Три тысячи его собственных букеллариев, две тысячи людей Кирилла, несколько тысяч арабской и сирийской легкой конницы, две тысячи артиллеристов — и, к счастью, пятьсот драгунов Феликса.
Что именно у тебя осталось из остатков армии — вот что имеет значение. Потому что к тому времени, как Велисарий и его армия достигли южного берега, командующий огромной армией малва уже отправил тысячи своих людей на противоположный берег Инда на подмогу гарнизону Рохри.
Но… эта флотилия барж и лодок еще не достигла берега, когда прибыл Велисарий. Григорий спешно принялся подготавливать орудия. Тем временем, двигаясь гораздо быстрее, Феликс заставил своих драгунов — стреляющих дисциплинированно, по четко определенным целям — снимать лоцманов и моряков, управляющих этими судами.
Феликсу удалось привнести в приближающуюся флотилию достаточную сумятицу, чтобы предоставить Григорию время, которое требовалось ему для установки орудий. К тому времени уже садилось солнце. И если трехфунтовые ядра слишком малы, чтобы разбить хорошие укрепления, их более чем достаточно, чтобы превратить в щепки речные суда. По крайней мере, малва отказались от атаки и отступили назад на противоположный берег.
Конечно, ненадолго. На следующее утро, сразу после рассвета суда малва прибыли опять. На этот раз они растянулись в цепь, чтобы свести к минимуму урон, который могут нанести пушки и огонь снайперов. Малва понесли значительные потери во время пересечения реки, но к середине утра им удалось высадить на берег в общей сложности десять тысяч человек в трех точках на южном берегу. Количественно у них теперь было почти столько же людей, как у Велисария.
Это им совсем не помогло. К тому времени Ситтас заново восстановил порядок среди своих катафрактов и вытащил их из Рохри. Малва едва ступили на берег, как на них налетели, подобно лавине, катафракты. Восемь тысяч всадников, вооруженных луками, копьями и саблями, добавились к войскам, уже громившим малва, и их суммарных сил было более чем достаточно, чтобы разбить еще одну армию малва.
На этот раз Велисарию удалось спасти вражеских солдат, хотевших сдаться в плен. Греки удовлетворили свою жажду крови в Рохри. Даже они с опозданием поняли, что захваченные в плен солдаты могут за них выполнять тяжелую работу по возведению полевых укреплений. Даже они с опозданием поняли, что реальная война представляет собой нечто большее, чем просто серию атак.
Таким образом три сражения и три победы прибавили славы имени Велисария к тому моменту, как он наконец снова возобновил контакт с Ашотом и императором Хусрау.
Кулачи. Рохри. Сражение на переправе.
Конечно, если смотреть объективно, ни одно из них не было крупным сражением. Разбиты две маленькие армии, взят город. Это имело мало значения, если вообще имело хоть какое-то. Важность побед лежала в самих названиях, а не в правде под ними. Теперь у Велисария была попробовавшая крови армия и новые войска, которые с гордостью внесли себя в длинный список побед над малва, который начался Анатой.
Теперь уже восемь раз с начала войны Велисарий и его армия встречались с малва на поле брани или во время осады. Аната и дамба, сражение на перевале, Харк и Барода — и теперь эти три новые победы . Если не считать сражение на перевале против Дамодары и Шанги, то каждое столкновение заканчивалось победой римлян. Даже поражение на перевале было близко к победе, так как помогло уничтожить огромную армию малва в Харке. Такая нить побед придает уверенность армии. Ту уверенность, которая удваивает и утраивает силы на войне. На реальной войне, которая, в отличие от маневров, является в равной мере испытанием духа и плоти.
Конечно, одной уверенности недостаточно. Точно так же важны чувство сплоченности и солидарности. Достигнуть этого было немного труднее. Отсутствие дисциплины и эгоистичная жадность греков в Рохри разъярили остальную армию — в особенности, когда они обнаружили, что вынуждены отражать атаку малва без помощи тех, кто, как предполагалось, должен быть их «товарищем» на протяжении целого дня.
Со своей стороны, греки пришли в ярость, обнаружив, что остальная часть армии рассчитывает на трофеи, которые они — катафракты — добыли благодаря собственной доблести (и крови) во время штурма Рохри. В теории они знали о традиционной политике Велисария. Но… но… применительно к ним? Здесь и сейчас?
Велисарий оставил войска самих разбираться с этим вопросом. Он и так был достаточно занят, готовясь к военному совету с Ашотом и Хусрау. А если бы и не был, то вероятно, стал бы держаться в стороне. Такие веши лучше решать в неформальной обстановке.
Да, он на самом деле немного забеспокоился, когда артиллеристы Григория стали разворачивать свои полевые орудия в сторону греческого лагеря. И поглядывал на маневры фракийских катафрактов на юге и людей Кирилла на востоке, блокировавших линии отхода греков. Это не говоря о том энтузиазме, с которым стрелки Феликса начали делать ставки, насколько большую дыру их великолепные ружья могут проделать в броне греческого аристократа.
Но… все мирно разрешилось после одного напряженного дня. Достаточно скоро греки решили, что щедрость в раздаче трофеев на следующий день после победы — это отличная практика. Со своей стороны, фракийцы со товарищи допустили, что атаки греков в Рохри и на южном берегу были проведены со щегольством и храбростью, вполне достойными любого человека, который когда-либо шел за Велисарием.
В итоге самой сложной проблемой для Велисария стала попытка сделать так, чтобы его услышали в командном шатре, когда он обсуждал стратегию и тактику с Хусрау и Ашотом. Шум празднования заглушал все: греческие катафракты хвалили фракийцев, артиллеристы перекрикивали стрелков, причем так, что все лягушки поблизости впали в состояние шока. Арабское улюлюканье добавило особый привкус этому акустическому блюду.
— Что там за невероятное веселье? — спросил Хусрау, как только вошел в командный шатер.
— Музыка для моих ушей, — ответил Велисарий.
— Мы можем их удержать, — уверенно сказал Хусрау. — Какое-то время дела шли туго. Один раз они даже проломили небольшой участок стены до того, как мы отогнали их прочь. Но после того, как прибыл Ашот и занял позиции на юге, малва стали более осторожными.
Персидский император одобрительно посмотрел на армянского катафракта.
— Он очень умен! — весело заявил Хусрау. — Он так хорошо устроился, что малва и представить не могли как мало у него солдат.
— Они сделали две крупные вылазки, — подхватил Ашот. — И во вторую чуть не взяли наши позиции. Но…
Он улыбнулся Аббу.
— Арабы нашли нам великолепное место для обороны. Оба раза, когда малва бросались в атаку, из-за особенностей территории выходило так, что они скапливались напротив наших орудий. Их потери были ужасными, и, я считаю, их командующие даже не понимают, как близки они были к успеху во время второй атаки. Я не думаю, что малва попытаются снова.
Велисарий почесал подбородок.
— Поэтому теперь, по сути, все свелось к долгой осаде и продолжительному контрбатарейному огню. Мы связываем очень большую армию малва гораздо меньшими собственными силами.
И Хусрау, и Ашот кивнули.
— Сколько у тебя осталось пороха? — спросил Велисарий у армянина.
— На какое-то время хватит, — ответил Ашот и пожал плечами. — Хотя если Менандр не пополнит наши запасы в течение нескольких дней, ситуация изменится.
Он нахмурился.
— На самом деле, командир, малва стараются держаться подальше от больших орудий. С таким малым количеством войск, как у меня, они вполне могут разбить нас на той позиции. Конечно, они понесут огромные потери. Но малва всегда готовы пролить кровь своих солдат. И если их командующие поймут, насколько мы зависим от артиллерии, они заплатят эту цену.
— Что означает: ты не можешь позволить себе ослабить огонь и беречь боеприпасы, — вставил Маврикий. — Это откроет твою слабость.
Все мужчины в шатре повернули головы и посмотрели на юг, словно могли увидеть реку сквозь стену шатра.
— Я надеюсь, что этот твой Менандр — способный офицер, — задумчиво произнес Хусрау. — Он кажется очень молодым.
— Он сделает все, что только возможно, — твердо сказал Велисарий. — В любом случае, проблема не в нем. Дело в том, нормально ли работают паровые двигатели Юстиниана. Что, к сожалению, мы не можем узнать, пока Менандр не доберется сюда. Или Бузес и Кутзес с основной армией.
Маврикий вздохнул.
— Сами по себе Бузес и Кутзес проблем не решат. Конечно, когда подойдет пехота, у малва не будет шанса сломить позиции Ашота. Им придется отступить назад в Пенджаб. Но этим солдатам самим потребуются еда и боеприпасы, в особенности если мы собираемся преследовать врага. Если Менандр не сможет заставить заработать линии снабжения — то есть использовать реку, — мы повиснем в Суккуре на кончиках пальцев.
Впервые после начала совещания заговорил Григорий:
— Да. Но, по крайней мере, после прибытия Бузеса и Кутзеса мы снова будем поддерживать контакт со всеми нашими силами, растянувшимися вдоль реки — до самой Бароды. Они прокладывают телеграфные линии по мере продвижения.
Он хитро взглянул на Аббу. Как и всегда, когда упоминались «новомодные штучки», старый араб, придерживающийся традиционных взглядов, яростно хмурился.
— Связь могут поддерживать мои разведчики! — рявкнул он. Затем добавил с неохотой: — Если потребуется.
Велисарий покачал головой.
— Для твоих людей найдется гораздо лучшее применение, чем использование их в качестве курьеров. — Он решил бросить Аббу кость — и притом довольно большую. — Эта новомодная система прекрасно срабатывает для поддержания контакта с арьергардом. Но только люди могут проводить разведку на территории врага.
Аббу гордо надулся. В особенности после следующих слов Велисария.
— И именно туда я предлагаю идти. Вперед. Я хочу продолжить выводить малва из равновесия.
Склонившись над картой, Велисарий кратко пересказал персидскому императору свои планы. К его облегчению, Хусрау тут же согласно закивал. Велисарий, конечно, не подчинялся Хусрау, но поддержание хороших отношений с персами было ему необходимо.
— Да, — уверенно заявил император. — Так и следует действовать. Арийский метод!
Последнее, хвастливое заявление, возможно, было неудачным. Последний раз собравшиеся в шатре римские офицеры видели, как персы атаковали «арийским методом» под Миндусом. И потеряли армию, потерпев одно из худших поражений в долгой истории их страны . Очевидно, почувствовав возникшую в шатре небольшую неловкость, Хусрау улыбнулся.
— Конечно, не так глупо, как иногда делалось в прошлом.
Маврикий выступил в роли дипломата.
— Не так давно ты, император, сам сломил малва. Когда вел атаку арийским методом, очистив дорогу в Суккур.
Хусрау улыбнулся шире.
— Я? Чушь, Маврикий, — император хлопнул по плечу молодого персидского офицера, стоявшего рядом с ним. — Это Куруш вел тот великолепный парад арийской военной мощи. Уверяю вас: я оставался далеко позади. Конечно, он был одет в мои лучшие доспехи и размахивал моим мечом, как великий Кир из древности.
По шатру прокатился смешок. Несмотря на долго длившуюся вражду между Римом и Персией, все римские легионеры в армии Велисария были очарованы магнетизмом личности императора. Никто в шатре не сомневался в смелости Хусрау Ануширвана. Но приятное разнообразие вносило и лицезрение персидского монарха — вообще-то, любого правителя — не боявшегося говорить правду.
— Спаси нас, Господи, от безрассудных вождей, — пробормотал Маврикий. — В особенности тех, которые пытаются надеть мантию Александра Македонского. Ничего хорошего не ждет их на этой дороге.
Велисарий выпрямился.
— Упоминание твоей мудрости под Суккуром, император ариев, подводит меня к следующему вопросу, который я хочу поднять. — Он колебался, затем, не видя другого выхода, выпалил: — Теперь, после того как ты выбрался из Суккура, тебе не следует возвращаться. Если город падет, это будет отступление. Если вместе с ним падешь ты — трагедия.
Разумно это было или нет, но Хусрау напрягся. До того как он успел хоть что-то сказать, Велисарий продолжил:
— Но это только одна причина, по которой тебе не следует возвращаться. Другая — более важная — заключается в том, что ты нужен своим людям в Синде.
Как Велисарий и рассчитывал, последние слова прорвались сквозь собирающуюся вокруг Хусрау бурю негодования. Глаза персидского императора округлились.
— Моим людям? — спросил он в замешательстве. — В Синде?
Велисарий величественно кивнул.
— Именно так, император. Синд — как мы договорились — теперь является персидской территорией. Он переполнен испуганными и отчаявшимися людьми, которые бегут из-под меча малва. Теперь это твои подданные, Хусрау с Бессмертной Душой. Им неоткуда ждать спасения, кроме как от тебя. Что невозможно, пока ты заперт в осажденном Суккуре.
Ситтас — чудеса когда-нибудь прекратятся? — тоже проявил себя дипломатом.
— Малва не удалось принести слишком много разрушений самому Синду, император, до того как их выгнали прочь. Они сожгли какие-то посевы, вырубили несколько садов, разграбили несколько городов и разрушили часть ирригационной системы. Но это можно исправить, тем более что земля осталась нетронутой. Проблема в том, что разбежались люди, которые обрабатывают эту землю. Большинство из них живы, но слишком испуганы, чтобы от них была какая-то польза.
Велисарий ловко продолжил:
— Именно там ты сейчас нужен по-настоящему, император. Куруш удержит Суккур, если это вообще по силам человеку. Ты нужен на юге. Объезжающий местность, видимый всеми, успокаивающий и заверяющий, что новый правитель беспокоится об интересах своих крестьян и защитит их от малва. И ты убедишь их вернуться в свои деревни и на поля.
Хусрау повернул голову и посмотрел на Куруша. Молодой персидский офицер выпрямился и расправил плечи.
— Я согласен, император.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65