Став тем, кого домогаются, муж почувствовал себя желанным и вновь ощутил значимость своей фигуры в браке. Это обстоятельство изменило его позицию, придав ей больше значительности и силы. Муж получил поддержку и в том, чтобы в более открытой форме предъявлять жене свои ожидания и желания. Успехи, которые сопутствовали мужу на работе, были определены как совместные достижения поддерживающих друг друга супругов. Позитивные, романтические аспекты в отношениях между мужем и женой подчеркивались на протяжении всей терапии — особенно в форме прозвучавшей под занавес рекомендации позавтракать вместе взамен того, чтобы в очередной раз прибыть на сессию. 9. ВЫВОДЫ: МЕТАФОРА И СИЛА В заключительной главе будет сделан обзор ключевых элементов стратегической семейной терапии как самостоятельного подхода и предложено краткое резюме с некоторыми дополнительными комментариями. Единица Представленный в настоящей книге подход составляет часть семейно-ориентированной терапии. Взгляд на проблему клиента под углом зрения семьи как целостности лишь недавно получил признание в нашем профессиональном сообществе. Нежелание принимать в качестве единицы терапевтического воздействия нечто большее отдельного индивида не может не озадачивать. Каким-то образом возникло убеждение, что рассмотрение индивида как части более широкой организации равносильно его унижению. Такого рода предвзятость можно сопоставить с тем замешательством, которое у многих из нас вызывает мысль, что мы подобны муравьям, пчелам и термитам, в том смысле, что и они являются составной частью некоего коллективного сообщества, ведущего себя подобно организму. Разумеется, человеческое существо не может без отвращения взирать на свою собственную природу, думая при этом, что как бы ни был уникален каждый индивид, он всего лишь часть, компонент организации, обладающей собственным интеллектом (Thomas, 1979).Фрейд в свое время отмечал, что на протяжении своей истории наука нанесла три удара представлению человека о самом себе: первый был связан с открытием, что Земля не является центром Вселенной; второй — с теорией, согласно которой человечество ведет свое происхождение от животных; третий — с доказательством того, что человек изнутри самого себя побуждается бессознательными силами, перед лицом которых он бессилен, не будучи в состоянии контролировать их. Хейли (1967b) справедливо предполагает, что четвертым ударом может служить тезис, утверждающий: «причина» человеческого поведения более не лежит внутри него самого, а находится во внешнем контексте. Говоря другими словами, единица — не индивид, а нечто более широкое.Но допущение, отказывающее отдельному человеку в праве считаться единственным фокусом нашего пристального внимания, все же не так неприятно, как мысль, что подобным фокусом может быть семья — целостное сообщество, обладающее независимым интеллектом. Но разве группа сверстников или друзей не является социальной единицей? А как насчет трудовых или школьных групп, а также различных объединений? Для многих из нас подобного рода организации столь же важны, как и семья, а порой даже больше. Однако когда симптоматическое поведение исподволь набирает силу, подобно тому, как в греческой драме все слышнее становится голос трагедии, именно семья выступает как организм, который обычно доказывает свою наибольшую релевантность. Бывают моменты, когда развитие событий требует от терапевта вмешательства в другие организации, и в этих случаях также с наибольшим эффектом оно может быть осуществлено именно через семью. Власть Как только в качестве единицы начинает фигурировать семья, наши представления о власти должны подвергнуться изменению. Однако мысль о том, что поведение какого-либо одного человека определяется влиянием другого, решительно отклоняется многими современными теоретиками. Порой даже утверждается, что власть — это миф или, точнее, метафора, несущая в себе слишком большую опасность, чтобы вызывать доверие (Bateson, 1980). В качестве предлога выступает следующий довод: такие проблемы, как влияние, оказываемое одной, более процветающей нации на другую, или господство богатства над бедностью, все еще не нашли своего разрешения в мире и поэтому не могут игнорироваться.У многих людей любое обсуждение понятия власти вызывает сильнейшее противодействие, и с наибольшей силой они возражают против идеи манипулирования властью в такой благожелательной сфере, как терапия. Тем не менее, власть является важным фактором в человеческих отношениях. Поэтому когда семья проходит через реорганизацию, эта проблема неизбежно становится предметом главного интереса. Трудно понять, как можно отрицать теснейшую связь феномена власти с человеческими отношениями, когда люди постоянно сталкиваются в различного рода схватках, убивают друг друга или посвящают свои жизни тому, чтобы помочь друг другу. Дискредитация этого понятия, скорее всего, вызвана заблуждением, игнорирующим различие между властью и тем ущербом, которое люди способны нанести друг другу, когда злоупотребляют властью или используют друг друга в эгоистических интересах. Подобный акцент, однако, в большей степени относится к теории мотивации, нежели к теории власти. Власть, и сила, которую она дает, в зависимости от того, как ее использовать, может быть в равной степени доброй и милосердной, как и губительной и злой. Если исходить из убеждения, что люди враждебны, агрессивны и способны лишь использовать друг друга в собственных интересах, тогда, разумеется, власть — однозначно негативное понятие. Если же допустить возможность, что людям свойственно стремление к благожелательности и доброте, что им не чужды желание и способность быть полезными друг другу, тогда власть становится средством, ведущим к общему благу. Межличностное влияние Проблема власти связана с вопросом межличностного влияния, происходящего на уровнях, подчас трудно постижимых. Можно воспользоваться примером, который встречается у Томаса (1980). Бородавка — это «хитроумно разработанный репродуктивный аппарат вируса». Она представляет собой грубое разрастание, под прикрытием которого происходит размножение вирусов. Но несмотря на прочность этого прикрытия, бородавки могут быть удалены силой гипнотического внушения, и этому факту нисколько не противоречит существование современных теорий о наличии сложных иммунологических механизмов, содействующих отторжению этих образований. Томас изумляется способности бессознательного, которое «управляет механизмами, необходимыми для распространения этого вируса и для развертывания в соответствующем порядке множества различных ячеек с целью отторжения ткани». Он указывает, что даже если иммунология остается ни при чем, а все происходящее сводится лишь к помехам, которые в местном масштабе создаются кровяному снабжению, то и это грандиозная задача. Если бы мы имели ясное представление о том, что именно происходит, когда бородавка под влиянием гипноза исчезает, «мы проникли бы в тайну природы того суперинтеллекта, который таится в каждом из нас, оставаясь неизмеримо более находчивым и владеющим технологиями „ноу-хау“, находящимися далеко за пределами нашего современного понимания» (1980, с. 63). Томас, кажется, полагает, что владелец бородавки заставляет ее убраться прочь. Гипнотизер говорит «бессознательному» субъекта, чтобы оно заставило бородавку исчезнуть, и бессознательное соглашается выполнить эту просьбу. Но все же никто иной, как гипнотизер, заставляет бородавку убраться восвояси, предварительно заключив контракт с субъектом, который разрешает ему воздействовать на свои автономные телесные функции. Если бы мы смогли понять, как реализуется контракт между гипнотизером и субъектом, мы узнали бы о характере того межличностного влияния, которое обладает необычной точностью и силой. Если бы мы могли постичь тайну взаимодействия, происходящего между гипнотизером и вирусом, поселившимся в коже другого человека, а также суть взаимоотношений между гипнотизером, субъектом и вирусом, наши представления о том влиянии, которое один человек способен оказывать на другого, существенно расширились бы. Если возможно такое воздействие одного человека на другого, которое заставляет включаться тонкие и сложные механизмы, ведущие к устранению бородавок, то существуют ли иные виды влияния, подобные этому воздействию и столь же вероятные? Полезность В этой книге особо выделены аспекты помощи и защиты, которые содержатся в категории власти и межличностного влияния. Автор исходит из предположения, что члены семьи воздействуют друг на друга с намерением помочь, не только не находя при этом адекватных средств, но более того — как бы избирая самые негодные: вместо того чтобы справиться с проблемой, они лишь отвлекают от нее, препятствуя ее решению и создавая новые сложности.Отклоняющееся поведение ребенка вынуждает родителей сфокусироваться на его проблеме и помогает им, позволяя отвлечься от своих проблем, встать над собственными трудностями. Например, мать с головой погружается в уход за своим страдающим ребенком, вместо того чтобы негодовать на недостатки супруга или рьяно заниматься собственной карьерой, выводя тем самым его из равновесия. Трудности ребенка способны заставить отца почувствовать, насколько он необходим семье, даже если его отношения с женой переживают не лучшие времена. Все эти способы, посредством которых ребенок защищает своих родителей, заставляют его выглядеть несчастным и беспомощным, хотя как помощник он наделен в своей семье очевидной силой.Симптоматическое поведение одного из супругов может быть протекционным по отношению к другому, позволяя тому почувствовать собственную силу и состоятельность в роли первого и главного помощника своей страдающей половины. Проблемы, носителем которых становится один из супругов, в каком-то смысле бывают даже «полезны», поскольку вызывают доброжелательное взаимодействие между мужем и женой и предотвращают их отчуждение.Существует множество способов взаимной защиты и помощи в семье. Например, если один из ее членов становится объектом придирок и нападок со стороны другого, всегда находится третий, готовый вступиться и дать отпор действиям атакующего, принять их на себя или, не выдержав напряжения, отвлечь внимание от жертвы и привлечь его к себе. Случается, что кто-то присоединяется к нападкам на жертву, но уже совсем в иной, более мягкой и щадящей манере, и таким образом заменяет собой не в меру разбушевавшегося воителя. Защита имеет много форм и далеко не всегда выглядит благожелательной и доброй. Иные способы протекции носят косвенный характер или включают в себя ущерб, который причиняется другому. Порой, например, невозможно избавить человека от переживаемой им боли, не причинив ему другую боль. Спасение иногда приобретает весьма неудачные формы, абсолютно не совпадая с тем представлением о поддержке, которая отвечала бы ожиданиям самого спасаемого. Определенные формы защиты не только не приводят к разрешению проблемы, но создают новые, еще большие трудности.Когда сталкиваешься с крайними формами симптоматического поведения ребенка, невольно задаешься вопросом: не слишком ли далеко оно выходит за возможные рамки, чтобы допустить мысль, что к столь экстремальным действиям ребенок прибегает ради решения родительских проблем, которые на фоне его поведения выглядят значительно более умеренными и терпимыми? И вновь уместен пример из биологии. Бейтсон (1980) и другие исследователи отмечали, что природа всегда чрезмерна. Человек производит миллионы сперматозоидов, чтобы один из них сохранил жизнь. Рыба закладывает миллионы икринок, чтобы из ничтожной их части вывелись мальки, и миллионы семян рассеиваются вокруг, чтобы выросло одно дерево. Природа производит все, о чем бы ни шла речь, в столь огромных масштабах, чтобы гарантировать цель. Симптоматическое поведение может характеризоваться теми же особенностями, достигая чрезмерных, преувеличенных форм, чтобы гарантировать относительно малую цель.Томас (1980) отмечал, что деяния, которые нарушают жизнь сложной социальной системы, препятствуя ее нормальному ходу, являются нередко результатом усилий, предпринятых с самыми благими намерениями. Ему принадлежит мысль, что лучшая интервенция заключается иногда не столько в попытке изменить окружение, сколько в значительно более простом действии — «осторожно взять и извлечь самый источник беспокойства» (1980, с. 90). Инициатор, или посредник, которого Томас награждает такими нелицеприятными определениями, как «назойливый» и «беспокойный», всюду «сующий свой нос», находится по ту сторону системы и, оставаясь вовне, вмешивается в ее внутренние законы. Один из примеров, на который ссылается автор, — сифилис, для излечения которого достаточно, не теряя ни минуты, с наивозможнейшей скоростью добраться до возбудителя болезни, крохотного микроорганизма, и устранить его. Зная, что сифилис вызывается спирохетой, медицина выступала в роли упоминавшегося выше не в меру суетливого посредника, который в своих неэффективных попытках излечить пациента мало того, что наносил ущерб пациенту, но еще и сдабривал его изрядной долей оскорблений. Другой любимый пример Томаса (1980) — профессор Кэлхаун (Calhoun), который на основе своих опытов, проведенных на крысах, находившихся в условиях перенаселенности, демонстрировал возникновение злокачественной социальной патологии. По мнению Томаса, проблема заключается отнюдь не в самой тенденции к неправильному поведению, наблюдавшемуся у крыс в условиях их перенаселенности, но «в ученом, который изъял их из огромного мира, в котором они жили, и поместил в маленький тесный ящик» (1980, с. 92). Рассмотренные примеры имеют двоякое значение для работы терапевта. Первый вывод, который напрямую вытекает из них, убеждает, что если даже терапевт вынужден вмешиваться в жизнь пациента, он должен, по крайней мере, делать это с известной осторожностью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40