех инфернальным безумием, на делах компании не отразились никак, с этой точки зрения их будто и не было. Единственный раз, когда обрушившаяся на Россию финансовая катастрофа едва не стала катастрофой и для компании «Терра», был дефолт 1998 года. Рубль обесценился в четыре раза, и без того небогатым людям стало не до обновок. И лишь теперь, через пять лет, покупательная способность российского рынка вышла на прежний уровень.
Что могло быть сейчас?
Военная операция США в Ираке грозила вызвать падение мировых цен на нефть до 14 — 16 долларов за баррель. Для экономики России и всего российского бизнеса это стало бы очень тяжелым испытанием. Но пока пессимистические прогнозы не сбывались, цена нефти держалась на уровне 25 — 27 долларов: нефтепромыслы Ирака оказались почти полностью разрушенными, для их восстановления потребуются годы и вложения в десятки миллиардов долларов.
Эпидемия атипичной пневмонии с эпицентром в Китае стала для компании «Терра», как это ни парадоксально, фактором положительным. Основными конкурентами «Терры» были не аналогичные российские компании «M Shoes» или «TJ Collection», а мелкие торговцы, реализующие дешевую и, как правило, низкого качества обувь, доставленную в Россию «челноками». Они не платили ни таможенную пошлину в 15 процентов от контрактной стоимости, ни сборы по 1,4 евро за пару кожаной обуви, ни 20-ти процентный налог на добавленную стоимость, что в целом повышало розничную цену почти в три раза. «Челноки» ввозили в Россию больше половины всей обуви, очень большой поток шел из Китая. Санитарные кордоны на границе России с Китаем сократили поток «челноков», это не могло не сказаться на оживлении торговли в специализированных фирменных магазинах.
Наибольшими неприятностями грозила, пожалуй, лишь набирающая обороты кампания по выборам в Государственную Думу России. Стремление сохранить уютные думские кресла вполне могло спровоцировать народных избранников на популистские меры вроде повышения таможенных пошлин на импорт обуви под лозунгом защиты отечественных производителей. Пошлины на ввоз иномарок уже подняли. И что? «Волги» и «Жигули» стали лучше? Стали дороже.
Суки.
Что могло быть еще? Да все: форсмажорные постановления кабинета министров России, затрагивающие интересы компании, банкротство сотрудничающих с «Террой» партнеров и банков, стихийные бедствия и несчастные случаи, которые привели или могли привести к утрате товаров и денег, внезапные проверки налоговиков, таможенников и оперативников из плодящихся, как поганки, силовых контор, парализующие, и часто надолго, работу региональных подразделений. Обо всех осложнениях Борщевский всегда спешил сообщить Ермакову первым и делал это не без тайного удовольствия, особенно когда сам был ни при чем, а он всегда был ни при чем.
Ну и какую же пакость Шурик приготовил на этот раз?
Герман нажал на мобильнике кнопку ответа:
— Слушаю.
— Ермаков? — прозвучал мужской голос. — Здорово, Ермаков, как жизнь молодая?
Это был не Борщевский. Это был Сергей Круглов по кличке Хват, в конце 80-х и начале 90-х годов лидер одной из самых сильных преступных группировок Москвы, сформированной из бывших спортсменов. Круглов и сам был спортсменом, чемпионом Москвы и серебряным призером московской Олимпиады 1980 года по классической борьбе. Позже некоторое время работал старшим тренером заводского спортклуба в Текстильщиках, но быстро сообразил, что рвущаяся наружу энергия молодых, физически крепких парней, не отягощенных нормами социалистической морали и не имеющих никаких жизненных перспектив, кроме перспективы из-за пьяной драки загреметь в лагерь, достойна лучшего применения.
Хват оказался талантливым организатором с тонким политическим чутьем. Его команда крышевала кооператоров и частные магазины в Текстильщиках и Кузьминках, контролировала торговлю автомобилями в Южном порту. Даже в те времена, когда тон в Москве задавали уголовные авторитеты, «синяки», как их называли из-за наколок, с Хватом считались самые крупные московские воры в законе, хотя сам он «законником» не был и не топтал зону ни дня. Умело играя на антагонизме между уголовными авторитетами славянской ориентации и выходцами с Кавказа, «лаврушниками», он возглавил борьбу «славян» против засилья «черных» и всячески демонстрировал свою приверженность «воровскому закону» — «понятиям», не допускающим «беспредела», к которому были склонны «лаврушники» и «отморозки».
Со временем он внедрился в легальный бизнес, скупил на чековых аукционах несколько гостиниц, крупный ликеро-водочный завод, создал свой банк. Конкуренции не боялся: одних запугивали, неуступчивые попадали в автомобильные катастрофы или становились жертвами обкуренных наркоманов.
Очень умело задействовал он и свою былую спортивную славу, возглавил Совет ветеранов спорта. Коммерческие структуры, созданные под его крышей, были освобождены от налогов и таможенных пошлин. Он водил дружбу с известными политиками и деятелями шоу-бизнеса, был постоянным участником правительственных приемов и художественно-артистических тусовок, часто мелькал в телевизоре. На пасхальных богослужениях в Храме Христа Спасителя непременно стоял со свечкой неподалеку от президента Ельцина и мэра Лужкова. А однажды Герман столкнулся с ним в Венской опере на ежегодном благотворительном балу, который канцлер Австрии давал для политической и деловой элиты Европы.
Хват был давним бельмом на глазу московского МУРа и личной головной болью майора Василия Николаевича Демина, с которым Герман познакомился еще в школе, мальчишкой, очень это знакомство, с годами переросшее в дружбу, ценил и остро переживал за неудачи старшего друга. Ну никак не удавалось Демину посадить Хвата. Его подручные получали по десять лет и через полгода оказывались на свободе. Лишь однажды Демин был близок к успеху — в ноябре 1996 года, когда подковерная борьба за многомиллионный контракт на беспошлинную поставку в Россию лекарств закончилась взрывом на московском кладбище, при котором погибли президент и коммерческий директор Российского фонда инвалидов войны в Афганистане.
Контракт получила одна из коммерческих структур Круглова, а в организации взрыва обвинили прежнего руководителя фонда, безногого полковника в отставке, тоже «афганца». Демин был уверен, что на него «перевели стрелку». Молодой следователь Мосгорпрокуратуры, руководивший оперативно-следственной бригадой, сначала дал добро на разработку Хвата, но затем эту линию следствия приказал прекратить. Демин с приказом не согласился, его вывели из состава бригады. Следствие успешно продолжилось и завершилось передачей дела в суд. Московский окружной военный суд вынес оправдательный приговор, полковник был освобожден из-под стражи в зале суда. Через некоторое время он погиб в автокатастрофе.
Демин скрипел зубами и повторял: «Бог не фраер, Герман, я тебе говорю — Он не фраер! Он долго терпит, но больно бьет!» Надеяться на то, что долготерпение Господа не бесконечно, — только это и оставалось одному из самых опытных сыщиков Москвы.
Хват был очень серьезным и очень опасным человеком. Его звонок означал наезд. Герман сразу понял, откуда дует ветер, но обнаруживать своего понимания не спешил.
— С кем я разговариваю? — спросил он сухо, неприязненно, как всегда разговаривал с незнакомыми и малоприятными людьми, что создало ему репутацию человека холодного, замкнутого, не склонного к проявлениям чувств.
— Не узнал? — удивился Хват.
— Нет. Я еще не проснулся.
— А вспомни, с кем у тебя была однажды стрелка на Таганке. Вспомни, вспомни! — весело посоветовал Хват. — Погода была — хуже не придумаешь: снег, дождь, мои пацаны на крыше закоченели. Ты понял, какие пацаны? Да, с «винторезами». Ну, проснулся?
— Привет, Хват. Если я скажу, что рад тебя слышать, ты, наверное, не поверишь?
— Кому Хват, а кому Сергей Анатольевич. Не поверю, Ермаков. Нет, не поверю.
— И зря. Ты просто не представляешь, какая у нас тут тоска по родине. Любая весточка из России заставляет трепетать сердце.
— Как?
— Ностальгия. Если ты понимаешь, что я этим хочу сказать.
— Шутишь? Это хорошо, когда человек шутит. Я люблю, когда люди шутят. Это значит, что они в порядке. А человек в порядке умеет ценить жизнь. Правильно я говорю?
— Что за дела? — поторопил Герман.
— Дела у прокурора, а у нас — так, делишки. — Голос Хвата поскучнел, как у человека, вынужденного говорить вещи неприятные, но, к сожалению, необходимые. — Огорчил ты меня, Ермаков. Долги-то нужно платить. Иначе получается беспредел. А это нехорошо, очень нехорошо, не по понятиям.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33