Он умер в дурдоме, как и мой отец. Хоть мама и отрицает это, все же она боится, что я закончу как они». Рик зашелся смехом.
— Ну и придурок! — крикнул он вслед Эвану. — Эй, урод! Эй, псих!
К Рику присоединились остальные скинхеды, провожая Эвана куриным кудахтаньем.
Во дворе Эван нашел Карлоса и сел рядом с ним на бордюр. Несколько заключенных занимались со штангой и гантелями. Вокруг Карла снова собралась группа скинхедов, превосходящая по численности любую другую банду во дворе. Они холодно посматривали на Эвана.
Наблюдая за ними, Эван заметил, что Рик передал Карлу какой-то предмет с замотанной медицинским пластырем ручкой. Он посмотрел вокруг в надежде, что надзиратели заметят, но никто из них не обратил на это никакого внимания.
— У меня слишком мало времени, — подумал он вслух. — Этот лысый ублюдок воткнет мне перо в спину при первой же возможности.
— Тогда тебе придется научиться не спать по ночам, — сказал Карлос, докуривая сигарету.
Эван покачал головой.
— Мне надо подумать. Я могу изменить это. Я могу использовать те страницы, что у меня есть… Мне просто надо придумать, как именно.
Карлос удивленно посмотрел на него.
— О чем это ты? Твои тетрадки ни хрена не будут стоить, если тебя убьют, старик. Школьные дневники тебе не помогут выпутаться из дерьма, в которое ты влез с Братством, и если ты так не считаешь, то тогда ты настоящий псих, как они и говорят.
Он повернулся к Эвану спиной. Теперь к нему была обращена фигура распятого Христа, помещенная в центр коллажа из картин, изображающих адские мучения.
Эван вспоминал оставшиеся записи, которые можно было использовать, и подумал над словами Карлоса, сказанными ему в камере.
— Ты ведь религиозный человек. Ты веришь в то, что пути Господни неисповедимы, так?
Карлос докурил сигарету и отшвырнул окурок в сторону.
— Конечно.
— Я спросил потому, что, как мне кажется, Он послал меня в твою камеру не просто так. Мне кажется, что Господь хочет, чтобы ты мне помог.
Карлос покачал головой.
— Черт, я знал, что ты ненормальный.
— Я не вру, — сказал Эван, наклонившись к нему поближе. — Иисус говорит со мной в моих снах.
— Ага. Конечно, — усмехнулся Карлос.
— Спорю на пачку сигарет, что смогу доказать это.
Что-то в голосе Эвана заставило Карлоса согласиться. Он был заинтригован.
Глава девятнадцатая
Эван наблюдал за выражением глаз Карлоса, когда объяснял ему, как именно происходят затмения его памяти. Он жестикулировал, рассказывая о местах и событиях, но чем больше он говорил, тем меньше понимал его Карлос. Эван остановился и оторвал от потолка один из листов, сжав его в кулаке. Карлос был наиболее вероятным его союзником во всей тюрьме, и если сбить его с толку, то тогда можно потерять все.
— Смотри, когда я это делаю, то впадаю в состояние транса или что-то вроде этого. Ну, типа как люди в церкви, понимаешь?
Карлос медленно кивнул.
— Как экстаз.
Он все еще не был убежден, и только пачка сигарет поддерживала его интерес.
— В общем, когда я буду в отключке, я хочу, чтобы ты внимательно следил за моими руками и лицом.
Сосед внимательно посмотрел на него.
— Знаешь, что я думаю? Мне кажется, тебе нужно провериться у тюремного психиатра, старик.
Эван сердито на него посмотрел. Было ясно, что Карлос поверит только тогда, когда увидит все своими глазами.
Оба замолчали, когда мимо открытой двери их камеры проехала тележка с почтой, которую, к удивлению Эвана, толкал его знакомый. Змей.
— Эй, — позвал он его с надеждой в голосе. — Есть что-нибудь сегодня?
Если его мать все-таки смогла добыть остальные дневники, тогда ему не нужно будет принуждать Карлоса к сотрудничеству. Но Змей разрушил эту надежду с улыбкой:
— Есть. Только не для тебя.
Эван не стал скрывать своего разочарования и снова повернулся к Карлосу, зажав листок в кулаке.
— Слушай, ты не мог бы прикрыть меня, пока я… Я не хотел бы, чтобы Карл перерезал мне глотку, когда я буду без сознания.
Заключенный помедлил с ответом, и Эван постучал по карману, в котором лежала нераспечатанная пачка сигарет.
— Да ладно тебе. Что ты теряешь-то?
— Ладно. Что мне нужно делать? Эван прислонился к стене и разгладил лист.
— Просто смотри, и если со мной произойдет что-нибудь странное, расскажешь мне потом.
— Более странное, чем сейчас? — спросил Карлос, с сомнением его разглядывая.
— Возможно, на моем теле что-нибудь появится. Например, отметины, шрамы, ну я не знаю, что-нибудь. Все что угодно. Готов?
— Ну давай, — Карлос сложил руки на груди. — Иди поговори с Иисусом.
Эван сглотнул и изучил страницу, читая про себя слова, написанные прилежной детской рукой: «В среду у меня были неприятности из-за рисунка, который я не рисовал. Мама не дает мне его посмотреть».
Это пришло сразу, легко и свободно. Ощущение давления в черепе, резонирующее во всем теле. Все вокруг начало расплываться, и он увидел, как исчезают, деформируясь, прутья решетки. Карлос с беспокойством смотрел на Эвана, но и лицо испанца уплыло из поля зрения. Эван услышал детские голоса, которые становились все ближе и ближе, наполняя его чувства, в то время как сознание, отделившись от тела, пулей пролетело назад сквозь годы. Камера вокруг него дрожала…
А потом это ушло, словно мираж.
Голова Эвана дернулась, как у сломанной куклы, и он стряхнул с себя оцепенение, которое случалось с ним после перехода. Он моргнул, поднял руки к лицу и пошевелил маленькими пухлыми пальчиками.
— Я здесь! — сказал он вслух. Его тело было странно слабым и маленьким.
— Я тоже, — услышал Эван детский голос и повернулся посмотреть, кому он принадлежит.
За соседним столом сидела Кейли и улыбалась ему. Он огляделся. Класс был именно таким, каким он его и запомнил. Галдящие дети были заняты работой над аппликациями. Некоторые из них что-то клеили, другие посыпали блестками поверхности, смазанные мокрой пастой. Он посмотрел на лежащий перед ним чистый лист, на котором внизу было написано: «Эван Треборн, 7 лет».
— А… что мы рисуем? — спросил он непривычно тонким голоском.
Кейли ответила, не отрываясь от своего рисунка:
— Мы должны нарисовать, кем мы будем, когда вырастем.
Эван кивнул и снова посмотрел на лист бумаги, думая о том, как бы использовать свое путешествие в прошлое, чтобы оно могло пригодиться ему в будущем.
Сначала он хотел написать записку о том, что произойдет с ним через тринадцать лет, но тут же отбросил эту затею. Как будто кто-нибудь воспримет всерьез каракули семилетнего мальчишки…
Мимо него прошла учительница, приподняв бровь при виде чистого листа, но ничего не сказала. Эван посмотрел ей вслед. Босуэлл. Так ее зовут. Миссис Босуэлл. Она никогда ему не нравилась в детстве, но сейчас он смотрел на нее глазами взрослого и подумал, что на самом деле она очень даже ничего.
Черным мелком он провел несколько прямых линий, затем отложил его в сторону.
Эван потянулся за коробкой с цветными карандашами, но какой-то мальчик вырвал ее у него из рук.
— Я ими рисую! — сказал мальчик.
— Томми? — удивленно спросил Эван.
— Что? — прошипел Томми Миллер, вызывающе посмотрев на него. — Найди свои карандаши, Эван!
Сердце Эвана подскочило, и в животе у него все перевернулось.
Томми рассыпал карандаши по столу и принялся рисовать, останавливаясь лишь затем, чтобы толкнуть локтем Ленни Кэгана.
— Что ты на меня уставился?
— Ни-ничего, — сказал Эван, едва оторвав от него взгляд.
— Если ты у меня срисуешь, получишь по морде! — пригрозил Томми.
Эван встал и отошел от стола. Его мысли крутились водоворотом. Должно же здесь быть что-то, что могло повлиять на его будущее. Он потряс головой. Ему было непросто держать голову ясной после всех этих переходов во времени и пространстве. Он бросил взгляд на учительский стол и увидел пару наколок для бумаг. Их острые шипы грозно торчали вверх, и на них были нанизаны карточки с заданиями и прочая бумажная ерунда.
Эван вспомнил о шраме, который появился у него от ожога сигаретой, и изучил сверкающие шипы наколок с серьезным намерением. Его маленькие руки потянулись к учительскому столу.
Вдруг чья-то рука схватила его за плечо.
— Не отлынивай, Эван, — сказала миссис Босуэлл. — Сядь спокойно и закончи рисунок.
Мягко, хотя и достаточно сильно, учительница развернула его и подтолкнула к столу. Понимая, что потерпел поражение, Эван решил не спорить, чтобы не терять малейшего шанса изменить будущее.
Миссис Босуэлл дала ему новую коробку карандашей, и Эван вытянул один наугад. Он оказался одного цвета с униформой заключенных — темно-синим.
— Еще раз повторяю для всех! — сказала миссис Босуэлл. — Рисуйте все, что вам приходит в голову. Все, чем вы хотели бы заниматься, когда вырастете.
Эван покрутил карандаш в руках и, подчиняясь внезапной вспышке озарения, начал рисовать. Хотите увидеть мое будущее? Я покажу вам, какое будущее мне по душе.
На бумаге начал появляться злой и бескомпромиссный образ, выражающий всю ту ненависть и злобу, которая поднялась в Эване с самого первого дня пребывания в тюрьме. Он рисовал Карла и Рика и всю остальную банду скинов окровавленными трупами со вспоротыми животами, поверженными фигурой мстителя — его, Эвана, фигурой. Закончив, он изучил рисунок с холодной довольной улыбкой. Если бы только это могло быть правдой…
Схватив рисунок, Эван тихо подошел к учительскому столу, застав миссис Босуэлл врасплох.
— О, Эван, — моргнула она. — Ты уже закончил?
Она взяла у него рисунок и, увидев его, побледнела от ужаса.
Встав на носочки, Эван вытянулся во весь свой рост семилетнего ребенка и наклонился к столу, на котором стояли металлические наколки.
Сжав зубы, он певуче позвал:
— Миссис Бооосуууэээлл?
Пораженная, она встретилась с ним глазами как раз в тот момент, когда он поднял ладони и с силой опустил их на два острых металлических шипа.
— Нет! — взвизгнула она.
На миллисекунду Эван ощутил вспышку резкой боли, а затем в его глазах все стало белым…
Эван захлебнулся, как вынырнувший на поверхность пловец, и дернулся вперед, с тупым звоном ударившись головой о верхний ярус. Детские крики улетучились, как последние остатки сна, ускользающие в трещины пробуждения. Он начал понимать, где находится. Он все еще был в камере и все еще в плену у мрачного настоящего. Карлос смотрел на него с благоговением. Заключенный перекрестился.
— Господь Всемогущий! — выдохнул он. — Это правда… Ты не лгал мне, это чудо! Истинное чудо!
Эван заморгал, когда наконец прошел шок.
— Что? Что такое?
— Твои руки! — Карлос взял его ладони . и повернул их. — У тебя стигматы!
В центре каждой ладони Эвана был круглый шрам. Он снова повернул их. На обратной стороне рук были точно такие же шрамы, где шипы пронзили руки насквозь.
— Что ты видел? — спросил Эван. — На что это было похоже?
Карлос засмеялся.
— Это было потрясающе, старик! Знаки Божии просто появились из ниоткуда! — Он покачал головой. — Я думал, ты просто loco, но это правда! Господь действительно говорит с тобой!
Эвану было немного стыдно оттого, что он обманывал глубокие религиозные чувства своего соседа по камере, но он прекрасно понимал, что без помощи Карлоса шансы на выживание в тюрьме «Мэвис» для него практически равны нулю.
— Так ты мне теперь веришь?
— Аминь, — ответил заключенный и протянул ему пачку сигарет.
Эван отказался.
— Оставь их себе. Они тебе понадобятся, если ты решил все же мне помочь.
Карл с серьезным видом кивнул.
— Все что хочешь, парень. Если Иисус действует через тебя, то я сделаю все, что ты скажешь.
Меньше всего члены Братства ожидали увидеть Эвана. Уже несколько часов они строили планы насчет него, веселились, представляя, как он будет валяться в луже крови, избитый до полусмерти, если ему, конечно, повезет. Некоторое время Карл развлекал их, зачитывая наугад пассажи из украденных дневников, но через некоторое время им это стало надоедать. Скинхедам хотелось крови, особенно Рику, который представлял, как он вырежет свое имя на мягком животе Эвана за то, что тот осмелился выступить против него.
Когда Эван хотел зайти к ним в камеру, один из скинов сплюнул ему под ноги и преградил дорогу.
— Чего хочешь, сучка?
— Хочу заключить сделку, — нервно ответил Эван.
— Неужели? — хмыкнул скинхед. Он повернул голову и посмотрел на Карлоса, моющего неподалеку пол. — Что, тебе надоел хер этого латиноса?
Команда арийцев, смеясь, окружила Эвана, с готовностью наброситься на него со всех сторон. Один из скинхедов вопросительно досмотрел на Карла, который наблюдал за происходящим из камеры. Главарь Братства усмехнулся и кивнул.
— Пропустите мясцо внутрь. Мы с ним подружимся.
Скинхеды расступились, и Эван шагнул в камеру, борясь с желанием развернуться и убежать прочь.
Карл делил камеру с Риком, и она была идентичной той, в которой сидел Эван; только вместо святых ликов на стенах были развешаны картинки из порнографических журналов и вырезки неонацистских публикаций. На самом видном месте висела репродукция плаката времен Второй мировой войны, призывающего пополнить ряды эсэсовцев, а рядом находилась полка, на которой Эван увидел свои Дневники. Два зэка наблюдали за каждым его Шагом с хищническими улыбками, смакуя его страх.
Эван заломил руки.
— Слушайте, я здесь новенький, но я примерно понял, как тут все устроено. Тебе надо примкнуть к какой-нибудь банде, или ты труп, верно?
Карл ничего не ответил, позволяя Эвану продолжать.
— Я тоже хочу быть в банде и уж точно не с ниггерами или латиносами.
Едва с его губ слетели эти расистские слова, как интерес скинхедов к нему возрос.
— Неужели? — холодно сказал Карл. — А как насчет твоего приятеля — религиозного придурка? — он ткнул пальцем в сторону Карлоса, который мыл пол у входа в камеру.
— Пошел он, — сплюнул Эван. — Я не хочу делить камеру с этим мусором.
Он поколебался.
— Так как все это происходит? Я знаю, что надо пробиваться наверх, а я тут новенький… — Он неуверенно кашлянул. — Так это… я, типа, должен отсосать вам всем или как?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32