Агрессивное поведение сына позволило матери получить помощь, консультируясь в клинике детского развития и минуя благодаря этому то унижение, через которое ей пришлось бы пройти, если бы она искала поддержки как битая мужем жена. Иногда ключом к пониманию метафоры служит содержание того, о чем говорит родитель, как, например, в приведенном выше случае. Иногда терапевту приходится отслеживать характерный подбор слов, тон голоса, красноречивые жесты и другие проявления невербального поведения. Так, мать может заметить: «У моего сына головные боли случаются чаще, чем обычно бывает у детей его возраста», сопровождая свои слова неопределенным жестом в сторону и сына, и мужа. Метафорическая коммуникация подобна двойному видению: так бывает, когда смотришь на железнодорожную колею, соскальзывая взглядом с одной рельсы на другую, или смотришь в одну точку, а получаешь образ того, что происходит в другой. Одна и та же последовательность взаимодействий воспроизводится на разных уровнях, и один уровень необходимо ведет к другому.Аналогия между ситуациями родителя и ребенка обычно совершенно очевидна. У тучной матери сын вонзает булавки в собственный живот; отец с «головной болью», которую причиняют ему служебные неприятности, непременно получит вдобавок еще и головную боль своего сына; у депрессивной матери сын начинает страдать «депрессией»; ребенок переживающей страх матери будет бояться ходить в школу. Внутрисемейное взаимодействие, в фокусе которого находилась проблемная ситуация одного из родителей, замещается взаимодействием, где центром становится проблема ребенка. Фокусировка на аналогиях между ситуациями родителя и ребенка позволяет увидеть специфику симптома под таким углом зрения, который ранее никогда не выделялся в других стратегических, а также и в структурном подходе семейной терапии (Haley, 1976b; Minuchin, 1974).Когда терапевт думает, что нашел ключ к метафоре, открывающей тайну проблемного поведения ребенка, он может получить больше информации, поинтересовавшись здоровьем семьи или отношениями с расширенной семьей. Небесполезно также узнать, не переживал ли ранее один из родителей или родственников ребенка аналогичную проблему и не наблюдается ли она у кого-либо в настоящее время.Стоит только терапевту сформулировать гипотезу о включенной в детскую проблему аналогии, как следом может быть изменена метафора его поведения: метафора неудачи — метафорой успеха, или будет найдено другое решение метафорического поведения ребенка. Переопределение проблемы В двух случаях, представленных в данной главе, терапевт, прежде чем приступить к стратегии изменения, прибег к переопределению проблемы ребенка. В случае с мальчиком, вонзавшим булавки в живот, диагноз самоповреждающих действий был редуцирован к элементарной ошибке пациента, который нашел для булавок «неподходящее место». В другом случае (депрессия у подростка) отказ посещать школу из следствия превратился в причину его депрессивного состояния. И в первом, и во втором случаях проблема не была переформулирована столь кардинально, как в работе со взрослыми пациентами, примеры которой приводились в третьей главе. Напомним: в одном из них речь шла о женщине, страдавшей истерическим параличом (ее симптом был переформулирован в мышечный спазм); в другом — больного, страдающего депрессией, удалось убедить, что суть дела не в депрессии, а в его безответственности. Когда симптомом страдает ребенок, родители чаще всего приобщены к определению проблемы, вынужденно принимая его. Оспаривая или подвергая сомнению точность этого определения, терапевт невольно ослабляет позицию родителей и работает против своей же собственной цели, преследующей такую реорганизацию семейной иерархии, при которой родители однозначно занимают позицию старшинства и ответственности за своего ребенка. Сказанное, конечно, вовсе не означает, что в работе с детьми проблема в принципе не может подвергаться переопределению. Речь идет лишь о большей осторожности. К переопределению следует прибегать при определенных обстоятельствах — когда, например, категория болезни, подлежащая пересмотру, исходит от других профессионалов, а не от родителей, или когда терапевт видит, что родители благосклонно принимают новый взгляд на симптом, без того, чтобы рассердиться на терапевта или усомниться в его правоте. Наконец, лучше, если переопределение проблемы ограничится изменением отношений между ее причиной и следствием, и при этом не произойдет ее полного пересмотра.Таящаяся здесь опасность заключается в следующем: если переопределение проблемы совершается недостаточно искусно, без должного уважения к ее смыслу, а значит, и недостаточно убедительно, терапевт окажется в позиции противника семьи, а не союзника. В данном подходе конфронтация используется крайне редко, а одна из главных установок терапевта — уважение к людям, включенным в проблему. Возможно, именно благодаря такому уважению, родители, вопреки ожиданиям, не оказывают сопротивления терапии, и дело не доходит до состояния серьезной борьбы с терапевтом. Немалое значение имеет и то обстоятельство, что терапевт не прибегает к интерпретациям, которые также могут вызывать сопротивление. Записи сессий, приведенные в седьмой и восьмой главах, позволяют составить представление о стиле работы терапевта, придерживающегося стратегического подхода.Еще одна особенность, которую необходимо подчеркнуть. Переопределение проблемы в данном случае не предполагает непременно позитивной коннотации или позитивной категоризации поведения пациента. Цель переопределения состоит в изменении определения проблемы таким образом, чтобы она стала доступной для решения. Безответственность — черта, возможно, более негативная, чем депрессивность, но она доступнее для решения. Мышечный спазм легче поддается изменению, чем истерический паралич. С подростком, который отказывается ходить в школу, легче управиться, чем с подростком, находящимся во власти депрессии. Иными словами, к указанной задаче надо подходить с намерением не столько свести проблему к минимуму или представить поведение пациента в позитивном свете, сколько определить проблему так, чтобы она могла быть решена. Выводы и заключение Работая над этой главой, мы исходили из предпосылки, что расстройства в поведении детей служат аналогией родительских трудностей, являясь вместе с тем и попыткой разрешения данных трудностей. Внутрисемейное взаимодействие, центром которого выступает симптом, становится в таких случаях метафорой взаимодействия, сформированного на основе родительских проблем. Когда у ребенка появляются отклонения в поведении, система взаимодействия вокруг родительских трудностей замещается новой системой, фокусом которой становится проблема ребенка.В подобных случаях задача терапевта — изменить симптоматическое поведение ребенка, а наряду с этим — и участие родителей в системе взаимодействия, выполняющей полезную для семьи функцию. Но для того, чтобы выполнить такого рода задачу, терапевт должен распознать аналогию, скрытую в симптоматическом поведении ребенка. В главе дано описание трех стратегий, способствующих решению представленной в поведении ребенка проблемы.Преимущество, которое семья в целом и сам ребенок извлекают из его проблемного поведения, заключается в том, что взаимодействие, фокусированное на симптоме, став метафорой системы взаимодействия, порожденной родительскими трудностями, необходимо «отменяет» последнюю. Хорошо известно, что определенные взаимодействия в семье по сравнению с другими содержат в себе меньше риска для тех, кто в них участвует, оказываясь поэтому и более предпочтительными. Упомянутое выше преимущество сводится к некоей межличностной «выгоде», которую ребенок и родители извлекают из детского симптоматического поведения. Три терапевтические стратегии, описанные в данной главе, построены таким образом, что желательная для семьи межличностная выгода сохраняется в целостности, меж тем как симптом исчезает. Терапевт способствует сохранению этой выгоды, используя самые различные способы, позволяющие ребенку (или самому терапевту) помочь родителям в решении их трудностей.Ниже приводятся шаги, которыми следует терапевт, продвигаясь к данной цели. 1. Выдвигается гипотеза, согласно которой симптом ребенка метафорически или аналогически выражает проблему родителей, одновременно являясь ее решением, хотя и ошибочным. 2. Терапевт решает, какая именно метафора находит выражение в трудностях детского поведения и кому ребенок помогает своим симптомом. 3. Терапевт определяет особенности как той системы взаимодействия, в фокусе которой находится симптом, так и другой, метафорой которой первая служит. 4. Терапевт планирует интервенции, направленные на то, чтобы изменить самое метафорическое действие, либо обеспечить альтернативную метафору, либо изменить последствия, которые метафора имеет для родителей. Терапевтическая интервенция обычно принимает форму разъяснения причин, лежащих в основе проблемы, а также описания ее возможных последствий. Она может выступать и в виде директивного задания, предписывающего членам семьи конкретный план действий на ближайшую неделю, где особо выделяется, что именно следует делать родителям как «предмету» метафорического поведения ребенка. Стратегия терапевта, разумеется, не может быть избавлена от некоторых основных линий, являющихся общими для многих семей. Однако среди последних вряд ли можно отыскать хотя бы две абсолютно похожие друг на друга, поэтому для каждой семьи разрабатывается специфический терапевтический план. Теоретическое отступление В предлагаемой модели симптом ребенка устанавливает такую систему взаимодействия в семье, которая является аналогией и замещением другой системы взаимодействия, обусловленной родительскими проблемами. Из этого утверждения логически вытекает вывод (хотя данных в его поддержку недостает), согласно которому возможна зависимость и противоположного рода, а именно: сложности в поведении родителей могут порождать систему взаимодействий, которая метафорически выражает и замещает собой взаимодействия, фокусированные на проблемном поведении ребенка. Другими словами, как ребенок может служить метафорой относительно родителей, так и родители также нередко выступают метафорой для ребенка. Фокус взаимодействия в семье подвержен циклическому изменению: от ребенка — к родителю, от родителя — к ребенку, от детской проблемы — к супружеской и обратно — к детской. Однако, что касается самого цикла, в рамках которого члены семьи помогают друг другу, взаимно используя метафоричное поведение, он остается неизменным.Есть основания предполагать (хотя и эта идея пока еще не нашла весомого подтверждения в эмпирическом материале), что индивиды растут и развиваются в рамках семьи, помогая друг другу посредством действий, метафорически воспроизводящих поведение каждого другого члена семьи. Иными словами, цикличность изменения в фокусе интеракций характерна не только для патологии, но также и для нормального роста и развития в семье. Например, девушка может биться над задачей своего профессионального самоопределения вплоть до того момента, пока однажды ее мать внезапно не поймет шаткости и неопределенности собственного профессионального положения. Фокус общесемейного участия сместится с тревог младшего члена семьи на неурядицы и огорчения матери. По мере попыток матери, позволяющих ей справиться со своей профессиональной дилеммой, сменив, допустим, место работы, девушка успешнее будет решать свою, совершая выбор и приняв решения, касающиеся ее личного будущего. Обе — как мать, так и дочь — преодолеют возникшие на их пути трудности и продвинутся дальше, навстречу новым жизненным препятствиям и возможностям. Возможно, главное различие между нормой и патологией в том и состоит, что нормальная семья продвигается вперед, сопровождая свой опыт позитивными определениями, тогда как семья, переживающая разного рода расстройства, живет, выделяя по преимуществу негативные признаки бытия.Под углом зрения, представленным в настоящей книге, терапия способна причинить вред, если она будет препятствовать колебаниям, происходящим в цикле. Вмешательство профессионалов может привести к фиксации цикла в какой-либо определенной точке (особенно в условиях пролонгированной терапии), что прервет его спонтанное течение или блокирует циклические колебания фокуса. Порой терапия также вызывает слишком быстрые колебания фокуса — от ребенка к родителю или от родителя к ребенку, создавая у терапевта иллюзию, что происходит подлинное изменение. Если цель терапии — привести этот повторяющийся цикл к завершению, терапевт должен организовать дело таким образом, чтобы родители и ребенок помогли друг другу преодолеть их общие трудности, не прибегая к симптоматическому поведению, а используя другие, более надежные средства. Позиция терапевта Какова позиция терапевта, когда он стоит перед лицом проблем, предъявленных для терапии? О чем ему следует спрашивать пациента, чтобы получить информацию, необходимую для построения гипотезы? Какие вопросы он должен задать самому себе, чтобы яснее представить семейную ситуацию? Люди редко преподносят свои проблемы в такой форме, из которой непосредственно вытекает нужная и единственно верная терапевтическая стратегия. Каждый раз терапевту приходится самому искать и находить в ситуации то особенное, что позволит ему сформулировать проблему в такой форме, благодаря которой она станет более доступной для решения.Вопросы, которые терапевт должен задать семье. Чтобы начать работу, необходимо сформулировать гипотезу проблемы. А для этого следует собрать определенную информацию о семье. Когда возник симптом, как, где и у кого? Что делал каждый член семьи, когда симптом дал о себе знать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40