Она поклялась в этом себе, и эта клятва еще более верная, чем обещание отомстить за себя.
Но почему Блэкторн решил продемонстрировать столь благородный жест? То, что она боится вернуться на родину, должно было лишь усилить его решимость отвезти ее именно туда. Почему она стала так часто забывать, что Николас ее враг, виновник ее трагедии, тот, кто ее погубил?
«Боже, помоги мне, ну зачем же я ответила на его поцелуй?»
15
Сэр Энтони Уилтон-Грининг никогда не считал себя человеком слишком жестоким. Он всегда твердо знал, чего ему хочется, и умел добиваться этого без лишнего шума, а не идти на пролом. Таким образом идея вывести из строя почтенную мисс Биннерстоун немного пугала его, но в то же время казалась очень заманчивой.
Она, как могла, старалась оберегать от него свою бессловесную маленькую овечку, хотя за три дня дороги выяснилось, что Элин отнюдь не беспомощна, и куда более решительна, чем могло показаться на первый взгляд. Но мисс Биннерстоун знала, что ее благополучие продлится до тех пор, пока Элин будет оставаться в девицах, а потому в меру своих сил старалась не допустить здесь ни малейших изменений и даже делила с Элин постель, хотя в этом не было ровно никакой необходимости.
Вероятно, ему должно было льстить, что Бинни считает его непорядочным и наглым человеком, который способен вломиться в девственно-непорочную спальню Элин, но Тони не мог скрыть досады. Интересно, за кого она его принимает, за Николаса Блэкторна? Энтони Уилтон-Грининг никогда в жизни не совершил ни одного низкого, бесчестного поступка. Правда, до сегодняшнего дня.
— Где Бинни? — спросила Элин, садясь утром в карету. Лицо Тони стало озабоченным.
— Уехала, — коротко ответил он, думая о женщине, которую запер наверху и которая сейчас, отчаянно причитая, колотила в дверь спальни.
— Не валяй дурака, Тони, я только что видела ее, — сказала Элин без тени беспокойства.
— Я обещал ей, что сам сообщу тебе ужасную новость. — Тони говорил серьезно, сам удивляясь открывшемуся в нем актерскому дару. — Ей сообщили, что ее сестра при смерти.
— Сестра? Бинни никогда не говорила, что у нее есть сестра. Я считала, что она — единственный ребенок в семье.
— Сводная сестра.
— Но она никогда…
— Она не хотела об этом говорить, — продолжал Тони, все больше увлекаясь. — Они почти никогда не встречались, потому что ее мать была глубоко оскорблена этой историей, но сейчас, когда сестра, возможно, уже на смертном одре, Бинни ничего не оставалось, кроме того, как к ней помчаться. Я дал ей денег, чтобы она смогла нанять отдельную карету, а Хиггинс проводит ее.
— Просто невероятно! — сказала Элин.
— Ужасно, — скорбно ответил Тони.
— Значит, твой лакей тоже не едет дальше с нами?
— Хиггинс меня попросил. Бинни страшно огорчило, что она вынуждена покинуть тебя именно тот момент, когда она так тебе необходима, но кровь — не водица, сама понимаешь. И потом, дело идет о жизни и смерти, — старался говорить он как можно серьезней.
Элин удивленно пожала плечами.
— Невероятно, — снова повторила она, — ну что ж, по крайней мере хорошо, что она тебе доверяет.
Тони не знал, что на это ответить, но поскольку карета уже тронулась с места, чтобы преодолеть последний отрезок пути до Шотландии, он решил рискнуть.
— А разве кто-то во мне сомневался?
— Не я, конечно, — простодушно объяснила Элин. — На ней была сегодня накидка не слишком радующего глаз желтого цвета, и кроме того, Бинни, до того как Хиггинс ее изолировал, успела затянуть ее волосы в тугой узел. И все же она выглядела весьма привлекательно. — Я-то знаю не хуже тебя, что с твоей стороны мне ничего не грозит, — продолжала Элин, не чувствуя, какими опасными становятся намерения Тони.
— Не понимаю, о чем ты? — спросил он, размышляя о том, сколь туго она затянута под своим чересчур пышным платьем, и как будет выглядеть в чем-нибудь менее замысловатом, с мягкими линиями, облегающими ее округлые формы, или вообще без всего.
— В обществе все знают, что репутация сэра Энтони Уилтон-Грининга безупречна. Никому даже в голову не придет, что ты способен на непорядочный поступок. Да что говорить, ты для меня все равно, что родной дядя.
Тони уставился на нее, не в силах вымолвить ни слова от возмущения.
— Дядя? — наконец выговорил он.
— Ну или старший брат, — успокоила его Элин, — мне кажется, ты просто по природе своей не способен не только совершить, но и задумать что-нибудь недостойное. Ты совсем не похож на распутника.
Каждый мужчина в душе считает себя хоть немного распутником. Услышав как неделикатно отказывает ему в этом женщина, на которую пал его выбор, Тони ощутил, что в нем начинают пробуждаться самые низменные инстинкты.
— Я, конечно, не Николас Блэкторн, это уж точно, — сказал он, недовольно пыхтя. Элин рассмеялась.
— Ну, разумеется! И меня это как раз очень устраивает, мне с тобой так спокойно, Тони. Мы можем общаться, совершенно не думая о всяких там условностях. А Николас, Николас уж очень… непредсказуемый. Хоть мы с ним и дальние родственники, никогда не знаешь, что взбредет ему в голову.
Тони заскрипел зубами. Он бы совсем не возражал, если бы Элин чувствовала себя с ним чуть менее спокойно.
— Может, мне стоит выработать в себе некоторую непредсказуемость, как у Блэкторна. Мне не очень нравится, когда меня считают таким уж степенным и предсказуемым, — сказал он, надеясь, что она с ним не согласится.
— Степенным и предсказуемым? — переспросила Элин, сопроводив свои слова легким смешком, который еще больше раздосадовал ее спутника. — Честно говоря, я не так уж сожалею, что Бинни отправилась к своей сестре, хотя, конечно, я ей сочувствую.
Это уже звучало немного более обнадеживающе.
— И почему же ты не сожалеешь?
— Она стала слишком подозрительна. С одной стороны, я это понимаю — она считает, что ее будущее целиком зависит от меня. Она непрерывно предостерегала меня на твой счет. Думаю, она опасалась, что ты не сможешь сдержать тех животных инстинктов, которые есть у каждого мужчины, и нанесешь мне оскорбление. Ну слышал ли ты что-нибудь смешнее?
— Очень смешно, — прорычал Тони.
— Ей не часто приходится общаться с мужчинами, и она считает, что они просто дикие звери, которым достаточно взглянуть на женщину, чтобы начать вести себя грубо. Я пробовала объяснить ей, насколько ты безобиден, но она и слушать не желает.
— Безобиден? — переспросил Тони мрачно. Красивые брови Элин неожиданно поползли кверху.
— Ты хорошо себя чувствуешь, Тони? Ты сегодня какой-то удрученный.
«Обезумевший», — подумал он, все еще стараясь не показывать виду, — жадный, возбужденный и растерянный. Интересно, что бы сделала его любезная Элин, если бы он заключил ее в объятия и показал ей, до чего он на самом деле не безобиден». Его почти совсем пропавшее чувство юмора вернулось к нему, и он беззаботно улыбнулся.
— Должен признаться тебе, Элин, ангел мой, что даже самым флегматичным мужчинам не очень нравится, если их находят слишком надежными, предсказуемыми и совершенно безобидными.
Устроившись поудобнее, Элин одарила его очаровательной улыбкой и сказала:
— Но, Тони, ты ведь не хотел бы, чтобы я вдруг стала питать к тебе романтические чувства? Только подумай, как это было бы неудобно!
Он уже думал об этом. Думал всего несколько дней назад, что хочет иметь преданную, заботливую жену, с покладистым, мягким характером и без всяких там претензий, относящихся к области чувств.
И вот теперь, как ни нелепо это выглядит, захотел именно этих претензий. Захотел, чтобы Элин вздыхала, краснела и трепетала. Захотел того безумного обожания, которое принимал как должное, когда ей было семнадцать. Провались он пропадом, этот покой!
Откинувшись, он вытянул перед собой свои длинные ноги и заставил себя улыбнуться.
— Разумеется, неудобно, особенно учитывая ненормальность положения, в котором мы с тобой оказались.
— А ты как раз самый нормальный из всех мужчин.
Это уже была последняя капля. Тони чуть не вскочил с сиденья, чтобы схватить ее, но тут незадачливый кучер попал в очередную ухабину, которые в изобилии встречаются на королевских дорогах, и он, потеряв равновесие, шлепнулся назад. Выругавшись себе под нос, он немного успокоился и взял себя в руки.
— Нормальнее не бывает, — согласился Тони, думая о пламенной миссис Биннерстоун и решил, что разумнее переменить предмет разговора, пока он ее не задушил.
— Мы приближаемся к границе, — сказал он, — и если нам повезет, то к ночи мы их нагоним. Вы с Жилли будете присматривать друг за другом, и все станет на свои места.
— Я же говорила тебе…
— Прошу тебя, не надо повторять, — попросил Тони, — мое мужское достоинство страдает каждый раз, когда я слышу, насколько я безобиден. Позволь мне сохранить хоть какие-то иллюзии. Мы поедем прямо в охотничий дом Блэкторна, заберем твою повариху и остановимся в маленькой гостинице, расположенной всего в нескольких милях оттуда, я уже заказал комнаты. День будет нелегким, но стоит потерпеть.
— А что, если он ее не отпустит? — спросила Элин.
— А что, если она не захочет уезжать? — в свою очередь поинтересовался Тони.
— Я же говорила тебе, она ненавидит мужчин.
— Николас вполне способен избавить ее от подобного предубеждения. За те пять дней, что они провели вместе, он вполне мог научить ее их любить, и даже очень.
— Не могу себе это представить, — честно призналась Элин.
Тони улыбнулся, неожиданно почувствовав себя более уверенно. Просто удивительно, как действует редкая наивность Элин на его мужское тщеславие. Он с радостью убедит ее в том, что она заблуждается на его счет, и объяснит, сколь привлекательной может быть физическая любовь.
— Мы решим все эти проблемы по мере их возникновения, — сказал он. — Я не собираюсь позволять Николасу Блэкторну держать в плену женщину, если она этого не хочет. Кроме того, он наверняка не знает, что его разыскивают, из-за того, что Харгроув умер. Думаю, когда он об этом услышит, то поторопится на континент, забыв о любовных утехах.
— Я надеюсь, — с сомнением сказала Элин, — только я боюсь за тебя. Тони. Тони снова сжал зубы.
— Я сумею за себя постоять, если дело дойдет даже до дуэли, радость моя.
— Но Николас бывает безжалостным. Тони посмотрел, как вздымается ее грудь под желтой материей.
— Я тоже, — решительно ответил он.
Леди Элин Фицуотер почувствовала себя неуверенно. Нельзя сказать, чтобы подобное состояние было для нее не характерно. Она всегда восхищалась решительностью Жилли, поскольку сама всегда была склонна взвешивать все за и против, опасаясь сделать неверный шаг. Если она решалась на что-то, не обдумав предварительно своего поступка, а также его возможных последствий, результат, как правило, бывал ужасен.
Например, предложение преподобного мистера Элвина Персера она приняла мгновенно — просто из благодарности, и еще потому, что ей очень хотелось иметь детей. Она знала, что Тони отныне для нее недоступен, и потому решила повести себя разумно, и быть счастливой настолько, насколько позволяли обстоятельства.
Хотя она и не любила вспоминать об этом, но ее согласие вступить в неравный брак, давало ей определенные преимущества. Элвин происходил из весьма скромной семьи, к тому же был младшим сыном, а следовательно, ему было не на что рассчитывать, кроме церковной карьеры. Женитьба на представительнице знатного рода была с его стороны весьма продуманным ходом, а самолюбию Элин подсознательно льстило ее превосходство, задетое в связи с этим только сильнее, когда он вскоре бросил ее. Если бы она не ощущала своего очевидного превосходства, разрыв не ранил бы ее так жестоко. Она не испытала бы столь горького стыда оттого, что какой-то, ничем не выдающийся и не имеющий перспектив священнослужитель не счел ее достойной себя.
Удар по самолюбию оказался почти непереносимым. Сочувственные взгляды, снисходительные замечания, всего этого она хлебнула сверх меры и потому вначале, как говорится, бежала куда глаза глядят.
Она поехала в Париж, как только был заключен мир, надеясь спрятаться там от всех знакомых. С неделю она была относительно спокойна и почти убедила себя, что все забудется, так как то, что в ее жизни появился и исчез преподобный Элвин Персер, не более чем минутная ошибка. А потом она случайно встретилась со старой приятельницей, одной из бывших поклонниц Тони, которая не стала скрывать от Элин, что она стала предметом насмешек лондонского света и что милый Тони от этого в ужасе.
Необходимость положить конец своему существованию стала в тот миг для нее очевидной, в этом городе роковой любви и неразделенной страсти.
Элин никогда не считала себя склонной к трагедиям, но перспектива вернуться в Лондон и подвергнуться осмеянию приводила ее в отчаяние.
Покинув преданную Бинни, она шла куда глаза глядят по улицам Парижа, не думая об опасности, которые могли ее подстерегать, и лишь надеясь, что у нее хватит смелости совершить то, на что она решилась. Она очутилась на мосту, в одной из самых убогих частей города, и глядя на быстрое течение мутных вод Сены, прикидывала, сколько пройдет времени, пока она утонет.
Элин уже вскарабкалась на каменный парапет, как вдруг из ночного тумана послышался голос, и на мгновение ей показалось, что она видит перед собой ангела, который, правда, отчего-то очень грубо к ней обратился.
— Нет ничего глупее, — произнес голос, на правильном, с чуть заметным французским акцентом английском, — чем убивать себя из-за мужчины.
Элин застыла, неловко опершись о каменный парапет, и заподозрила, что к ней обращается ее внутренний голос. А потом из густой мглы выступила завернутая в плащ женщина, и сердито на нее посмотрела.
— Сейчас же прекратите заниматься ерундой, — приказала она, и Элин разглядела маленькую миловидную француженку с невинным личиком, и огромными карими глазами. Она была в простой одежде, такой, какую носят люди из низов, но ее голос, и знание английского выдавали ее знатное происхождение.
— Я не пойму, какое вам до меня дело?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40