Обычно, когда у ребенка возникает проблема, внешне, с точки зрения внутрисемейной иерархии, родители занимают относительно него позицию превосходства. Однако неявно они находятся в подчиненной позиции, так как симптом ребенка наделяет его властью. Если терапевт убедит родителей открыто встать в подчиненную позицию по отношению к ребенку, и та, и другая сторона невольно окажет сопротивление искусственности подобной иерархической организации, и семья реорганизует себя таким образом, чтобы родители вновь заняли подобающую им позицию старшинства и ответственности.Такой подход предполагает, что родители должны до некоторой степени притвориться, будто находятся в подчиненном положении, симулировать свою потребность в помощи и защите со стороны сына или дочери, а не занимать подобную позицию на самом деле. Когда родители «прикидываются» нуждающимися в помощи ребенка, у того возникает желание подыграть им, всем своим видом показывая, что он оберегает и защищает их. Таким образом, у ребенка больше не возникает необходимости прибегать к тем скрытым формам помощи, которые обеспечивает симптом, поскольку родители открыто просят его помочь, а он в ответ так же открыто помогает им. Участвуя в подобном представлении, и родители, и ребенок вовлекаются в игровые отношения друг с другом. Один из аспектов неконгруэнтной иерархии, выражающийся как раз в том, что ребенок занимает относительно родителей позицию превосходства, также находит место в подобной игре. И хотя все это происходит не «взаправду», а только «понарошку», тем не менее проблема иерархической неконгруэнтности получает здесь разрешение. Чтобы прояснить этот подход, ниже приводится ряд примеров. Случай 7. Ночные кошмары Эту женщину заставили обратиться к терапевту страхи, которые преследовали по ночам ее десятилетнего сына. Кроме мальчика, в семье имелось еще трое детей — две старшие дочери и совсем маленький сынишка. Женщина была пуэрториканкой и немного разговаривала по-английски. Трое старших являлись детьми от первого брака, закончившегося разводом. Второй муж женщины умер. Очевидно, существовал еще и третий мужчина, так как возраст малыша измерялся всего лишь несколькими месяцами. Однако в начале терапии мать отрицала наличие мужчины, живущего в ее семье. Как выяснилось позже, она боялась потерять пенсию, если станет известно, что она получает материальную поддержку со стороны партнера.Сын казался неразговорчивым и чем-то озабоченным. Терапевт и супервизор решили, что мальчик обеспокоен судьбой матери, которая потеряла двух мужей, была бедна, не владела как следует английским и завела отношения с мужчиной, утаивая ото всех свою связь с ним, хотя этот мужчина являлся отцом ее ребенка.Поскольку мальчика мучили ночные кошмары, терапевт опросил всех членов семьи, что им известно об этих снах или видениях. Оказалось, что из всей семьи только мать и сын видят страшные сны. Матери часто снилось, что кто-то страшный вламывается в ее дом, а мальчик описывал один из своих периодически повторяющихся снов, в котором на него нападает ведьма. Терапевт поинтересовался, что обычно происходит вслед за тем, как мальчик пробуждается от ночного кошмара. Мать ответила, что, как правило, она забирает сына в свою постель и уговаривает его обратиться мыслями к Богу и помолиться, а затем осеняет его крестом, чтобы защитить от дьявола. Она пояснила, что, по ее мнению, в проблемах мальчика угадываются не иначе как происки самого дьявола.Таким образом, возникла гипотеза, что ночные кошмары маленького пациента служили одновременно и метафорическим выражением материнских страхов и попыткой помочь ей. Когда ребенок переживает испуг, матери необходимо быть отважной и сильной. Взяв себя в руки, она всегда должна быть готова подбодрить и защитить его. Словом, мать не имеет права на свой собственный страх, если страхи мучают сына. Но когда она защищает его, то внушает ему еще больший страх, толкуя о Боге и дьяволе. Мать и сын оказались пойманными в ловушку, которой служила ситуация, где они оба старались помочь друг другу, прибегая к негодным средствам.На первой сессии терапевт попросил членов семьи разыграть сцену, как будто все они находятся дома, когда маме вдруг слышится, что кто-то ломится в дверь и ее охватывает страх. Одна из сестер взяла на себя роль вора, который старался проникнуть в дом; мальчик должен был защищать мать. Таким образом, женщине предстояло не столько показать, что она действительно нуждается в помощи сына, сколько сыграть, как будто ей необходима его помощь . От мальчика требовалось, чтобы он представил, будто помогает матери, защищая ее от воображаемого вора. Потребность матери в помощи теперь была включена в игру и в игре стала предметом ответной заботы сына, желанной для него возможностью показать, как он ей нужен и как может быть полезен.У семьи вышли накладки с игрой: матери не терпелось самой дать отпор «вору», не дожидаясь, пока сын придет на помощь. Терапевт вынужден был попросить участников игры повторить сцену с самого начала. «Неудача», которая постигла исполнителей, не сумевших точно выполнить замысел терапевта, содержала сообщение, что мама — сильный, самостоятельный человек, способный защитить себя самостоятельно, и она не нуждается в опеке сына. Данный эпизод служит примером того, насколько непредсказуемы события, которые может повлечь за собой игра, построенная на основе «как будто». В данном случае у матери была возможность прореагировать самыми разными способами, но она выбрала этот единственный. Если бы терапевту вздумалось использовать интервенцию, предписывающую матери любым способом доказать окружающим, что она сильна и не нуждается ни в чьей защите, вряд ли ей удалось бы придумать что-либо более удачное.Когда задуманная сцена, наконец, была успешно осуществлена и сын справился со своей ролью, напав на вора, все расселись по своим местам, чтобы обсудить общую игру. Терапевт слегка пожурил мать за то, что она недостаточно выразительно изображала страх и не постаралась сдержать свой напор, чтобы дать возможность сыну отразить нападение вора. Мать возразила в ответ, что она взрослый человек, умеющий защитить себя, и поэтому заданная роль была для нее особенно трудной. Так произошло самопроизвольное послание от матери к сыну, в котором женщина прямо утверждала, что не нуждается в его опеке.Терапевт попросил семью в течение следующей недели каждый вечер собираться вместе, чтобы повторить прежнюю сцену. В том случае, если мать услышит ночью, что сын вскрикивает во сне, ей следует подняться, разбудить его и сестер и всем вместе повторить указанную сцену. Они должны все это проделать, невзирая ни на позднее время, ни на степень своей усталости и желание спать. Цель подобного предписания — помочь матери и сыну изменить привычный и далеко не самый удачный способ, которым они до сего дня защищали друг друга.Ночные кошмары оставили сына. Но семья еще несколько недель посещала терапевта, поскольку у них накопились другие проблемы различного характера. Терапевт помогал матери и мальчику наладить отношения со школой, улучшить поведение и успеваемость сына. Однажды на сессию пришел отец самого младшего ребенка, и терапевт, хотя и без особого успеха, уговаривал его уделять пасынку чуть больше внимания. Мать предприняла специальные шаги, чтобы сблизить сына со сверстниками, пристроив его в подростковый рок-ансамбль и футбольную команду. Терапевт поддержал мать в ее работе в качестве преподавателя танцев и помог уладить некоторые проблемы в отношениях с отцом ее младшего.К контрольной встрече, состоявшейся через год, бывший пациент настолько хорошо успевал в школе, что мать решила купить ему в награду велосипед. Сама она стала социальным работником в центре психического здоровья.В этом терапевтическом процессе можно выделить две стадии. На первой — посредством парадоксальной интервенции — были блокированы те неудачные формы, с помощью которых мать и сын помогали друг другу. На второй стадии действия терапевта были направлены на то, чтобы придать матери сил и уверенности в себе, побудив ее взять на себя ответственность за отношения сына со школой, его общение со сверстниками, собственную работу и устройство семейной жизни. Случай 8. Головные боли Супруги обратились в консультацию из-за того, что их семилетнего сына часто мучили головные боли. При этом родители настолько неопределенно говорили о проблеме мальчика, что нельзя было понять, с какой частотой возникают эти боли и менялось ли состояние ребенка за последнее время в ту или иную сторону. Упоминались и поведенческие проблемы в школе, хотя также оставалось неясным, что это за проблемы (по-видимому, они были решены посредством перехода из одной школы в другую). Мать предполагала, что сын ревновал родителей к своей пятилетней сестре, смышленой и способной девочке. Отец соглашался с этой версией. Мать и отец говорили о сыне таким образом, что терапевту было не просто понять, относится ли сказанное больше к сыну или к отцу.Неопределенность и растерянность, сопровождавшие рассказ родителей о проблеме мальчика, выбор слов, отвечавший скорее описанию взрослого, нежели ребенка, смазывание различий, из-за которого невозможно было понять, говорят они о сыне или об отце, — все это вместе склоняло терапевта к гипотезе, что именно отец переживал какие-то настолько болезненные для супругов проблемы, что представлялось совершенно невозможным касаться их. И тогда родители установили этот паттерн — говорить о трудностях сына в такой метафорической форме, которая позволяла бы затронуть неблагополучие отца. Позже подтвердилось: да, у отца действительно возникли серьезные проблемы. Он лечился от алкоголизма, существовала реальная опасность, что его уволят с работы и, кроме того, он написал роман, который нигде не мог опубликовать. Цель терапии в данном случае можно было определить следующим образом: освободить ребенка от необходимости служить метафорой, которую родители использовали, чтобы обсуждать проблемы отца.Обычно сын заговаривал о головной боли, когда после школы приходил домой и заставал отца, который также, только что вернувшись с работы, пребывал в ужасно подавленном настроении. На первой сессии терапевт попросил семью разыграть сцену, в которой отец должен был представить, что он вернулся вечером домой, испытывая страшную головную боль. Сыну следовало утешить его, втягивая в игру и отвлекая тем самым от боли. Перед ним также ставилась задача: определить, действительно ли у отца болит голова и не симулирует ли он. Для этого мальчик должен был задавать отцу вопросы о том, как тот себя чувствует и как у него прошел день. От отца требовалось, чтобы он рассказывал о воображаемых проблемах на службе и избегал признаний о подлинных неприятностях. В то время как отец и сын вели этот разговор, мать и дочь должны были изображать, будто готовят обед (когда в ходе терапии дается установка на игру, в ней должны участвовать все члены семьи без исключения).Терапевт попросил родителей исполнять эту сцену дома каждый вечер в течение недели. Отцу предписывалось, едва он войдет после работы в дом, сразу же приступать к инсценировке головной боли. Сын должен был утешать его и ободрять, а отец всячески «темнить», ничем не выдавая, действительно ли он чувствует головную боль или только симулирует ее. Между тем матери и дочери нужно было заниматься приготовлением обеда.Семья добросовестно следовала указаниям терапевта и по прошествии недели сообщила, что мальчику стало гораздо лучше. Они проигрывали этот спектакль еще в течение трех недель, пока головные боли у ребенка полностью не исчезли.Гипотеза, побудившая терапевта избрать такого рода интервенцию, строилась на предположении, что мальчик защищает отца, вызывая в себе симптом, требующий проявлений родительской заботы и, таким образом, заставляет отца взять себя в руки, собраться ради помощи сыну, вместо того чтобы печалиться о собственных проблемах. Кроме того, ребенок обеспечивает метафору, которая дает родителям возможность обсуждать проблемы отца, не затрагивая их напрямую, и таким образом спасает их от болезненных стычек.Побудив отца к ежедневному притворству, будто тот страдает от головной боли, и оправданию ее ссылками на воображаемые служебные проблемы, терапевт создал ситуацию, когда сын утратил возможность понимать, на самом ли деле отец расстроен или нет, а вместе с этим и возможность помогать ему привычным для себя образом. Одновременно терапевт подсказал и новый способ помощи отцу: сын должен был играть с ним и вести разговоры. Таким образом, сын перестал нуждаться в головной боли как средстве помощи отцу. Метафорой отцовских проблем (и предметом шутливого обсуждения в процессе игры) стала его же собственная воображаемая головная боль. И мальчика с его симптомом уже никто больше не использовал как метафору чужих проблем.Проблема головной боли пришла к благополучному разрешению, но мать жаловалась, что сын пристает к своей сестре, всячески досаждая ей. Малышка обычно с плачем и жалобами на брата бежит к матери, ну и та, конечно, вынуждена делать выговор сыну. Терапевт попросил мать представить себя в роли дочки, а мальчика — поддразнивать и задевать ее, как это он обычно делает по отношению к сестре. И тогда мать с визгливым плачем должна бежать к своей маленькой дочке, выступавшей в роли мамы, чтобы услышать от нее слова: «Не беспокой меня. Это твои проблемы».Эта сцена повторялась несколько раз на протяжении сессии, к великому удовольствию семьи. Также была дана инструкция, чтобы всякий раз, когда мальчику захочется «подзавести» сестру, он, вместо сестры, должен задевать мать. Та, в свою очередь, с плачем бежала к дочке, чтобы в ответ на свою жалобу услышать, что со своими проблемами ей следует справляться самостоятельно. Мать и дети следовали данной инструкции в течение двух недель, после чего отношения между братом и сестрой улучшились настолько, что мать вообще перестала замечать в них какие-либо проблемы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40