Когда Дана впервые попала сюда, она поинтересовалась у Большого Папы, что означает «кау», он ответил: «Король!» Официально ранчо именовалось «Кольтран Ранчо», пока Большой Папа не переименовал его в «Ранчо Кау». Такое название ему нравилось больше.Кольтран чувствовал себя королем и ощущал ностальгию по старым временам, когда белые колонизаторы правили на островах подобно феодальным князькам. Он стремился возродить старые порядки если не на всех островах, то хотя бы в своих обширных владениях. Много позже подруга Даны адвокат Гвен Сихида сказала ей, что «кау» означает «королевская акула». На Гавайях местные божества представали в образе акул, а главное из них – Кау, было самым непредсказуемым, вероломным и опасным. Ну что ж, «Ранчо королевской акулы» – и эффектно, и исчерпывающе характеризует хозяина. Браво, Кольтран!– Ванесса, я наняла адвоката, чтобы он представлял нас… на тот случай, если… Мы должны быть готовы принять вызов Кольтранов, и без помощи хорошего адвоката нам не обойтись.– Ты лучше меня знаешь, что надо делать, – произнесла Ванесса. Трудно поверить, что всего лишь несколько лет назад их роли были прямо противоположны.– Ты мне все рассказала о Кольтранах? Сейчас важна каждая мелочь.– Нет. Иногда… не знаю, как это тебе сказать… Понимаешь, иногда Большой Папа узнает о каких-то вещах задолго до того, как ему об этом скажут. Он в курсе всех последних новостей и сплетен. Я стараюсь не разговаривать по телефону – мне кажется, он подслушивает.Появилась главная усадьба – современное здание, возведенное на холме. По обеим сторонам его стояли коттеджи для гостей. Все жилые здания фасадом выходили к морю, которое манило издалека зеркальными бликами полуденного солнца, скользящего по его поверхности. За деревьями по обеим сторонам аллеи прятались конюшни и загоны для скота. А рядом с громадной ригой располагался барак, в котором жили ковбои – скотоводы. Подобные жилища строились в гавайском традиционном стиле – из побеленного дерева, отражающего солнечные лучи, с громадными окнами и щелястыми ставнями, пропускающими прохладу пассатов.Главная усадьба была защищена от солнца палисандровыми деревьями и листьями гигантских папоротников, настолько высоких, что они закрывали крышу дома. В их тени уютно расположились редко посаженные кусты алых орхидей и синие островки лаванды. Арочный мостик через пруд вел прямо к двойным тяжелым дверям из полированного тисового дерева.Эвстаси, домоправительница, которая вела хозяйство после смерти жены Большого Папы, приветствовала их на пороге с привычно угрюмым выражением лица. Одинаковая и в ширину, и в высоту женщина была одета в униформу ранчо Кау: лиловое муму — просторное женское домашнее платье на Гавайях – с рисунком из белых орхидей. Эвстаси сопровождали слуги, которые взяли вещи Даны.Внутри дом представлял собой анфиладу громадных комнат с куполообразными потолками и огромными окнами, возвышающимися на два этажа вверх над мраморными полами. Они обеспечивали в доме блаженную прохладу и казались продолжением сказочного пейзажа. В погожие дни – а они стояли практически круглый год – стекла задвигались в специальные ниши в стене, освобождая путь легкому бризу, пришедшему с зеленых долин. В особых стеклянных витринах хранились древние фигурки, изготовленные здесь, на Гавайях, местными мастерами. Это было так давно, что теперь каменные изображения богов и бытовых сцен назывались произведениями искусства и ценились необычайно дорого. Коллекцию начинал собирать еще прадедушка хозяина дома.На стене висела доска для серфинга несколько необычной формы. Она имела свою историю. Это был личный вклад, внесенный Большим Папой в коллекцию. Легкие эскапады на досках в океанском прибое – любимое развлечение древних гавайцев. На долгие годы о нем забыли. Гавайцам было не до того, а пришлые европейцы особо не интересовались местными обычаями. Вновь о нем вспомнили, когда Дюк Кахапутоку смастерил длинную доску и пришел с ней на пляж неподалеку от Вайкики. С помощью туристов серфинг, как и Кахапутоку, стал известным во всем мире. Эта самая доска и красовалась теперь на стене Дома Кольтранов в окружении чучел трех акул, выглядевших столь же свирепо, как и тогда, когда БольшойПапа выловил их в кратере прибрежного вулкана Молокини. Каждый раз, когда Дана приезжала сюда, он рассказывал ей, как однажды в одиночку он убил трех акул за один день.Сначала Дана списывала повторяющийся рассказ на его забывчивость, но позже поняла, что с памятью у Кольтрана-старшего все в порядке, – он просто любил купаться в лучах собственной славы.– Вам в Макаи-хаус, – сообщила подошедшая Эвстаси, видимо, выяснив волю хозяина.Дана договорилась с Ванессой встретиться позже у бассейна и отправилась вслед за слугами, несущими ее чемоданы по дорожке, вымощенной кусками застывшей вулканической лавы, к небольшому коттедж. Войдя внутрь, она тотчас поняла, почему он был так назван. Макай означало выходящий к океану. Коттедж действительно смотрел на океан. Из окон был виден срезанный конусом кратер вулкана Молокини, поднимающийся из глубины моря подобно короне древнего короля Гавайских островов.Коттедж казался совсем крошечным. В маленьком холле Дана обнаружила миниатюрную софу. Но спальня была просторная, с широкой кроватью, креслами и мини-баром. За спальней располагалась ванная, отделанная мрамором. Для купания служило обширное углубление в полу. Можно сказать – небольшой бассейн. Дана поняла, что жить с Робом в этом коттедже равносильно самоубийству. У нее всегда было бунгало с двумя спальнями. Дана не ожидала, что в этот приезд ей отведут этот коттедж. Она отправилась назад в главную усадьбу, но ей не удалось убедить Эвстаси предоставить ей коттедж побольше. На празднование дня рождения Большого Папы в субботу вечером ожидалось прибытие огромного числа гостей, и ни одного свободного домика не было.Дана вернулась в Макаи-хаус ни с чем. Ну ладно!Она может спать на диванчике, а Роб на кровати. Провести шесть ночей под одной крышей с человеком, которому ты не доверяешь, – звучит как пожизненный приговор. Сегодня ей удалось не вспоминать о Робе несколько часов, и она считала это подвигом. До этого ей казалось, что она все время чувствует на губах вкус его поцелуя. Как она могла вести себя столь непростительно?Она никогда не теряла самообладания, когда другие мужчины целовали ее. А то, что с ней случилось вчера вечером, Дана приписала временному умопомешательству. Он совершенно околдовал ее. Она вспомнила его массивные плечи, устрашающий рост… Но, во имя справедливости, следовало признать, что на самом деле чувство, которое она испытала, это вовсе не страх. Да и вряд ли она и вправду испугалась, скорее она была заворожена притягательной силой его тела.Дана пришла к выводу, что Роб внимательно наблюдал за ней весь вечер. Как бы еще он мог заметить, что она красит волосы и любит легкое, воздушное нижнее белье? Он пользовался каждой оплошностью и гнул свою линию. Если же сюда добавить его дьявольскую проницательность и искусство разить людей своим острым пером, то безопаснее было бы очутиться в лагуне с акулами, чем жить с ним в этом коттедже. Но что долго рассуждать – все равно ведь придется.Дана растянулась на кровати, слушая щебетание птиц в кроне палисандровых деревьев и убаюкивающие звуки шуршащих листьев папоротника. Положив голову на подушку, она стала считать повторяющиеся монотонные крики – «ох-ох» – самой быстрой и неуловимой птички на островах – о’о. «Должно быть, я уснула», – подумала Дана, вскочив с кровати и едва не вывихнув себе при этом шею.Первое мгновение она не могла понять, что ее разбудило.Но через секунду она услышала детский плач. 6 Дана помчалась по тропинке к главной усадьбе, плач явно раздавался оттуда. Должно быть, это Джейсон. На ранчо больше не было детей. Дана вихрем ворвалась в дом. Эвстаси стояла на коленях перед Джексоном. Рядом стояли Эрик и Трэвис Кольтраны, и над ними возвышался Большой Папа. Ни один из них не обращал внимания на рыдания пятилетнего ребенка. Одежда их была забрызгана кровью, и Дана поняла, что они все-таки убили кабана. Она живо представила себе, как они кололи загнанное в угол животное кинжалами, которые сейчас мирно покоились в ножнах, висевших у них на поясах, и как Джейсон смотрел на все это.«Боже, бедный мальчик», – с ужасом подумала Дана.– Заткни ему рот, прежде чем примчится его мать, – буркнул Большой Папа.Если бы в этот момент у Даны в руках оказалось ружье, она бы не задумываясь пристрелила всех троих Кольтранов.– Что вы с ним сделали?Большой Папа медленно провел пятерней ото лба назад по абсолютно седым волосам. Белизна их красиво подчеркивала черноту пронзительных глаз и густых выступающих бровей. Старший Кольтран был мастер эффектного жеста.– Мальчишка – плакса. Как только собаки загнали кабана, он завопил во все горло.– Ви… Вильбур, – с трудом выговорил Джейсон сквозь рыдания, протягивая к Дане свои маленькие ручки.Она взяла мальчика у Эвстаси и в порыве нежности прижала к груди. Джейсон чувствовал, что Дана ему роднее всех находящихся в комнате. Неважно, что видел он ее нечасто. Она поцеловала его беленькую головку, молясь про себя, чтобы единственным, что он унаследовал от Кольтранов, были широкие скулы и характерный выступающий вперед подбородок. Сохрани бог от всего прочего. Пусть все остальное будет от Ванессы.– Солнышко, кто такой Вильбур?Малыш поднял голову, оторвавшись от ее груди:– Ты ведь знаешь, Вильбур – подруга Шарлотты.Понадобилось мгновение, чтобы понять: мальчику показалось, что на его глазах убивают любимое животное из сказки «Паутина Шарлотты». Почему-то в диком кабане он увидел эту мирную говорящую свинку Вильбур.– Собаки прыгнули на Вильбур и стали ее кусать, – рыдал Джейсон. Он шмыгал носом и вытирал его кулачком: – Рембо оторвал Вильбур ухо.«Боже мой, – подумала Дана, – целый мир, где поросята разговаривают с пауками, рухнул на его глазах! Рано или поздно сказка кончается, но зачем же так рано и так жестоко?!»Она слишком хорошо знала, что один трагический случай может искалечить душу человека на всю жизнь. Она прекрасно понимала, что все ее душевные травмы и неустроенная личная жизнь – это последствия той Ужасной ночи. Дана не хотела, чтобы Джейсон годами страдал из-за того, что взрослые решили, теша свое самолюбие, вырастить из мальчика супермена.– Дана, они убили Вильбур, – Джейсон обвиняющим жестом ткнул в отца и деда. – Она кричала и кричала, а они ее убивали.Дане хотелось заорать, затопать ногами, швырнуть чем-нибудь в самодовольные рожи этих идиотов, но она сдержалась. Позже она им все выскажет, Джейсону ни к чему слушать, как ругаются взрослые.– Солнышко, это не Вильбур. Это злой, дикий кабан.– Черт, я ему то же самое твердил все время, – прервал ее Большой Папа, – но он тольво вопил во все горло: «Вильбур, Вильбур!» Слюнтяй!– Вы варвар, – произнесла Дана, надеясь, что мальчик не знает, что значит это слово.Ванесса влетела в комнату, встряхивая мокрыми волосами, по ее плечам стекала вода. Очевидно, она выскочила прямо из душа, услышав плач сына. Ее красивое лицо было искажено яростью. Дана видела ее в таком состоянии только один раз – в ту ночь, двадцать лет назад.– Негодяй, – бросила она в лицо Большому Папе. – Ты, видно, не успокоишься, пока не погубишь моего сына?– Ты нянчишься с ним как с младенцем. – Он протянул к ней руку, но Ванесса отшатнулась. Она ринулась к Эрику, стоявшему за спиной отца, и посмотрела ему в лицо. Эрик с невозмутимым видом засунул руки в карманы забрызганных кровью джинсов и уставился в какую-то точку поверх ее головы.– Я хочу получить развод, – абсолютно хладнокровно произнесла Ванесса.Эрик перевел на жену свои черные, как у отца, глаза и равнодушно пожал плечами. Дана почувствовала острое желание отхлестать его по щекам.Трэвис, стоявший рядом, вмешался:– Эй, Ванесса, детка, ты принимаешь все слишком близко к сердцу. Ребенок раскапризничался. Он скоро успокоится. – Трэвис указал на Дану, которая слегка покачивалась, как бы убаюкивая Джейсона. – Посмотри, ему уже лучше.Ванесса как будто не слышала.– Ты меня понял. – Она вновь обратилась к Эрику: – Я хочу развестись.– Я не против, – ответил Эрик и взглянул на отца.– Ты передумаешь. – Большой Папа сказал это с такой характерной для него самоуверенностью, что Дане пришлось стиснуть зубы, чтобы не сказать ему что-нибудь хлесткое.Дана взяла сестру за руку:– Пойдем уложим Джейсона спать. – Остановившись в дверях, она обернулась. – Держу пари, что Ванесса не передумает, Большой Папа.Они вышли из дома и пересекли лужайку, которая вполне могла бы сойти за поле для гольфа. На дальнем конце бассейна, похожего на горное озеро, за купальными кабинками находился коттедж Ванессы и Эрика. Выплакавшись, малыш спал у Даны на руках.Ванесса открыла дверь. Дом был уменьшенной копией главной усадьбы, с окнами от пола до потолка, за которыми открывался панорамный вид, и сводчатым потолком. Они вошли в комнату Джейсона и положили малыша на кровать.– Мамочка, останься со мной, – сонным голосом попросил Джейсон. Ванесса поцеловала сына и шепнула:– Я не уйду. Мы с тетей Даной посидим вот тут. – Она указала на стеклянные двери, которые выходили на веранду с колоннами из красного дерева.Сестры тихонько выскользнули на веранду, где повсюду были разбросаны игрушки Джейсона, и уселись в мягкие кресла. Дана все еще ощущала тепло маленьких ручонок малыша, обнимавших ее за шею. Она любила детей, но никогда бы не решилась завести ребенка.– Я подумала, – прошептала Ванесса так тихо, что Дане пришлось нагнуться, чтобы расслышать ее, – лучше притвориться, будто я раздумала разводиться. Я не хочу, чтобы Кольтран понял, что я действительно собралась уехать. У него достаточно людей, чтобы остановить нас и отнять Джейсона. Мы уедем ночью, когда начнут праздновать его день рождения. Пройдет несколько часов, прежде чем нас хватятся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48