Еще полный смущенья, мальчик последовал ее указаниям, но споткнулся, так как массивный порог отгораживал каморку от прохода, идущего посередине дома. Провожатая успела ловко ухватить мальчика за куртку и не дала ему упасть, затем посадила его на широкую низкую скамейку, которая шла вдоль стен каморки. Он почувствовал под собой какую-то мягкую шерсть и ухватился рукой за космы медвежьей шкуры.
Индианка протянула руки в отверстие низкого потолка. Опорные брусья потолка были только частично застланы досками или кусками коры, и это позволяло удобнее пользоваться чердаком. Вероятно, чердак был заставлен разной утварью, потому что женщина оттуда сняла плетеную корзину. Послышался стук ножа и мисок, и мальчик почувствовал в своей руке маисовою лепешку, намазанную салом.
Ничто не оставило такого отчетливого следа в его памяти о первом дне в поселке Луговой берег, как этот ломоть хлеба с медвежьим салом, который ему дала его приемная тетка Круглое Облако. Поселок был расположен у реки, носящей красивое название Оленьи Глаза.
Из котла, висевшего над очагом, женщина наполнила миску и поставила ее рядом с мальчиком на скамейку. Потом она порылась в корзине, ища что-то, и, не найдя, несколько раз крикнула:
— Малия! Малия!
В коридоре появилась девочка, немного старше Георга. Она вбежала в каморку и, приняв участие в поисках, нашла пропавшую вещь — деревянную ложку, похожую на лопаточку.
Георг занялся содержимым миски, но с обильной едой — маисовой кашей и мясом — не так-то легко было справиться, широкая лопаточка едва влезала в рот, да и вытащить ее было нелегко, а ручка ничем не напоминала ручку обычной ложки. У огня он увидел, что ручка заканчивалась искусно вырезанной птичкой. Девочка, желтая рубашка которой казалась светлым пятнышком в царившем полумраке, внимательно наблюдала за Георгом, но он почти не отрывался от еды и не обращал на нее внимания
В коридоре послышались шаги. Пробежали дети, к котлу подкрадывалась собака… Приглушенный разговор в соседней каморке, казалось, становился все тише и тише…
И Георг словно провалился в темную пропасть. Напряжение и возбуждение прошедших дней завершились глубоким сном. Он уже не почувствовал, как кто-то заботливо подсунул ему под голову шкуру.
Ритмичное постукивание разбудило мальчика. Он прислушался к мягким двойным ударам, доносившимся снаружи.
Георг ломал себе голову: что бы это могло быть? И где же он находится? Перед ним горел дрожащий огонь и голубоватым облачком, через отверстие в крыше, уходил дым. Рассеянный дневной свет проникал в помещение. Мальчик посмотрел вверх. С брусьев потолка свешивались связки трав, какие-то сушеные листья и толстые нитки из жил животных. Между балок, поддерживающих крышу, был виден чердак. Над половиной каморки потолка не было. Разве не отсюда вчера вечером индианка сняла миску и ложку с птичкой на конце рукоятки?
Постепенно в памяти все восстановилось путешествие на лодках окончено. Он прислушался, но в доме, казалось, ничто не шевелилось. Георг встал, пробрался по проходу к двери и выглянул наружу. Перед домом он увидел свою благодетельницу с какой-то другой женщиной. Они стояли около высокой выдолбленной колоды-ступки и по очереди ударяли в нее деревянным пестиком «так-так, так-так». Пестик в средней своей части был заметно уже, чтобы его удобнее было держать в руке Георг невольно подумал о яичных часах, которые он видел у тетки Рахиль. Да, этот пестик выглядел как вытянутые песочные часы.
Он вернулся в дом, сел на высокий порог и, полный любопытства, стал ощупывать стены. Очевидно, весь дом состоял из больших кусков коры, целых пластин, плотно привязанных к опорным брусьям. Нигде не было видно щелей; пласты коры были плотно сшиты друг с другом. Все было совсем иначе, чем в его родном доме, где щели между бревнами забивались мхом, и все-таки стены не были так плотны. На одно мгновение его мысли перенеслись в Рейстоун. Где же его родители?
Стуки смолкли. Вскоре показалась в коридоре голубая блуза и белая налобная повязка женщины. Прозвучали добрые и ласковые слова. Под котлом затрещали подброшенные в огонь свежие ветки. Георг задумчиво смотрел на поднимающийся вместе с дымом пар и думал о вкусной маисовой каше и мясе. Как же он должен называть эту добрую индианку? Лучше всего «тетей», хоть она и не была ему настоящей теткой.
Но, прежде чем взяться за миску, индианка жестом показала, что он должен раздеться. Он снял куртку и штаны, а она надела ему повязку на бедра и стала натирать его какими-то цветными мазями из разных берестяных коробок. Мальчик попытался с ней заговорить, но ответа на незнакомом языке он не понял. Окончив натирание, она взяла его за руку и повела к двери.
Георг даже не заметил радостного, сверкающего утра. При виде нескольких десятков индейцев, стоящих на берегу реки, скованность, которую он испытывал во время всего пути, снова охватила его. Лица индейцев блестели от свежей раскраски, а в пучки волос на голове были воткнуты пестрые перья. На плечах мужчин — ярко-красные и голубые солдатские куртки.
Но мальчику над этим не пришлось долго задумываться. Три девочки его возраста подбежали к нему и потащили к воде.
Не было произнесено ни слова. Пленник оглядывался, ища помощи у своей благодетельницы, но не видел ее. Он сопротивлялся изо всех сил, упирался ногами в песок и ложился на спину, но девочки тащили его все ближе и ближе к реке, пока не оказались по пояс в воде. Мальчик дрожал от страха. «Они хотят меня утопить!» — подумал он и стал еще энергичнее вырываться. Георг вертелся и отбивался, а девочки толкали его со всех сторон, стараясь окунуть с головой. За шумом и криками он не слышал громкого смеха, раздававшегося с берега. В отчаянии Георг уже прикидывал расстояние до другого берега и соображал, сможет ли он, собрав последние силы, переплыть реку, но в этот момент до него долетели слова:
— С тобой ничего не случится!
Мальчик удивленно оглянулся. Кто же это здесь говорит по-английски? Это была та девочка, которая прибежала вчера вечером и которую тетя называла Малией.
Георг не оказывал больше сопротивления и дал себя окунуть, а когда он вынырнул, чтобы подышать, девочки принялись его мыть, вертеть и, наконец, окатили водой. И теперь он сам подпрыгивал и брызгался. Краска, которой было покрыто его тело, бесследно отмылась. Наконец девочки вывели его на берег и вся компания направилась к отдельно стоящей хижине.
Эта хижина тоже была сооружена, или, лучше сказать, сшита, из больших пластов коры. Внутри было одно-единственное невысокое, но просторное помещение, посредине которого горел огонь. И там он увидел свою «тетю»! Вдоль стен молча стояли мужчины. Девочки обтерли Георга большими пучками перьев, а тетка помогла ему надеть новые, совершенно необычные одежды. Прежде всего он получил пару кожаных легин, туго облегавших ноги, потом узкий длинный платок, который пропускался между ног под кушак и свисал спереди и сзади, и, наконец, рубашку из красной материи и пару мокасин с ярко расшитыми отворотами.
Новая одежда преобразила Георга в молодого индейца; он сел у огня на сплетенную из тростника циновку. Все присутствующие мужчины также присели вокруг костра, зажгли свои трубки и молча закурили.
Когда мальчик обвел взглядом этот серьезный и торжественный круг людей, он невольно остановился на индейце в голубом солдатском кителе.
Ведь это тот самый индеец с ястребиным носом, который ударил его веслом и доставил сюда к тете. Георг украдкой стал внимательно всматриваться в него. Эти близко расположенные глаза, ястребиный тонкий нос, — разве они не были ему уже знакомы? Два круга на щеках, отливающие оловом, вместо обычных для этого человека двух черных полос на лице, не могли обмануть его. Это лицо с резкими чертами он так скоро не забудет.
Вождь-воин с шестью большими орлиными перьями в волосах — вручил Георгу небольшой томагавк и кожаный мешочек, в котором был трут, кресало и кремень. После этого он заговорил, а знакомый Георга, индеец с ястребиным носом, переводил на ломаном английском языке фразу за фразой, по-прежнему не произнося «р».
— Мой сын, теперь ты плоть от нашей плоти, твои кости от наших костей. С этого дня ни одной капли крови белых не осталось в твоих жилах. Отныне ты принят в семью ирокезов; так бледнолицые называют сыновей Длинного Дома. И с этого часа ты сын среди наших сыновей. Мы любим тебя, и мы обязуемся помогать тебе, защищать тебя, как каждого из сыновей Длинного Дома.
Страх Георга перед возможным сожжением на костре совершенно пропал. По окончании церемонии мальчик вместе со всеми сытно поел.
Когда к полудню он с теткой и Малией возвращался в дом, то уже смело и уверенно смотрел на все, что окружало его.
У дома была двускатная пологая крыша. Доски и брусья сжимали стены из коры, образуя со всех сторон навес. Над входной дверью красной краской была нарисована большая черепаха
Георг не поверил своим глазам. Он снова представил себе лежащий на столе родительского дома топор и быстро взглянул на рукоятку своего маленького томагавка. Да, и на нем блестел нарисованный свежей краской овал с шестью точками по краю. Сомнений не было. Смущенно он переступил порог Длинного Дома, который отныне должен был считать своим.
Он находился в семье ирокезов из рода Черепах.
Глава 4
Георгу пришлось второй раз в жизни учиться ходить, потому что он спотыкался на каждом шагу. Как подрастающему ребенку, ему предстояло завоевывать мир, полный незнакомых запахов и звуков, неизвестной утвари, непонятных жестов и слов, мир, в котором он долго блуждал, прежде чем жизнь поселка стала ему близкой и родной.
Никогда он не сможет забыть первые впечатления новой жизни и этот темный дом с его ароматом дыма и дерева, бесконечное монотонное постукивание пестиков в ступках, хлюпающий плеск воды в тыквенных сосудах и звонкие голоса детей, выкрикивающих его индейское имя: «Синяя Птица!», «Маленькая Синяя Птица»!
Приобщение к этому новому миру началось вскоре же после торжественной церемонии. Мальчик сидел глубоко задумавшись на пороге каморки, когда к очагу по дошел индеец с ястребиным носом и расположился так, как будто был у себя дома. Георг от неожиданности вскочил и выбежал разыскивать Малию. Но до самого вечера не нашел ее. Так он и не понял, что же, собственно, нужно его старому знакомому среди людей из рода Черепах.
Постукивание маисовых ступок заставило Георга поспешить к тетке, которая дала ему постучать немного пестиком. Ой, какой же тяжелый этот пестик! Его руки вскоре невероятно устали. Голодный, мальчик пошел за своей защитницей в дом. Большой котел был выскоблен, наполнен водой и снова подвешен на перекладину, лежащую над очагом на вбитых в земляной пол рогатинах. С нетерпением ждал мальчик приготовлений к ужину, однако никто этим не занимался. Индеец с ястребиным носом достал миску с остатками обеда, с аппетитом съел добрую половину и улегся на скамейку, служившую постелью. Тетка не ела. И, как только она собралась лечь спать, появилась Малия. Девочка привела в порядок шкуры и юркнула под одеяло. Широкая скамейка, идущая вокруг стен низкой каморки, служила для всей семьи постелью. Георг с вожделением посмотрел на котел и, разочарованный, залез на медвежью шкуру. Он снял рубашку и кожаные легины, которые натирали ему целый день тело; слезы душили его. Ах, если бы он был в Рейстоуне!
Мальчик погрузился в полузабытье, но вскоре снова проснулся от голода. «Может быть, разбудить Малию?» Она лежала на скамейке у противоположной стены. Наконец пустой желудок заставил его встать и тихонько пробраться к девочке. Доски, положенные на земле у постели и служившие полом, заскрипели; тогда он осторожно опустился на колени и тихонько, бесшумно пополз дальше.
При последних вспышках огня в очаге он нашел спящую. Ее красивая головка, наклоненная немного набок, лежала на набитой мехом заячьей шкуре. Прядь волос спадала на лицо. Из-под легкого одеяла выглядывало округлое плечико. Георг дернул одеяло. Тотчас же послышался легкий вздох, показалась рука девочки, прядь черных волос, спадавших на лицо, исчезла. Темные глаза вопросительно смотрели на него.
Мальчик зашептал:
— — Малия, я страшно голоден.
— Голоден? Вот глупый, так пойди поешь!
— Да, но можно ли мне подойти к котлу? Я еще с обеда ничего не ел
— Ничего не ел с обеда?
Девочка вскочила.
— Пойдем, — сказала она коротко и пошла к очагу. Она запустила в котел палец, попробовала и поморщилась. Потом подошла ко второму котлу, висевшему на перекладине: это был большой медный котел с дужкой. Георг видел, что в этом котле варила не тетя, а другая женщина.
Малия отведала содержимое котла и, видимо, осталась довольной. Она наполнила миску до самых краев.
— Малия, это же не наш котел!
— Да, но ты же голоден.
— Это верно.
Георг медлил. Родители всегда учили его, что воровство большой грех. А здесь, у этих краснокожих бандитов? Даже само это слово доставляло ему боль. Неужели и Малия способна на воровство? Но она такая хорошая.
— Ну, ешь же!
Георг с жадностью набросился на маисовую кашу.
Девочка присела на корточки и подложила в огонь дрова, чтобы каша в котле упрела за ночь.
— Почему же ты не поел раньше?
— Я думал, что мы будем есть все вместе.
— Все вместе? Разве белые едят вместе?
Георг кивнул. Малия чуть не расхохоталась, но вовремя закрыла рот рукой.
— У нас сначала едят мужчины, потом женщины и дети, но это только в обед. В остальное время все едят, когда захотят. Тебе нужно только подойти к котлу и взять еду. — Голос девочки стал Тише. — Ты знаешь, дядя Хмурый День ест очень часто, и тогда тетя даже ругается.
Георг услышал незнакомое ему слово.
— Дядя Хмурый День? Кто это?
Малия показала внутрь каморки, где у задней стены спали взрослые.
— Вот этот…
Она произнесла какое-то индейское слово, но мальчик понял, что она говорит о его знакомом с ястребиным носом.
— Я думал, что это твой отец.
Девочка зажала себе рот, чтобы не рассмеяться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27