Из-за кусочка же он не принижался, даже если оставался один на целый день и некому было его накормить.При обучении и работе со связными собаками за каждое выполнение приказания дается в поощрение лакомство – кусочек хлеба или мяса. Колбат и от нас принимал это поощрение, как должное за работу, и съедал с удовольствием и без всякого унижения.У него уже появилось чувство своего угла, своего дома у нас и вместе с этим – необходимость защиты этого своего дома. Поэтому он иногда рычал на заходивших к нам людей, но никогда – на красноармейцев. Он только смешно поднимал нос и провожал их взглядом.К Андрею у Колбата скоро сложилось особое отношение; я бы назвала его «деятельной» привязанностью. Он явно скучал без Андрея и всегда радостно кидался ему навстречу. Но если около меня и Лены он весело приплясывал, когда мы начинали заниматься с ним, то около Андрея он после первых проявлений радости садился, весь подобранный, готовый выполнить каждое его приказание.Я думаю, это происходило оттого, что Андрей, берясь за тренировку Колбата, внимательно изучил, как ведется подготовка связных собак в питомниках; каждый жест, сопровождавший его команду, был точен, и Колбат его понимал. Посмотрев, как мы с Леной занимаемся с Колбатом, Андрей сказал, что собаку мы учим неправильно, приказания отдаем без повелительной интонации в голосе и не требуем четкости выполнения, потому что и сами плохо знакомы с правилами обучения связных собак.– Так не годится, друзья! – говорил он. – Чего вы хотите от собаки? Помочь ей вспомнить те навыки, скажем точнее: восстановить рефлексы, которые ей привили, когда пес учился еще совместно с Савельевым? Если так, то команду надо подавать точно, как ее подают по правилам во всех собачьих питомниках. Учите так, чтобы вы могли ей доверить выполнение любого приказания.– Колбат и так понимает нас, – возразила Лена.– Он понимает вас потому, что вы командуете голосом, а жесты у вас при этом самые неопределенные. Стоит вам перейти на одни жесты – собака никак не разберет, чего вы от нее требуете. Но ведь в бою вожатый не всегда сможет послать собаку голосом. Связная собака должна понимать немую команду, одними жестами. Так Колбата учили прежде. И чем ближе будут ваши команды к усвоенным Колбатом еще в питомнике, тем надежнее восстановятся его прежние навыки. Посмотрите, ему самому нравится, когда я строго спрашиваю с него выполнения команды: он ведь со мной не хуже занимается, чем с вами.– Даже лучше! – сказала Лена.– Ну вот! Давайте же отнесемся к нему так, как он того заслуживает по своим прекрасным задаткам, а не как к захудалому, выбракованному из армии псу. Я сам думал о нем сначала именно так. Вы же заставили меня посмотреть на него как на дельного пса, а не просто как на приживальщика.Я много думал, – продолжал Андрей, – почему же Колбат отбился от рук, когда он так легко сейчас вспоминает все команды и охотно выполняет их. Думал даже, что комиссия неправильно его забраковала. Но ведь все, что Колбат исполняет по вашему приказанию, относится только к курсу общего послушания, при котором служебная собака находится рядом с вожатым. Конечно, такой умный пес, как Колбат, легко все это усвоил и помнит. А главное-то для связной собаки – специальные навыки, когда она самостоятельно идет на пост и вожатый должен быть уверен, что собака доставит донесение. Срыв Колбата как раз на этом и произошел. Ты знаешь, Лена, что значит команда «пост»? В боевых условиях невыполнение такой команды собакой может стоить многих людских жизней. А я сам видел на ученьях, как Колбат, вместо того чтобы бежать на пост, убегал вовсе, так что после ученья приходилось его разыскивать. Значит, если пес не слушается, не бежит на пост, надо гнать такого пса из армии. Комиссия права: Колбат негоден.– Но Колбат не виноват, раз с ним плохо обращались, – сказала Лена.– Савельев не совсем правильно судит, – ответил ей отец. – Понтяев неплохой вожатый – работает же у него Вилюй. Главное-то совсем в другом: в одном свойстве Колбата. Посмотрите на его ухо. Где это связная собака, обученная в питомнике, может так подраться, чтобы искалечить ухо? Если бы ей и разорвал его какой-нибудь драчун, ухо тотчас зашили бы в ветеринарном лазарете. Оказывается, и это записано в его формуляре, с порванным ухом он прибыл из Иркутского питомника. По-видимому, Колбат попал в школу не очень молодым, может быть месяцев восьми, после довольно свободной жизни, и воспитывать его было труднее, чем молодых собак, родившихся в питомнике. Ему уделялось много внимания и ласки, его выделяли среди других собак, и он все оправдывал своим умом, сообразительностью, выносливостью, но обращение с собой запомнил крепко. Следовало бы отметить в его характеристике, что он требует повышенного внимания, но этого, к сожалению, не сделали. А это важно! Получился результат, весьма интересный для изучения. И он нас кое-чему научил. Тот же Понтяев может воспитывать Вилюя, но у него отбивается от рук Колбат. Почему? А потому, что собака имеет свой характер и характер этот надо понять, чтобы с ней работать. А теперь Колбат после своего ранения попал у нас дома в полосу общего внимания, доверился и очень расположен к возвращению утерянных им навыков.После этого разговора прошло недели две, в течение которых Андрей ежедневно сам проводил занятия с Колбатом. Затем была устроена проверка. Андрей молча поднял руку на уровень плеча – Колбат сел. Андрей пошел к двери – Колбат повел за ним глазами. Андрей указал: «рядом», и Колбат ровно двинулся у левой ноги Андрея. Так, команда за командой он все исполнил, как по писаному.Желая показать Колбату, что им довольны, мы разрешили Лене побегать с ним. Колбат носился по комнатам с разинутой пастью, высунув язык, прыгнул на диван и сел, блестя глазами, зная, что на диван прыгать нельзя, и понимая, что сегодня ему это позволено.Пришлось и нам с Леной выучить, как подается четкая военная команда. И мы стали заниматься с ним каждый день.Мы вскоре заметили, что во время занятий у Колбата выключается внимание ко всему, что его раньше занимало. В обычное время он всегда настораживался при виде Лениной белой кошки и слушал наше «фу» с видом разочарованным и забавным, как бы говоря: «Эх, и рванул бы я вашу кошечку, если бы не это „фу“!»Кошка, прекрасно учитывая это, никогда не ходила мимо Колбата по прямой линии, а всегда по окружности, в центре которой лежал Колбат. Но стоит нам начать заниматься с Колбатом, кошка, чувствуя, что собаке теперь не до нее, сейчас же осмелеет и прохаживается поблизости от Колбата.Оставили мы его раз «сидеть», а сами наблюдаем в зеркало и видим: кошка спрыгнула с дивана и пошла к нему. Колбат заострил ухо и смотрит, чуть склонив голову вниз, но не вскакивает. С невиданным нахальством кошка прошла, задев его пышный, лежащий веером на полу хвост, но Колбат не тронулся, только повел на нее блестящим глазом и занюхал, а кошка от этого вдруг зашипела и отскочила. Он еще посунул в ее сторону мордой, будто желая прогнать: кошка мешала ему угадывать наше близкое присутствие и высматривать, когда мы покажемся из-за двери. Кошка ему была просто неинтересна.Мы попробовали оставить их одних, сказав предварительно «фу». Кошка ела, а Колбат стоял как вкопанный, упорно глядя на ее розовый мелькающий язычок. Колбат даже не приближался к кошке.Если войти в это время в комнату, Колбат мельком обернется, мотнет головой, взбросив ухо, словно скажет: «Обратите же наконец внимание! Ведь этак кошка может все съесть без остатка!» – и снова смотрит на кошку, наклонив голову набок и роняя изо рта крупные капли слюны.С тех пор мы были уверены, что наше запрещение действует бессрочно.Постепенно, не обременяя Колбата, мы повторили с ним сначала весь курс общего послушания служебной собаки. И Андрей и Савельев всегда хвалили его за чистоту работы и решили в ближайшее свободное время начать с Колбатом занятия по пробегу на пост. 8 Давно уже, с самого солнцеворота, который бывает 25 декабря, повернуло солнце на лето, а зима – на мороз. Дни всё прибавлялись и стояли яркие, сияющие. Нет красивей зимы, чем у нас на Дальнем Востоке! А морозы по утрам бывали крепкие. Шел февраль, и вокруг городка намело снегу. Но все-таки, хоть и мороз по утрам, а в безветренные дни на замерзающих стеклах появляются проталинки. Если в такую проталинку прямо синеет небо, значит погода чудесная и надо выбрать время, чтобы пойти на лыжах. В такие дни снег пахнет совершенно особенно, а кора деревьев против солнца как будто немного сыреет. Так и кажется, что весна подходит к нам совсем близко.Под лыжами снег приминается легко, и лыжня ложится гладкая, как полированная. К вечеру же по такой лыжне возвращаться не хуже, чем на лодке плыть по быстрой воде: так плавно, так легко скользит по ней человек.Пробовали мы брать с собой Колбата на лыжную прогулку, но скоро оказалось, что и ему и нам такое товарищество невыгодно. На лыжах мы чаще всего ходили по целому снегу за Солдатское озеро. Но тут Колбат проваливался по самое брюхо. Пробовал он перебегать на нашу лыжню, но и по ней преступался и отставал. Быстро нам с ним идти по целому снегу никак нельзя. Выходишь на дорогу – тут хорошо Колбату, а у нас лыжи гремят и разъезжаются. Мы стали брать его с собой кататься на коньках.В километре на юго-восток от нашего городка лежит Солдатское озеро. Военные городки строились после японской войны, и потому за озером сохранилось его старое название. Это озеро образовала в низине речка Славянка, прежде чем ей влиться в реку Суйфун.На высоком берегу озера стоит военный госпиталь, от него виден широкий полукруг Суйфунской долины; в одну сторону от госпиталя до берега Суйфуна – километра четыре, в другую, к деревне Борисовке, – километров десять.Все это ровная земля, занятая колхозными полями, соей, кукурузой и всякими огородными культурами. На ней разбросаны маленькие – по нескольку домов – селения колхоза «Путь Ленина».На этой равнине наш полк проводил зимой лыжные соревнования, и тут всегда можно было встретить то отдельно тренирующихся лыжников, то целые подразделения, вышедшие на ученье в белых халатах.А на Солдатском озере со стороны госпиталя был прекрасный естественный каток. Озеро было спокойное и замерзало очень ровно. Приморские сильные ветры сметали со льда снег, и на озере всегда можно было найти обнаженный голубой лед. В выходные дни мы втроем приходили на высокий его берег, снимали валенки, надевали башмаки с коньками и катались до темноты. Здесь незаменимым товарищем стал нам Колбат, и он очень хорошо понимал, когда мы говорили ему: «Пойдем кататься на коньках».Лед на озере был толстый, пересеченный трещинами. Во льду мы часто замечали небольших рыбок, поднявшихся по трещинам к поверхности и тут схваченных льдом. Иногда мы разбивали лед и доставали их. Попадались и замерзшие во льду рачки и чилимы – водяные рогатые орехи.Хорошо бывало в зимние и весенние дни на озере! Андрей, надев коньки, отыскивал на льду ровную площадку, «пятачок», и занимался фигурным катаньем: старался чисто сделать «тройку» или «скобку». Мы с Леной катались попросту, деловито смотря вперед: не попасть бы в трещину! А Колбат лежал на высоком берегу на Андреевой борчатке и, поставив остро черное ухо, резко выделявшееся на белом, смотрел на нас. Иногда он бегал за нами по льду, и лапы у него разъезжались.Часто на озеро приходили кататься красноармейцы. Ходили и Савельев с Понтяевым. Оба они только начинали учиться, и у них не очень-то еще ладилось дело. Савельев старался посильней разбежаться и потом долго катился на обеих ногах. Колбат бежал рядом с ним, но, когда Понтяев неуклюже подкатывался к Савельеву, пес всегда отбегал, опустив свой пышный хвост, и всем видом выражал недоверие.– А ты мне говорил, – сказал раз Савельев, – что ты его пальцем не тронул! Посмотри, как он кидается от тебя.– Нестоющий он пес, – ответил Понтяев. – С ним добром, добром, а он тебе все равно каверзу вывернет.– Почему-то он живет у нас и не вывертывает, – сказала Лена.– Дайте время – он себя покажет! – И Понтяев, размахивая руками, снова покатился по льду.Однажды, возвращаясь вместе с Колбатом с озера, мы встретили Савельева в необыкновенной процессии. Впереди красноармеец вел на поводке Найду, а сзади нее бежали четыре неуклюжих щенка, большеухие, с толстыми лапами и круглыми животами. Уши у них разваливались в стороны. Один споткнулся и зарылся в снег, другой набежал и ухватил его за шею. Щенки были веселые и здоровые. За ними метрах в двухстах Савельев вел вторую семью: небольшую лохматую желтую собачку, сзади нее, переваливаясь, бежали такие же маленькие немецкие овчарки – тоже щенки Найды, и один, кудлатый небольшой щенок, – совершенное подобие желтой собачки. Мы поздоровались.– Вот, товарищ начальник, вывел всех гулять! – весело сказал Савельев. – Это приемная мать… Такая собачка славная, я вам скажу! За ее заслуги я ей вот этого кобелька оставил, пусть растет.– Товарищ Савельев, – взмолилась Лена, – можно мне щеночков поводить?– Да на здоровье! Бери поводок и веди приемную мать, только не быстро, чтобы щенки не устали. Ведите Найду, товарищ Гусельников.И процессия удалилась. Савельев подошел к Колбату.– Разрешите, товарищ начальник, я с ним «ползать» пройду.Команда «ползать» произносится с ударением на последнем слоге для большей настойчивости. Можно говорить и «ползи».Савельев подал команду: «Лежать!» Колбат лег. Савельев бросился рядом с ним на снег, обхватил его левой рукой поперек туловища, скомандовал: «Ползать, ползать!» – и пополз вперед. Рядом с ним, прихлопывая по земле передними лапами, чуть-чуть приподнимая крестец и держа голову у земли, полз Колбат. Сначала он пытался вскочить, но Савельев придерживал его рукой, и так Колбат прополз метра два, когда Савельев, все еще лежа на снегу, вынул кусочек хлеба из кармана, протянул Колбату и сказал: «Хар-рашо!» Потом Савельев встал, велел Колбату «сидеть», а сам отошел от него метра на три и, подзывая к себе жестом руки, приказал:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14