Тогда-то французское правительство, озабоченное тем, чтобы такой ум не пропадал бесплодно, решило призвать его к управлению Севрской фабрикой.
— Вы допускаете, милостивый государь, небольшую ошибку, — заметил я.
— Всегда с признательностью принимаю всякую поправку, — сказал майор Стентон, с любезной улыбкой.
— Директором Севрской фабрики состоит Эмиль Буржуа, — сказал я, — профессор словесного факультета в Парижском университете. С Леоном Буржуа, хорошо известным французским политическим деятелем и пацифистом, с которым вы встречались в Гааге, у него только общего, что фамилия. Прибавлю, что Леон Буржуа, к счастью, не счел себя обязанным лишать нашу страну света своих познаний. Он в настоящее время состоит министром в кабинете Бриана и сенатором от Марны, того департамента, где производится шампанское.
— Очень интересная личность, — заметил полковник Гартфилд.
— Благодарю вас, господин Жерар, — сказал не без колкости майор Стентон. — И часты во Франции совпадения фамилий?
— Довольны часты, — ответил я и покраснел.
Ужин подходил к концу. Как это часто бывает в таких случаях, одни продолжали еще сидеть за столом, другие уже встали. Леди Флора придвинула свой стул к моему и развязно просунула свою обнаженную руку под мою.
Антиопа сидела в кресле и смеялась речам полковника Гартфилда, которые становились все более нежными. Красивый офицер завладел ее рукой и покрывал ее поцелуями. Молодой Реджинальд смотрел на это удивленными глазами, в которых ясно читалось неодобрение. Всякий раз, как руки леди Флоры крепче прижимала мою, рука Антиопы, так по крайней мере мне казалось, сильнее прижималась к ярким губам красивого полковника.
— Вы разрешите? — сказал я хозяйке, встал и подошел к маленькому буфету, где стояли виски. Там я застал д-ра Грютли, он с религиозным благоговением пил в обществе профессора Генриксена и нескольких пехотных и флотских офицеров. За исключением доктора, вся эта компания была, показалось мне, изрядно навеселе.
Грютли взял меня под руку и показал глазами на полковника Гартфилда. Тот как раз в эту минуту начал объяснять графине Кендалль, прижимая руку к сердцу, как он был бы рад, если бы ему пришлось ее арестовать за восстание в Трали, и он освободил бы ее и бежал вместе с нею.
— Целый мир поставили бы мы между нами и всеми другими... целый мир. В сущности, я солдат — только по одежде, а в самом деле, я — поэт, да, да, поэт.
— Мрачный пьяница, — пробормотал д-р Грютли. — И подумать, что он читал мои донесения, — мои донесения, сообщавшие, что восстание назначено на сегодня, в час пополудни! Что вы на это скажете? Раз приходится иметь дело с такими чудовищными вещами, право, нужно совсем особое призвание, чтобы заниматься нашим делом.
Он опять посмотрел на часы.
— Двадцать пять минут пятого. Ничего не понимаю. Поезд в Дублин отходит из Трали в шесть. Уж не думают ли они отправить нас на баррикады во фраках!
Как раз в эту минуту к графине Кендалль подошел метрдотель, нагнулся и что-то сказал шепотом.
Лицо д-ра Грютли расплылось в широкую улыбку.
— А, это наверное Ральф. Сама точность! А я чуть было не оказался к нему несправедлив. Смотрите, в парке, под дождем, экипажи Кендалла, и он с ними.
Он налил себе последнюю рюмку виски и залпом выпил.

***
Ждали два экипажа. Генриксен, Идзуми, Гарвей и Грютли сели в первый, Антиопа пригласила меня ехать с ней во втором и сделала знак Ральфу, чтобы и он сел с нами.
Когда мы выезжали из решетки парка Клэйр, графиня Кендалль сказала:
— А я уж начинала тревожиться, Ральф. Мы не опаздываем?
— Будьте совершенно спокойны, ваше сиятельство. Мы даже выехали на пять минут раньше.
Когда наш экипаж остановился у подъезда замка Кендалль, было пять часов без десяти. Антиопа прошла прямо в свои комнаты.
Г-н Ральф подождал, пока остальные четыре пассажира из второго экипажа вошли в вестибюль, и только тогда обратился к нам. Голос его был четок и почтителен.
— Господа, его сиятельство граф д’Антрим возложил на меня обязанность подтвердить вам то, что он уже лично говорил вам. Сегодня, в час, начинается в Дублине борьба Ирландии с Англией, та борьба, лояльный характер которой вы изъявили желание удостоверить от имени всех стран. Мы сейчас уезжаем в Дублин, господа, и нашим главою приняты все меры, чтобы тем из вас, кто пожелает предпринять это путешествие, были обеспечены наилучшие условия.
— Мы все едем, — сказал полковник Гарвей, — само собою разумеется, за исключением сенатора Баркхильпедро. Чтобы ехать туда, нужно сначала приехать сюда.
Г-н Ральф поклонился.
— Хорошо, господа. В таком случае я беру на себя смелость сообщить вам расписание, которому мы будем точно следовать с настоящей минуты, и я позволю себе просить вас, ввиду чрезвычайной краткости времени, сообразоваться с ним.
Сейчас пять часов. Вы подниметесь каждый в свою комнату, чтобы уложиться. Вы будете так любезны сойти вниз в половине шестого. У вас останется полчаса, чтобы слегка позавтракать, проститься с графом д’Антримом и выслушать его пожелания. В шесть...
— Но поезд из Трали уходит в шесть, — не мог не возразить д-р Грютли, — а до этого вокзала миль семь.
— В шесть часов, — продолжал невозмутимо г-н Ральф, — мы выедем из Кендалла на автомобиле и в сорок минут седьмого нагоним поезд на Листоуэльском вокзале. А теперь, господа, разрешите мне удалиться, меня ждут дела.
— Отлично, отлично, — сказал мне д-р Грютли, поднимаясь по лестнице и все еще слегка прихрамывая. — Все это великолепно! А было время, когда в этом доме не разрешалось даже заикнуться о том, чтобы сесть в автомобиль. Перемены, перемены!
Я быстро переоделся. За исключением туалетных принадлежностей, которые я уложил в маленький сак, весь остальной мои багаж был уже уложен в сундук. На него был наклеен чистый ярлык для адреса.
Я погасил электричество и быстро спустился вниз. На лестнице спохватился, что забыл поставить обратно в библиотечный шкаф «Тристрама Шенди». Мне было досадно, что я не воспользовался этим предлогом, чтобы еще раз увидеть комнату, в которой провел, несомненно, оригинальнейший месяц всей своей жизни.
Д-р Грютли был уже в столовой. Барон Идзуми и полковник Гарвей скоро присоединились к нам. В руках у полковника была телеграмма, пришедшая накануне вечером: телеграммой сенатор Баркхильпедро уведомлял нас, что болезнь старой тетки вынуждает его еще отложить поездку.
— Я думаю, — сказал д-р Грютли, — что он захотел удвоить — на зеленых полях различных Ривьер — деньги, ассигнованные ему на расходы по путешествию.
Никто ничего не ответил. Вошел г-н Ральф с листом бумаги.
— Будьте столь любезны, господа, — сказал он, — записать на этом листе адреса, куда вы хотели бы направить ваш багаж в случае каких-либо осложнений.
Мои коллеги один за другим выполнили эту формальность. Я последним вписал просимый адрес, причем указал Дом печати, уверенный, что юному Лабульбену доставило бы удовольствие позаботиться о судьбе моего жалкого сундука.
Когда я возвращал Ральфу лист, то увидел, что он — в форме офицера волонтеров.
— Теперь, господа, — пожалуйста, — сказал он.
Молча пошли мы за ним. Минуты были полны такой торжественности, что даже д-р Грютли, показалось мне, как-то оробел.
Граф д’Антрим ждал в той гостиной, где принимал нас в первый раз. За его креслом, облокотившись о спинку, стояла графиня Кендалль. Она была в короткой юбке, открывавшей ноги в высоких желтых башмаках, и в серой куртке волонтера. У кожаного пояса, от которого шел к правому плечу тонкий ремешок, пристегнута кобура с револьвером.
Граф д’Антрим произнес лишь несколько слов. Чувствовалось, что говорит он их в предельном волнении, какое только доступно человеку.
— Господа, события, вам известные, наступают. Отправляйтесь туда — и смотрите. Лишь об одном прошу вас: скажите миру то, что увидите. Не нужно Ирландии ничего другого.
Он стал пожимать руку каждому из нас пяти. Когда пришел мой черед, он сказал:
— Должно быть, господин Жерар, деревья на Вилле цветов теперь все покрылись листьями. Я любил, я очень любил вашу родину.
Наконец, обращаясь ко всем, он прибавил:
— Прощайте, господа.
И жестом показал, что просит оставить его с Антиопой.
Было без десяти минут шесть.
В шесть сорок мы приехали в Листоуэл одновременно с поездом из Трали. Три минуты спустя поезд мчал нас к Лимерику. Для нашей небольшой компании были оставлены два отделения. Графиня Кендалль заняла место в первом. Там же поместился я и остальные четверо. Ральф вошел во второе отделение с Уильямом и еще двумя слугами замка, Джемсом и Девидом.
Все трое, как и Ральф, как и Антиопа, были в форме волонтеров. Все — с ружьями.
В нашем отделении было тихо. Антиопа, бледная, серьезная, молчала. Д-р Грютли, сдерживаемый присутствием этой женщины, напоминавшей трагическую статую, не осмеливался давать волю своим обычным шуточкам.
В Лимерике он немножко успокоился. Мы прибыли на эту станцию в пять минут десятого, уезжали отсюда в четверть одиннадцатого. Графиня Кендалль уселась в зеленом бархатном кресле в помещении вокзала. В одном углу Уильям, Джемс и Девид, сидя на скамейке, продолжали начатую в вагоне игру в карты и предавались ей с детской беззаботностью. Охраняющие вокзал английские солдаты с завистью поглядывали на них.
Д-р Грютли — я все время старался быть от него подальше, но он всегда находил меня, — взял меня под руку.
— Поглядите вы на этих болванов, — сказал он, показывая мне на стражников. — На глазах у них ходят с ружьями, которые через три часа будут разряжены в их товарищей, а они даже не удивляются. А другие играют у них под носом в карты. А во что это они играют, эти молодчики? Кажется, я эту игру знаю.
Он подошел к маленькой группе, состоявшей из Уильяма и его товарищей. Заговорил с ними. Я видел, как они встали, краска залила им лицо, они что-то бормотали. Слов я не расслышал. Потом, не без смущения, снова сели. Д-р Грютли сел с ними. Взял карты, стал играть. Он вошел четвертым к ним в игру.
Когда пробило десять, он встал и подошел к г-ну Ральфу, разговаривавшему со мной.
— Надеюсь, вы ничего не будете иметь против того, что остальную часть дороги я поеду в вашем отделении? Я только что начал с этими ребятами партию, хотел бы доиграть ее.
— Как вам угодно, ваша честь, — ответил Ральф и поклонился.
— И хочу попробовать достать карты получше, — продолжал доктор. — Те, в которые играют ваши подчиненные, право, злоупотребляют правом карт не быть очень чистыми.
— На площади есть магазин, где ваша честь может достать. Я должен лишь напомнить, что через четверть часа мы едем.
Доктор вышел. Почти в тот же миг Ральф крикнул:
— Уильям!
Тот вскочил со скамьи.
— Пойдемте со мной, Уильям. Мне нужно сказать вам два слова.
Он отвел его в угол залы.
Пять минут спустя оба они вернулись. Лицо лакея было землистого цвета.
— Ступайте к вашим товарищам, Уильям.
В залу вбежал д-р Грютли, помахивая пакетиком.
Было около одиннадцати. Приникнув лицом к стеклу дверцы, я глядел на пенившиеся желтые воды Шаннона, бежавшие вдоль полотна дороги. Потом дорога свернули в сторону от реки. Мы въехали в тесный гранитный коридор, который, по-видимому, кончался тоннелем. Поезд несся во всю и отчаянно свистел.
Вдруг я вздрогнул. То, чего я ждал, случилось. Дверца в соседнем отделении отворилась, и почти тотчас же снова захлопнулась. Мелькнуло что-то, похожее на серый мешок, и полетело к скале, ударилось о нее. С видом полнейшего равнодушия я опустил окно, высунулся. Но дорога сделала загиб. Я не мог уже ничего видеть.
Во всяком случае, несомненно было одно: впредь Швейцария уже не будет представлена в знаменитой контрольной комиссии.
На станции Баллипрофай, куда мы прибыли в половине двенадцатого, у нашего отделения появился г-н Ральф.
— Мы прибыли, — сказал он.
Он пригласил нас выйти, мы повиновались, но были несколько смущены, — мы знали, что от Дублина нас отделяет еще довольно почтенное количество миль.
— Машины здесь, Ральф? — спросила графиня Кендалль.
— Здесь, ваше сиятельство.
Дождь лил, как из ведра. Во дворе вокзала ждали два человека и форме волонтеров. Они подбежали к Ральфу; он пожал им руки.
— Вижу, все в порядке, Джордж, — сказал он тому, который был повыше.
— Все в порядке, господин Ральф.
— Приказ о сборе?
— Отправлен сегодня утром, в четыре.
— Батальоны?
— Они должны были занять свои места в десять.
Джордж робко прибавил:
— А ее сиятельство?
— Вот она, — сказал Ральф и указал на графиню.
Солдаты сняли шапки. Они были невыразимо взволнованы тем, что находятся перед дочерью д’Антрима.
— Это ваши машины? — спросил Ральф, остановившись у стоявших во дворе двух громадных автомобилей.
— Да, господин Ральф.
— Однако, голубчики мои, хороши вы! Да ведь это автомобили из дворца.
— На счет одного вы не ошиблись. Он — из автомобилей вице-короля. Майкл захватил его сегодня утром у входа в церковь, пока шофер молился.
— Ход хороший?
— Через час будем в Дублине.
— Сейчас половина двенадцатого, — сказал Ральф. — Чудесно.
— А другой, — продолжал Джордж, — идет немножко потише, этот прибудет на полчаса позднее; это — наш автомобиль.
— Ну, хорошо, вперед, — сказал Ральф.
Он протянул руки.
— В первом автомобиле всего четыре места. Господа, может быть, кому-нибудь из вас не так уж важно опоздать на полчаса?
— Да я с удовольствием, — сказал профессор Генриксен, — я не имею никакого желания разбить себе голову ради того, чтобы выиграть несколько минут.
— Хорошо. Значит, вы сядете во вторую машину, с которой поедет Майкл. А теперь, господа, будьте любезны...
Он уже занял место впереди, рядом с Джорджем, на которого было возложено управление автомобилем, захваченным у вице-короля.
Антиопа села, за нею барон Идзуми, потом я. Полковник Гарвей собирался уже сесть, но вдруг остановился.
— Но я не вижу доктора Грютли.
Ральф ударил себя по лбу.
— Боже мой, я и забыл! Доктор Грютли непременно пожелал выйти в Розкри, чтобы купить мандаринов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27