Подобное предложение, если и удивило Герт, то лишь самую малость.
— Уж больно он красивый, — сладострастно повторила она.
— Красив тот, кто красиво живет, — заключила Жизлен и решительно принялась за жирную баранину.
Вода в ванне была чуть теплой, мутной, а мыло до того грубым, что кожа ее покраснела и стала шершавой. Полотенца оказались жесткими, камин продолжал нещадно дымить, но Жизлен впервые за долгое время ощущала себя счастливой. «Надо испытать отчаяние, чтобы научиться ценить жизнь», — подумала она и погрузилась в воспоминания. Самой лучшей едой, какую ей когда-то однажды пришлось попробовать, была безвкусное жаркое, приготовленное бог знает сколько дней назад, и чашка ячменного кофе на ледяной мостовой Парижа. Она к тому времени не ела уже больше недели, и, накинувшись на жаркое, съела его без остатка, не раздумывая о том, из какого оно мяса, а через несколько минут ее желудок, не выдержав, вышвырнул все обратно. И тогда она расплакалась горькими слезами из-за того, что пища, которой она не пробовала годами, пропала зря.
Ей было тогда семнадцать. Именно в тот день она и решилась продавать свое тело на улицах Парижа. И именно в тот день она плакала в последний раз.
Завернувшись в сравнительно чистую простыню, Жизлен открыла саквояж, который принесла Герт, и в растерянности уставилась на то, что там лежало. Ей были хорошо знакомы эти оттенки. Красновато-коричневый, желто-зеленый и режущий глаза канареечно-желтый. Ее же гардероб, как и подобало служанке, состоял из вещей исключительно черного, серого и коричневого цвета. Все эти совершенно не подходящие для нее туалеты принадлежали Элин, чей вкус был просто ужасающим. Яркие цвета были противопоказаны бледно-розовой английской красоте Элин, а уж она-то будет похожа в них на настоящего попугая.
Но куда хуже, что высокая и полнотелая Элин, пышный английский цветок, была на полфута выше тоненькой хрупкой Жизлен.
Собственно, ей все это было бы безразлично, если бы слишком длинные юбки не мешали ей двигаться. Впрочем, Николас едва ли даст ей быстро удрать, а значит, у нее будет достаточно времени, чтобы подогнуть подол.
Беда в том, что она совершенно не умеет шить.
Она может что угодно испечь, от обычных булочек до требующего немалого искусства пирога с мясной начинкой, но не способна ровно проложить и стежка. Жизлен вспомнила отчаяние матери, когда та пыталась учить ее работать иглой…
Она поспешила опустить заслонку в памяти, испугавшись остроты нахлынувшей боли, того, как чувствительна до сих пор потеря десятилетней давности. Будь он проклят, Николас Блэкторн! Это его приезд возродил в памяти воспоминания, чувства и мысли, которые, как ей казалось, она давно похоронила.
В саквояже она не нашла ночной сорочки. Возможно, это была простая оплошность, но кто бы из них не упаковывал вещи, — чертов Трактирщик, или сам Николас, обоим не пришло в голову, что она может нуждаться в ночном отдыхе.
Чемодан Николаса тоже подняли наверх. Жизлен без всякого смущения открыла его, достала одну из тончайших батистовых рубашек, и надев ее, сбросила простыню на пол. Рубашка доставала ей до колен, рукава доходили до кончиков пальцев, но все же это была самая приятная на ощупь и изящная вещь из тех, что она носила за последние годы. Она хотела уже снять рубашку, но передумала, так как выбор был не велик. Платья Элин, затейливые и пышные, были совсем не пригодными для сна. Ее же собственная одежда так испачкалась и пропиталась бренди, что ей противно было даже думать о том, чтобы снова ее надеть. Нет, пожалуй, следует остановиться на рубашке Николаса. Нижнее белье Элин слишком тонкое и открытое. Если этой ночью ей снова придется защищать-ся, то так будет удобнее.
Тянулись долгие, бессмысленные часы. Вернулась Герт, убрала чан с водой, поднос с недоеденным ужином, и пожелала ей доброй ночи. Жизлен едва удержалась, чтобы в ответ не пожелать ей удачной охоты. Если Николас достаточно пьян, чтобы польститься на пышные прелести Герт, то у нее есть шанс спокойно провести ночь, и, выспавшись, восстановить силы. Сейчас ей едва ли удастся справиться с ним, а она ничуть не сомневалась, что Николас не оставит ее в покое.
Возможно, в конце концов все равно ей придется смириться. Она научилась, выключив слух и зрение, уплывать в туманную даль, пока какой-нибудь мужчина тяжело дыша и обливаясь потом, издевался над ее телом.
Но сейчас ее отчего-то покинула уверенность, что она сумеет так же отделаться от дьявола во плоти, который похитил ее, от человека, который напоминал явившегося из ада ангела.
Николас все больше пьянел. Он хотел остановиться. Хозяйский пунш был хорош, в нем было вдоволь корицы, мускатного ореха и рома, но он никогда не был большим любителем пунша. Девчонка-служанка, пухленькая и явно благоволившая к нему, не упускала случая задеть его своей соблазнительной грудью. Трактирщик уже закрыл глаза, откинулся на спинку скамьи, и, скорее всего, проснется часов через шесть, разбитый, с раскалывающейся головой.
Хозяин, конечно, найдет для него еще одну постель, если он намекнет, что хочет провести ночь с этой девицей. Но ему это совсем не к чему. Та, что находится сейчас наверху, ведьма с наклонностями убийцы, которую Господь одарил изящным телом и змеиным языком, едва ли сохранила девственность. Она, правда, хочет его убить, так что куда разумнее было бы удовлетворить нехитрые притязания служанки. И все же, Николас никак не мог отделаться от мыслей о Жизлен. Ему потребовалось усилие, чтобы заставить себя начать думать о ней как о женщине, а не о девочке, в которую он когда-то чуть не влюбился. Но он чувствовал, что сейчас она изменилась настолько, что он может не опасаться поддаться вновь той же слабости.
Она-то, конечно, ни о чем не подозревает. Просто помнит, как он решительно отверг ее, и убеждена, что именно его отказ стоил жизни ее семье. Откуда ей знать о тоске, что охватила его, после того, как он ею пренебрег, о пустоте, которая разъела ему душу.
Даже самый крепкий ромовый пунш не поможет ему не думать о ней, как не помогали долгие годы ни кларет, ни бренди. Ему понадобились дни, месяцы, годы, чтобы забыть ее, и постепенно она превратилась в зыбкое воспоминание, далекий сон, не имеющий отношения к реальности. Но вот она снова вернулась в его жизнь, как воинственная фурия, преследующая его за истинные и вымышленные прегрешения.
В общем-то Николас понимал, что заставляет ее заблуждаться, обвиняя во всем его. Легче ненавидеть одного человека, чем устройство общества или его правителей, кровожадную чернь, или самонадеянного старика, который так пекся о своем состоянии, что упустил последнюю возможность спастись. Будь Николас великодушнее, он бы принял на себя тяжесть вины, позволил ей ненавидеть себя и презирать, если ей становится от этого легче. Однако нельзя же позволить ей преступить черту и совершить убийство. Конечно, он в любую минуту может подняться наверх и овладеть ею. Тогда у нее не останется и малейшего сомнения в том, что он неисправимое чудовище. Он связал ее, увез, издевался над ней. Так к чему останавливаться? Прежде он никогда не испытывал сомнений, когда дело касалось удовлетворения плотских желаний. Но он и никогда не брал женщин силой, а тем более теперь совершенно не сомневался, что Жизлен добровольно не сдастся. Некое неосознанное благородство не позволяло ему проявлять по отношению к ней грубость. «Во всяком случае не сегодня», — подумал он, стараясь не терять хладнокровия. Еще более нелепая причина мешала ему сегодня позабавиться со служанкой. От нее пахло бараниной, которую она подавала, и хоть он и не сомневался, что ее пылкость пришлась бы ему по вкусу, его совсем не тянуло к ней. Весьма необычное для него состояние, за которое он тоже может сказать спасибо Жизлен де Лориньи. Он встал, удивляясь тому, что так твердо держится на ногах, и забирая с собой наполовину опустошенную бутылку бренди, громко сказал:
— Пора к жене.
Девушка надулась.
— Она, наверное, уже спит, — храбро начала она, — и, кроме того, ведь вы же сами говорили, что она сейчас нездорова.
«Неужели он был глуп настолько, что сказанул такое во всеуслышанье? Возможно». Николас улыбнулся с пьяным благодушием.
— Ее нездоровье обычно нам не помеха, — сообщил он. — Ты ведь знаешь, она француженка. Видимо, его последние слова показались служанке убедительными, и она, понурившись, скользнула в кухню.
Лестница была как назло темной и узкой, но он все же одолел ее, не пролив ни капли из драгоценной бутылки. В первой комнате огонь едва теплился, и Жизлен не подавала признаков жизни. Вероятно, она находилась в спальне. Интересно, ждет ли она его лежа в постели обнаженная, или притаилась за дверью с ножом, чтобы его кастрировать? Николас осторожно приоткрыл дверь. Отсвет пламени упал на ее бледное лицо, и у него не осталось сомнений в том, что она спит глубочайшим сном. Сейчас, когда она лежала посреди широкой постели, натянув одеяло к самому подбородку, ее снова можно было принять за пятнадцатилетнюю девочку. Тогда, давно, он чувствовал себя презренным сатиром, сейчас — похотливым самцом.
Блэкторн попятился и вышел из комнаты. Оставив открытой дверь, он уселся возле огня. Отсюда она была ему хорошо видна, и он убедил себя, что должен следить за ней, чтобы, проснувшись, она не толкнула его в камин, или не совершила чего-то еще не менее зловредного.
Он пил прямо из бутылки, наслаждаясь тем, что крепкая жидкость жжет ему горло, и знал, что лжет сам себе. Он просто хотел посмотреть, как она спит, и представлять себе, что все это происходит тринадцать лет назад, до того, как мир сошел с ума. До того, как он навсегда потерял свою душу.
8
Сэр Энтони Уилтон-Грининг плохо спал. «Корона и вепрь» оказалась совсем недурным пристанищем — кровать была удобной, комната хорошо проветривалась, к тому же здесь имелся очень приличный погреб. В обычное время, проспав всю ночь мертвым сном, он бы проснулся, как всегда, в одиннадцать, чтобы начать новый день.
Но сегодня он не мог позволить себе подобной роскоши. Он должен уехать до рассвета, если не хочет, чтобы Элин отправилась вместе с ним. Нет, разумеется, в том, чтобы взять ее с собой, были неоспоримые преимущества. Надо сказать, что он отнюдь не был уверен, что загадочная Жизлен предпочтет его покровительство чарам Николаса Блэкторна. Допустим, она даже уехала против своей воли, — а он все же был в этом не уверен, — ведь она вполне могла найти общий язык со своим похитителем. Тем более что Николас мог предложить ей тот образ жизни, который мог прельстить ее, а Тони не испытывал ни малейшего интереса к ее загадочной особе. Французские уличные девчонки не в его вкусе, — он окончательно убедился в том, что предпочитает английские розы.
Он был совершенно искренней, убеждая Элин, что никто не узнает, если они уедут вместе. Но уж, взяв ее с собой, он бы позаботился, чтобы все стало известно кому нужно, то есть тому, кто бы вынудил их незамедлительно вступить в брак. Это бы избавило его от множества беспокойств. Элин, несмотря на свой уравновешенный, мягкий характер, была в душе неисправимым романтиком. И, если он хочет жениться на ней, а он все же скорей всего этого хочет, то ему придется пережить период утомительного ухаживания, а вот к этому он совершенно не был готов. Он желал, чтобы его жизнь была приятной и устроенной, преданная и нетребовательная жена, вроде Элин, держала дом в надежных руках, чтобы его владения было кому унаследовать, но чтобы при этом его супружеские обязанности не были чересчур обременительными. Ему было не так легко прийти к выводу, что Элин именно то, что ему требуется, но коль уж решение принято, ничто не должно помешать ему. Однако и излишнее напряжение сил было бы нежелательным.
Да, вынужденная женитьба имеет неоспоримые преимущества, не последним из которых явилось бы чувство вины и благодарности со стороны Элин, которое к тому же удержало бы ее от непомерных требований.
С другой стороны, она ему достаточно мила, чтобы не заставлять ее чувствовать себя виноватой. А кроме того, не исключено, что и ее непомерные притязания могут прийтись ему по вкусу. Нет уж, лучше идти проторенным путем. Отправиться вслед за беглецами, вернуть сюда Жизлен, и, как положено, явиться потом и сделать предложение. Если ж она очень захочет, то он, так и быть, может немного за ней поухаживать. В конце концов у нее такая обворожительная улыбка!
Слуга разбудил Тони в пять утра, час, ужаснее которого не бывает, но принесенный им кувшин портера, а также ломоть ветчины и свежеиспеченный хлеб, немного скрасили это несносное пробуждение. Он закончил свой туалет с неслыханной быстротой, завязал самый скромный галстук и, пока слуга брил его, успел сделать несколько хороших глотков пива, и с тяжким вздохом оглядел начищенные до зеркального блеска гессенские сапоги. Дождь прекратился, но по начинавшему светлеть утреннему небу тянулись облака, из которых в любую минуту снова могло полить. У Тони не было никакого настроения предпринимать увеселительную прогулку в Шотландию. К сожалению, именно туда Николас потащил свою добычу. У него, конечно, не было большого выбора. Если бы Джейсон Харгроув и выздоровел, то на какое-то время дуэлянту все равно было бы лучше исчезнуть из города. Многие относились к Ники терпимо, отдавая должное его обаянию, но в этот раз он зашел слишком далеко, и, скорее всего, у него хватит ума скрыться.
К сожалению, почти все владения Блэкторна ушли за карточные долги. Последним было продано с молотка поместье его дяди Тиздейла, Эмберфилдз, так что осталось только одно небольшое имение в озерном крае, и еще охотничий дом по ту сторону границы, в Шотландии. Судя по тому, что говорили слуги в Энсли-Холле, именно Шотландия и была пунктом назначения беглецов. Скорее всего там чертовски холодно в эту пору, и не с кем провести время. Так что Тони больше всего хотел сейчас добраться туда как можно скорее, забрать Жизлен, независимо от того, хочет она этого или нет, и поспешить назад, в Энсли-Холл.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40