Колыхались листья черных ореховых деревьев, цветущие клены распространяли пряный аромат, кряквы плавали со своими выводками по реке, и маранта выбросила лазурно-голубые стрелки. Но после месяца Образующего Плоды еще не было гроз, засуха иссушала поля и грозила неурожаем. Более назойливые, чем в прошлые годы, комары и мошкара, поднимались целыми роями с Совиного ручья и Бобровой реки. Через день приходилось натирать лицо и шею мазью из медвежьего жира, в который мать добавляла растертый пахучий корень сарсаспарели. Эта красная мазь хорошо защищала от укусов насекомых. Без нее невозможно было бы перенести самое жаркое время года и особенно душные ночи, с их бесконечным жужжанием комаров. Это было время, когда ондатры строили в тростниках на болотистых лугах свои круглые норки.
Сразу же после жатвы маиса отец отправился к торговцам на тот же форт, чтобы обменять летнюю добычу, За летние меха давали немного, но нужно было пополнить запасы пороха и свинца.
Мать нагрузила двух вьючных лошадей котлами, топорами и кожаными мешками. Женщины из дома Черепах хотели еще до наступления морозов добыть соль.
Женщин сопровождала охрана из пяти воинов На этом настоял отец, неохотно давая согласие на поход.
— Помните, что Соленый ручей протекает недалеко от новых поселений Длинных ножей.
Сам он не мог пойти с ними, потому что важнее всего было закупить порох и свинец. Жалкий урожай этого года нужно было восполнять охотой.
Дети не чувствовали забот и тревог родителей. Они были рады, что их берут с собой. Самые маленькие совершали это путешествие на спинах матерей.
Когда они из холмистых равнин, окружающих Бобровую реку, вступили в предгорье Аллеган, Синяя Птица невольно вспомнил об Юниате. В сероватой сини неба уже чувствовалось дыхание осени, расцвеченной в желтые и красные тона кленами и каштанами.
Остались позади прерии. Горы и долины покрывали необозримые величественные леса из белого дуба, сикоморы, бука и вяза. Они пестрели ярким осенним убором увядающей листвы дикого винограда. По склонам крутых оврагов, мимо журчащих ручьев, с их каменистым дном и ледяной водой, извивались еле заметные тропинки, по которым, видимо, редко ступала нога человека.
На восток пронеслась, шумя крыльями, стая перелетных голубей; с вершин самых высоких деревьев не видно было ни единого дымка. Казалось, здесь мир жил в той простоте первых дней творения, в какой его создал Великий Дух Ованийо.
Левый берег Соленого ручья обрывался скалистым склоном, покрытым темными елями. На правом берегу ковер трав постепенно сливался с подлеском, сменявшимся зарослями белого дуба. На этом лугу развьючили лошадей, разбили легкие палатки из шкур и забили колья для варочных котлов.
Сочные травы были хорошим кормом для лошадей, а на валежнике можно было, казалось, вскипятить воду всех морей мира. Дичь лезла прямо под ноги охотникам. Медведи и лоси сновали в зарослях. На лесной опушке показывались олени, и чуть ли не на каждом дереве были видны следы когтей енота.
Потекли дни медлительной и спокойной работы. Непрерывно, трепещущим флагом, поднимался в осеннее небо долины дым от костров, над которыми вываривалась соль. Мужчины грелись на скудном осеннем солнце, покуривая неизменные трубки. Дети охотились за жуками, а женщины выбирали из котлов желтоватые зерна соли. Шли дни заката уходящего лета.
Синяя Птица иногда вздрагивал, — в нем росло беспокойство. Опять возникли мысли о побеге. Может быть, они были вызваны рассказами Малого Медведя? Мальчик сам себя не понимал. Он не вполне еще освоился с новым миром, и тени прошлого все еще напоминали о себе.
Синяя Птица был недоволен собой, он стал раздражительным и угрюмым. Дикий Козленок находил его просто невыносимым, особенно после того, как однажды Синяя Птица, разочарованный, слез с дерева и сказал «Отсюда ничего не видно!» С тех пор лазанье по деревьям не доставляло Синей Птице прежних радостей.
Конечно, ничего и не могло быть видно с вершины даже самого высокого дерева из этой, глубоко погруженной в горы долины. Вот если бы подняться на вершину сосны там, на высоком склоне! И каждое утро Синяя Птица хотел забраться туда, но дни проходили.
Однажды утром с Синей Птицей случилось несчастье: он потерял наконечник стрелы. Искусно сделанный наконечник был подарком дяди Хмурый День. До полудня мальчик вместе с Малией проискал его на опушке леса, среди поваленных деревьев и трав, но наконечник точно в воду канул.
Раздражение, нараставшее в течение нескольких дней, вылилось наружу:
— Такой прекрасной стрелы не было ни у кого в поселке! — с горечью сказал он сестре, точно она была виновата. Даже Шнапп, принимавший горячее участие в поисках, получил пинок.
Наконец к мальчику подошла мать.
— Ты нашел наконечник?
В нем неожиданно поднялась непонятная злоба.
— Конечно, нет! Это все из-за нашего дурацкого солеварения!
Большие глаза матери затуманились. Не сказав ни слова, она пошла к котлам. Мальчик сам испугался своей глупой вспышки и хотел уже бежать просить прощения, но нечто необычное привлекло его внимание.
Прямо у противоположного края скалистого обрыва, из-под елей блеснула целая линия красноватых точек. Они разрослись в тонкие языки пламени, обрушившиеся на мирную долину частоколом огненных мечей. Звуки беспорядочных выстрелов из ружей отразились эхом от опушки леса, еще раз повторились среди утесов и ошеломили притихших у костров, пораженных ужасом людей.
Эхо, прежде чем исчезнуть за вершинами деревьев, пронеслось по долине.
Предсмертные крики смешивались с трескотней выстрелов. Густое белое облако поднялось над одним из котлов, опрокинутых в костер. Как траурное знамя на невидимой мачте, как сигнал бедствия, поднялся в равнодушную высь столб белого пара.
Мать упала; она лежала на боку лицом к опушке леса. Красное пятно окрасило ее блузу, расплываясь все больше и больше. И едва затихли выстрелы, — исчезло оцепенение. Брат и сестра, почувствовав, что они могут двигаться, бросились к упавшей матери.
— Бегите, укрывайтесь в лесу! — с трудом крикнула Лучистое Полуденное Солнце.
Синяя Птица выпрямился, но в это время удар в ногу и острая боль прижали его к земле. Новые выстрелы заглушили крик женщин и детей. Мальчик видел, как Дикий Козленок потащил мать к лесу. Малия схватила его и тоже потащила, но он вырвался. Перед его глазами была опушка темного елового леса. Там среди скал двигались, карабкались, прыгали, спускались, соскальзывали фигуры, одетые в мундиры, бобровые шапки, длинные гамаши. Бесконечные приглушенные выстрелы! Мальчик задрожал. Это были белые — пограничники!
С дикими криками эти люди бросились к ручью, карабкаясь на противоположный берег, щелкали курками и вытаскивали из-под полы свои длинные ножи.
Мальчик начал различать отдельные слова:
— Смерть индейским собакам! Смерть индейским собакам!
Вся долина завертелась в его глазах. Ели на вершине склона, луг и лес-все это казалось гигантским колесом, в центре которого он увидел тетку Красные Глаза. На ее руках лежала маленькая Снежная Птичка, удивленно смотрящая на изменившийся мир. Синяя Птица еще видел, как прежде чем снова раздались выстрелы, тетка умоляюще протянула руки, прикрывая своим телом ребенка. Тут Малия снова подхватила брата, и он перестал видеть происходящее.
Бегство Трудное бегство Они прятались в кустах до тех пор, пока все не утихло. Охотники за скальпами, бандиты, убивающие всех, у кого была красная кожа, ушли прочь.
И некому было их преследовать Трое мужчин были убиты, остальные ранены. Мать страдала от тяжелого ранения в плечо и не могла двигать левой рукой. У Синей Птицы пуля пробила мышцу голени, не задев кость. Молча и поспешно собирались в путь. Ни малейший звук не выдавал присутствия человека. Мертвые тела воинов и Снежную Птичку завернули в кору вяза и опустили в вырытые наспех могилы, туда же уложили их мокасины, деревянные гребни, миски для еды и ложки. Холмики заложили от волков камнями.
Синяя Птица безучастно смотрел на то, что делали его спутники, которыми руководила мать. Он словно сквозь пелену слышал заупокойную молитву над мертвыми.
«Вы, родственники наши, ваш взор не увидит больше света! Вы ушли от вашей великой матери Земли, вы не увидите, как позеленеет вновь ее тело; вы идете в далекий путь на земли запада».
Но в его ушах еще звучал рев бандитов; он все еще видел среди скал людей, одетых в мундиры, видел полный мольбы взгляд тетки Красные Глаза.
Горячая волна гнева поднялась в сердце мальчика, и, казалось, его охватило кипящее пламя. Среди этих бандитов мог быть и его брат Эндрю, а может быть, и его отец, тот, другой отец — из Рейстоуна. Мысли мелькали так, что их не мог связать воедино его детский мозг. И вместе с тем крепло убеждение, за которое он хватался, как за якорь спасения: «Ленапы правы! Но то, что они делают, нужно было бы делать в тысячу раз сильнее! Белые отнимают не только землю, они уничтожают краснокожих, они убивают! О! Он будет им мстить! Он отомстит за все этим белым убийцам!»
При отъезде пришлось оставить половину утвари и соли, потому что лошади должны были везти раненых.
Дневные тяжелые переходы сменялись ночами у притушенных костров. И только лишь, когда показались крыши Длинных Домов поселка Плодородная Земля, преследуемые успокоились. Здесь была родина, здесь — безопасность!
Синюю Птицу охватило чувство дикой радости, когда вождь сразу же после возвращения предпринял поход мстителей. Воины двинулись к границе. Последние мысли о побеге исчезли, как туман под лучами благотворного Солнца. Пуля пограничников нанесла рану, которую не залечить времени.
Глава 16
Заживляющим соком называла Лучистое Полуденное Солнце темно-зеленую жидкость. Это снадобье она каждую весну вываривала из коры дикой черешни и листьев ползучей айюги. Она выливала отвар в бутылочку, которую хранила в кожаной сумке, подвешенной над постелью так, чтобы в любое время лекарство было под рукой.
Мать очень берегла эту бутылочку. Стеклянные предметы под крышами Длинных Домов считались роскошью, особенно те немногие бутылки, которые попадали к ним в обмен на меха. Но мать так заботливо хранила драгоценный сосуд не потому, что он был из незаменимого стекла, а потому, что в нем был целебный сок.
Если кто-нибудь, бегая, расшибал себе коленку или ранил руку, стругая колья, или у кого-нибудь ветка поваленного дерева раздирала кожу на голове, мать наливала на рану несколько капель темно-зеленой жидкости, прикрывая ее чистым мхом. Кровь тотчас же останавливалась, боль затихала, и через несколько дней рана заживала.
Мать знала много подобных средств. Когда у отца болели зубы, единственный случай, при котором Малый Медведь терял терпение, мать заваривала листья мирты и на распухшую щеку накладывала повязку, пропитав ее отваром, такую горячую, какую только можно было вытерпеть. Если кто-нибудь был ужален змеей, он тотчас же бежал к ее дому. Тогда мать тут же доставала кусочек змеиного корня. Этот корень был ужасно горький, и все же его нужно было как следует разжевать, горький сок проглотить, а корень положить на ранку, завязав ее лыком. И это тотчас же помогало. Средства матери помогали всегда, но целебный сок на этот раз не помогал Синей Птице. Рана не заживала.
— Мы должны позвать дядю Маисовую Солому, — сказала мать, когда кончилось содержимое бутылочки. Она лечила и себя заживляющим соком. Синяя Птица все еще должен был лежать. Он едва мог проковылять несколько шагов. Мальчик с благодарностью посмотрел на мать. Маисовая Солома слыл лучшим знахарем даже за пределами поселка, и к нему приходили за помощью больные из соседних селений.
Знахарь пришел к вечеру. Синяя Птица не сразу заметил его приход. Маисовая Солома остановился у огня. На нем была синяя накидка с очень грязным подолом, волочившимся по земле. Он ничем не отличался от других мужчин. На нем были такие же мокасины и такая же рубашка, спускающаяся на кожаные легины. Только накидка была особенной, на ней была нарисована большая красная четырехугольная звезда. В руках знахаря была коричневая деревянная коробочка. Войдя в каморку, Маисовая Солома заботливо поставил коробочку на пол, снял свою накидку и удобно расположился у огня.
Лучистое Полуденное Солнце отварила молодого дикого гуся и теперь отделяла его нежное мясо от костей. Мальчик с любопытством посматривал на посетителя. От матери он знал, что знахари должны есть только особую пищу: «Они едят светлое мясо животных или мясо птиц с белыми перьями», — говорила она. Это очень заинтересовало мальчика. Знахарь представлялся ему особенным, каким-то замечательным человеком. А тут он увидел, что это самый обыкновенный человек и ест как все люди. Знахарю, видимо, понравился приготовленный матерью дикий гусь, потому что он громко чавкал.
Поев, знахарь послал Малию с тыквенной флягой к реке.
— Войди подальше в реку и зачерпни воду из самой быстрой струи. Смотри, чтобы не взмутить песок. Вода должна быть совершенно чистой!
Мать поставила перед постелью Синей Птицы большой, хорошо отполированный таз с красивым узором. Знахарь начал давить на края раны, зияющей на голени мальчика. Пуля прошла через мышцу и оставила два больших отверстия. Было очень больно, и Синяя Птица плотно сжал зубы. Пока мать заботливо вытирала сукровицу, Маисовая Солома вылил воду, принесенную Малией, в таз. Открыв коричневую коробочку и вынув из нее пакетик, он стал осторожно раскручивать длинную, как бинт, тряпку, которой он был обмотан. Наконец показалась маленькая кожаная сумочка. Роговой ложечкой знахарь взял из нее немного синеватого порошка и бросил три щепотки в таз с водой.
Внимательно смотрел на воду знахарь, довольно покачивал головой, видя, что порошок плавает на поверхности и не тонет. Это означало, что скоро наступит выздоровление больного. Когда порошок растворился, Маисовая Солома тщательно и осторожно промыл красноватым раствором рану и наложил на нее новую берестяную повязку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27