И даже не стали прибегать ни к каким звуковым эффектам. И не возникли ни в воздухе, ни на стенах светящиеся надписи, посредством которых мне указали бы путь к выходу. И не раздался «голос свыше», чтобы успокоить и вразумить меня. Мне словно давали понять, что экспериментаторам наплевать на мои истеричные требования. Что это они диктуют здесь свою волю, а не какие-то жалкие подопытные крысы.
В конце– концов я успокоился. На смену нервной взвинченности пришла опустошенность. Мне стало все равно, что со мной будет.
И я побрел, сам не зная куда, чисто инстинктивно. Как механическая игрушка.
Глава 15
Я тащился, открывая подряд все двери, какие только можно было открыть, пока не обнаружил выход на лестницу.
Здесь меня караулил очередной сюрприз. С этажа, который я принимал за самый верхний, лестница уходила не только вниз, но и наверх!
Неужели там все-таки есть выход на крышу?! Сбросив с себя апатию, я поднялся по ступеням на следующий этаж, потом еще на один. А лестница все еще вела наверх.
Что за чертовщина? Ведь не может же быть, чтобы это проклятое здание постоянно росло, как дерево! Да еще так быстро!..
Конечно, нет. Я убедился в этом, поднявшись еще на два этажа и только там обнаружив конец лестницы.
Чтобы полностью подтвердить свою догадку, мне пришлось пройти по всему верхнему этажу. Он самый, двадцать пятый. Вот и приемная. Только рукописная табличка на закрытом окошке о том, что приемщица куда-то ушла и вскоре вернется, уже пропала. Сняли за ненадобностью, наверное.
Вот, значит, как. Во всем виноват этот взбесившийся лифт. Кнопки на его панели управления не соответствуют этажам – видимо, кто-то предусмотрительно поменял местами контактные провода. И, следовательно, нет никакой гарантии, что, нажав кнопку нужного этажа, ты именно туда и приедешь.
Конечно, на досуге можно попытаться разобраться, как именно переназначены кнопки, но это потом. А сейчас мы сделаем вот что…
Я вошел в один из незапертых кабинетов, по-хозяйски залез в стол и обыскал все ящики. Мне повезло: в верхнем ящике стола среди разного канцелярского мусора я нашел полусточенный карандаш. А порыскав по шкафам, нашел целую пачку чистой бумаги.
Все эти находки я сунул в сумку.
Огляделся в поисках, чем бы еще здесь поживиться, и только теперь заметил, что компьютер, который стоял на боковом столике, включен. Нет, экран его не светился, но зеленый индикатор включения на системном блоке время от времени подмигивал, свидетельствуя о том, что машина находится в режиме standby.
Может быть, этот агрегат подключен к Сети? Вряд ли, но проверить не мешает.
Я глянул на заднюю стенку системного блока. Никаких сетевых кабелей не видно.
О'кей, покопаемся хотя бы в записях на жестком диске.
Я ткнул наугад в одну из клавишей на клавиатуре,« жидкокристаллический экран монитора ожил.
Стандартная заставка Windows-2015. Так, посмотрим на рабочий стол. Хм, похоже, что, кроме операционной системы и обычного набора прикладных программ, на диске больше ничего нет.
Тогда проверим наличие скрытых файлов.
Ага, вот здесь есть целый закрытый директорий под странным наименованием «DANGER». «Опасность» то есть. Ну-ка, ну-ка…
Вот черт!
При попытке открыть папку на экран вылезла заставка «Введите пароль доступа» и строка с курсором, указывающая, где набирать пароль.
Что ж, попытка – не пытка.
Хакер, конечно, из меня неважный, но я добросовестно попробовал с десяток разных вариантов. В том числе сегодняшнюю дату. Не знаю, как с компьютером, но где-то я читал, что владельцы сейфов с номерными замками чаще всего выбирают в качестве кода дату своего рождения.
Конечно же, меня постигла неудача, и я уж было разочарованно повернулся, собираясь уходить, как внезапно меня озарила идея.
И тогда я вернулся к клавиатуре и набрал заглавными буквами: SAVES. В ту же секунду я увидел, что, будучи трансформированным в латинскую транскрипцию, это загадочное словечко внезапно обретает смысл. «Save» по-английски – «спасать». А с добавлением s в конце получается третье лицо единственного числа настоящего времени. «СПАСАЕТ».
Кто кого спасает? Этот двадцатипятиэтажный монстр спасает, что ли? Вот уж не сказал бы! По-моему, пока что дело обстояло как раз наоборот.
Впрочем, все эти филологические размышления вылетели у меня из головы, когда вместо очередного объявления: «Пароль неверен. Попробуйте еще раз» – экран вдруг мигнул, и я увидел содержимое секретного каталога.
Там была целая куча файлов – и все в формате «видео».
Я наугад открыл один, потом второй – и обалдел.
Оба файла были посвящены мне. Причем снимали скрытой камерой, откуда-то со стороны и, чувствуется, с большого расстояния, с десятикратным увеличением. На первом видеоотрывке был запечатлен тот момент, когда Ма, еще молодая и красивая, везет меня по улице в открытой колясочке. А я, довольный, сосу пустышку и пялюсь по сторонам. А вторая запись запечатлела торжественный миг, когда я с огромным букетом астр, С новеньким школьным ранцем вхожу в толпе таких же, как я, растерянных ребят в двери школы. Ага, понятно, это я пошел в первый класс…
Вскоре я убедился, что в этом каталоге содержится нечто вроде видеоиллюстраций к моей, пока еще короткой, биографии. Причем моменты для съемки выбирались по какому-то странному, не поддающемуся определению, критерию.
Так, например, зачем им понадобилось тратить пленку на эпизод, когда меня в школьном туалете избивали двое дюжих старшеклассников, стрелявших мелочь на сигареты у малышни? Помнится, чтобы избежать обыска, я взял и закрылся перед носом у обидчиков в кабинке на шпингалет. Однако я не учел, что запор этот дохлый и что старшеклассникам было плевать на шум, который они производили, выламывая тоненькую дверку. Зато потом, когда эти великовозрастные лоботрясы выволокли меня за шиворот из моего убежища, одной профилактической затрещиной они уже не ограничились…
Или, скажем, тот драматичный случай, когда меня и Сережку Капличенко чуть было не застукал директор на месте преступления? А дело было так. Мы с Сережкой любили рыться в макулатурных изобилиях, потому что только там можно было абсолютно бесплатно раздобыть такие издания, которые даже у букинистов днем с огнем не сыщешь. К нашему счастью, сбор макулатуры проводился в школе два раза в год: осенью и весной. Вся собранная бумага хранилась в специальном сарае, ключи от которого были только у школьного завхоза. Однако нам удалось подобрать ключи к висячему замку, и после уроков мы забирались тайком в сарай и рылись там в книжно-журнальных богатствах, отбирая то, что нас интересовало. Выдранные из журналов повести и рассказы мы потом научились переплетать так, что их невозможно было отличить от настоящих книг.
Однажды, когда мы в очередной раз хозяйничали в сарае, собирая свой книжный урожай, Сережка глянул случайно в подслеповатое оконце и увидел, что к нам целеустремленно направляется директор школы. То ли ему кто-то накапал на нас, то ли он сам, проходя мимо, обратил внимание на отсутствие замка на двери – для нас тогда это было, в общем-то, неважно. Хорошо, что сарай был забит макулатурой почти под самую крышу. Мы зарылись в бумажные монбланы, как мыши, и затаились. Директор открыл дверь и, слеповато щурясь после солнечного света, всмотрелся в полумрак сарая. Потом осведомился: «Здесь есть кто-нибудь?» В принципе, нам надо было тогда явиться пред его очи, но по какому-то неосознанному побуждению мы этого не сделали.
После чего наш Семен Аркадьевич вышел и закрыл дверь. На замок закрыл. Снаружи.
Мы оказались в ловушке, в которую сами себя загнали. Дверь сарая была обита стальными листами, и взломать ее не стоило и пытаться. Оконце под потолком слишком маленькое, протиснуться в него не смог бы даже я, не говоря уж о Сереге с его габаритами акселерата. Между тем стемнело, место, где стоял сарай, глухое (поэтому мы его и облюбовали), и звать на помощь бесполезно. На горизонте маячила смутная возможность, что утром завхозу или директору взбредет в голову открыть сарай вновь. Но это нас, по понятным причинам, не устраивало.
И вот когда мы с Серегой уже приуныли, я вдруг вспомнил, что, собираясь надело, запасся карманным фонариком. При его слабом свете мы стали рыться в бумажных завалах и сумели найти в углу ржавый топор. Им мы проделали в шиферной крыше достаточно широкое отверстие для того, чтобы выбраться на свободу…
Или тот инцидент, стоивший мне массы нервов плюс временного лишения денежных дотаций, которыми Ма обеспечивала меня ежедневно «на мороженое». Хотя вместо мороженого, к которому я с дошкольных лет был абсолютно равнодушен, на эти деньги я приобретал старые журналы и книги, поэтому лишиться финансирования было для меня существенным наказанием.
Все произошло по моей рассеянности. Ма на все выходные отправилась в очередной поход, оставив меня дома одного. А замок в двери у нас был английский, то есть самозащелкивающийся в момент захлопывания двери. В пятницу вечером, через час после прощания с Ма, я отправился к киоску печати купить свежий номер «Белей», а вернувшись, обнаружил, что ключа от квартиры в кармане нет. И не только в кармане, но и вообще при мне…
О, сколько времени я провел перед запертой дверью, пытаясь тем или иным способом вскрыть замок без ключа! Ситуация усугублялась тем, что на мне были только майка, шорты и кроссовки. Ни денег, ни прочих принадлежностей, столь необходимых для взламывания дверей. А Ма, как назло, в тот раз оставила свой мобил дома («На кой черт я его таскаю по лесам?» – возмущалась она, укладывая свой чудовищный рюкзак)…
Когда я убедился, что проклятый замок слишком хитроумен для меня и не поддается ни булавке, ни куску проволоки, ни сплющенной пивной банке, было уже далеко за полночь.
Конечно, на моем месте любой бы, не стушевавшись, обратился к соседям за помощью или хотя бы попросился к ним переночевать, но не такой у меня был характер. Я постеснялся напроситься даже к Ленке, не то что к слабо знакомым людям!
В общем, до возвращения Ма из похода я целых два дня вел образ жизни, достойный бродячего кота. И получил от Ма нахлобучку на все сто…
И вот это все, и еще много всяких эпизодов, на мой взгляд, абсолютно неинтересных, какие-то неведомые типы тайно снимали, как будто я был шпионом или гениальным изобретателем.
На кой им это было нужно? Что в моей серой личности заслуживает столь продолжительной и пристальной слежки?
А кто его знает?
Ясно одно: корни эксперимента, объектом которого я стал, попав в Шайбу, уходили в мое прошлое. Ведь следили за мной почти с младенческого возраста.
И при этом ни разу не выдали своего присутствия.
Даже тогда, когда мне действительно требовалась помощь. То есть когда меня били. Когда я мыкался ночь напролет по двору, озябнув от ночной прохлады и глотая голодную слюну. Когда на меня набросилась в безлюдном месте стая бродячих псов, загнав в угол, и рядом не было никого, кто мог бы отогнать их…
Что же за люди мне противостоят? Хладнокровно и отстранение они пополняли видеохронику с моим участием до тех пор, пока им не подвернулся момент заманить меня в эту ловушку – но с какой целью?
Непонятно.
«Подопытные кролики не должны догадываться о сути эксперимента, вот в чем дело», – подумал я. В таком случае, зачем они хранили в этом компьютере информацию, до которой я, в принципе, был-способен добраться и добрался?
Странно все это.
Я выключил компьютер и собрался было продолжить изучение той огромной тюрьмы, в которой оказался, как внезапно меня ударило: а что, если их интересую не я, а кто-то из моих близких людей? Ведь ситуация, в которой я нахожусь, смахивает на то, что меня просто-напросто взяли в качестве заложника, заперев в Шайбе. И пока я тут ломаю голову над тем, кто и зачем это сделал, мои похитители, наверное, звонят моей Ма и требуют от нее выкуп за меня. Но откуда у Ма возьмутся деньги, способные оправдать подобное преступление? Мы же с ней кое-как перебиваемся от зарплаты до зарплаты! Правда, бедствовать мы тоже не бедствовали, но и до роскоши нам было далеко…
А может быть, им нужны вовсе не деньги? А какая-нибудь важная секретная информация, к которой Ма имеет доступ? Но какие тайны может поведать кому-то рядовая швея, всю жизнь проработавшая в ателье по пошиву верхней одежды?
Нет, тут что-то другое…
Постой, постой… А если все дело в моем отце, которого я ни разу в жизни не видел и о котором почти ничего не знаю? С детских лет на все мои вопросы об отце Ма отвечала уклончиво, вешая мне на уши стандартную лапшу о том, что отец-де бросил ее еще до моего появления на свет и уехал куда-то прочь из города. Что якобы был он обычным человеком и ничего выдающегося в своей жизни не совершил. Что все его фотографии она уничтожила в тот день, когда он объявил ей, что ребенок, который у нее наметился, ему не нужен…
Банальная, в общем, история.
А вдруг Ма говорила мне неправду? Или хотя бы .утаила часть правды?
Что, если мой несбывшийся отец все-таки интересовался мной? Предположим, что после разрыва с Ма он все-таки стал богатым и знаменитым. В этом случае он нанял людей, чтобы они следили за тем, как я расту, а потом, когда я стану взрослым, собирался пригласить меня к себе и сделать своим наследником.
Но произошла утечка информации, и нашлись негодяи, которые решили сыграть на этой слабости отца. Они заманили меня сюда, чтобы шантажировать его.
Тогда, конечно, все объясняется.
Все, кроме одного: не проще и не дешевле ли было бы похитить меня в лучших традициях киднепинга, вместо того чтобы затрачивать столько средств и усилий? Каким же должен быть выкуп, который они требуют от отца, чтобы покрыть вложенные ими во всю эту бодягу средства?!.
И вообще, зачем им держать меня в таких странных условиях? Зачем имитировать голоса в коридоре, использовать кровь для запугивания? Чтобы записать мою реакцию на видеокамеру, а потом предъявить эту запись отцу: смотри, мол, как мучается твой отпрыск в неволе?..
Сомнительная версия, но другой пока не намечается.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20