Сонный ни о чем не думал в этот момент: он вопил и бился. Когда ток на время выключали, он бессильно валился на пол, чтобы расслабиться хоть на несколько секунд, прежде чем двуногие зажгут лампу, возвещающую начало экзекуции, и боль вернется. В том, что они предупреждали заранее, была скрыта особо утонченная жестокость: в секунды ожидания между подачей сигнала и началом пытки Сонный страдал сильнее всего.Наконец ток снова отключили. Соня повалился на пол, наблюдая одним глазом за страшной лампой: когда все повторится?— Может, достаточно на сегодня? — спросил Том. — Объект реагирует, хотя связи с условным сигналом пока не заметил.— А я не уверен, — заглянул в записи Дэн. — Мне показалось, что он напрягается.— Чепуха. Если сравнить с тем, как он прыгает во время эксперимент а…— Ой, ребята, знаете, мне его просто становится жалко. — Даффи оперлась руками о стол. — Ему, наверное, очень больно…— Чепуха! Я бы не удивился, если б он совсем не реагировал: хитин должен его хорошо защищать.— Но он так метался…— Нервы. Психованный экземплярчик попался.— Так как, включать снова? — переспросил Том.— Вот постой: внимательно присмотрись, как начинают группироваться его мышцы при виде горящей лампы. Обрати особое внимание на складки между члениками на хвосте… Давай, включай… Видишь, выровнялись.— Нога приподнялась тоже поэтому?— Да… и у плеч бугор — видишь?«Ну почему они не убили меня сразу? — цепенея от боли, еще не отпустившей его до конца и ожидающей „подкрепления“, впился глазами в лампу Соня. — Изверги!»И через секунду воздух камеры уже сотрясал его отчаянный вопль:— Убейте меня, я так больше не могу!!!— Ну вот, а ты говоришь, условный рефлекс у него не выработать!— Ну хорошо, еще разок попробуем, и — перерыв. 24 Цецилия нетерпеливо взглянула на часы. То, что она на них увидела, на пользу ее спокойствию не пошло.Она была одна уже почти половину суток. Никто не спрашивал ее о здоровье, никто не восторгался ее туалетами, никто не говорил комплиментов. О ней просто забыли, и сейчас пришло самое время напомнить о себе.Дональда она обнаружила в кабинете. Тут же что-то пересматривал на компьютере Паркинс, костлявая Роса колдовала над кофейником, от которого исходил почему-то запах какао.— Дон, я пришла, — объявила Цецилия.Раздался вздох. Вздыхал почему-то Паркинс.— Я вижу, — Дональд взял протянутую Росой чашку. Как всегда, его голова дернулась.— Дон, неужели у тебя не нашлось за все это время ни одной минуты? — Цецилия присела в свободное кресло.— Я был занят, Сеси. — Крейг отвел глаза. Признаться, что за работой он просто забыл о существовании супруги, ему было стыдно. Всякий раз он ругал себя за черствость, но стоило подойти очередному делу — и все вылетало у него из головы. В свое время, когда он еще ходил в церковь вместе с матерью, он так же старался днем молиться: давал себе утром обещание, что будет просить благословения для каждого дела, и считал большой удачей, если вспоминал об этом обещании хоть раз. Постепенно такие обещания Крейг давать перестал. Можно дать себе установку что-то сделать — и сделать, но о чем-то помнить, точнее, вспоминать, чтобы через секунду забыть снова, так как посторонние мысли от дела только отвлекают — нормальному человеку такое не под силу. Пастор объяснял это проще: что в душе нет к этому настоящего стремления. Иногда Крейг был готов с ним согласиться, но это тем более снимало с него вину: человек не в силах заставить себя по-настоящему любить что-то или кого-то.— Ладно. Роса, налей и мне чашечку… Дональд, ты знаешь, мне необходимо сегодня же быть у парикмахера.— Это так срочно? — вяло удивился Крейг.— Разумеется. Не могу же я несколько дней ходить с одной и той же прической!«Обрати же на меня внимание, болван! — сердилась Цецилия про себя. — Ты что, ослеп и оглох? Ты мне нужен — я не могу быть одна!»— Боюсь, что это невозможно, Сеси…— О, нет! — Цецилия театрально сверкнула белками глаз. «Нет, я заставлю-таки тебя помнить обо мне все время!»— Сеси… Давай выйдем, — он подхватил довольную этой просьбой Цецилию под руку и повлек ее в соседнее помещение, оказавшееся оранжереей. — Сеси, пойми меня: я бы рад тебя развлечь, но сейчас это запрещено. Ты можешь делать все что угодно — но только в пределах этой станции.— Может, мне подстричься налысо? — изящная рука с длинным маникюром взяла прядку волос и приподняла. — Как ты на это посмотришь?— Сеси, ты всегда была умной женщиной, так что, будь добра, не дури.— Дон, мне надоело быть умной женщиной — говорят, мужчины их не любят… Я хочу, чтобы ты меня любил, Дональд. Здесь, сейчас!— Сеси… Ты требуешь невозможного!— Ну хорошо, тогда я немедленно улетаю на Землю! — сверкнула она глазами.— Это тоже невозможно… То есть невозможен как раз полет, а перво е… Я просто сейчас слишком занят.— Дон, я всегда помогала, чем могла, твоей карьере. (Это заявление было явным преувеличением — «помощь» проявлялась в основном в постоянном накручивании и подзуживании: «действуй активнее»). Но я — женщина, и мне невыносимо, когда ты об этом начинаешь забывать. Я не лезу в твои дела, но я хочу, чтобы ты уделял мне хоть несколько минут. Неужели и на это я не имею права?Последняя фраза получилась с таким трагическим завыванием, что готовый уже сдаться перед логикой ее доводов Крейг тут же отпрянул. Как это часто бывает с плохими актрисами, Цецилия всегда переигрывала: хорошо начиная, она сводила все попытки на нет неудержимо прорывающейся фальшью. Вот и сейчас, играя «страдалицу» за дело мужа, она испортила весь эффект.— Имеешь. Но я тоже человек, я устал, и у меня много дел. Кроме того, сюда в любой момент могут зайти.— Пускай. — Цецилия прижалась к нему. — Пусть все знают и видят, что ты — мужчина!— Сеси, я прошу тебя…— Все. Я лечу. Мне нет дела до запретов, для меня ты обязан сделать исключение. Я же твоя жена!— Сеси!— Я сказала: или — или. Выбирай. Похоже, это мерзкое чудовище тебе гораздо интереснее, чем я. Ведь так? Ты — бездушный сухарь, и нечего удивляться, что твоя собственная дочь тебя терпеть не может! О, как я понимаю бедную девочку!Со стороны Цецилии это было нечестным приемом, и лишь прорвавшаяся в ее голосе фальшь смогла его смягчить.— Не трогай девочку. Тебя она любит не больше, — отрезал Крейг. Он не любил, когда нарушали правила игры.Цецилия вздрогнула, как от пощечины. Ее глаза вспыхнули, и она была в этот миг очень близка к тому, чтобы отказаться от игры и откровенно надерзить своему мужу, но привычка все же взяла верх.— Что может знать о любви такой сухарь! — Цецилия притворно всхлипнула. — Ваша работа убивает все живое вокруг себя — это твоя Синтия так говорила… Марту вы уже довели: несчастная лежит с нервным припадком. Я следующая, да?— Не понимаю, чего ты так заволновалась о Марте: ты же всегда ее терпеть не могла!— О-о-о! Как ты жесток!!! — театрально застонала Цецилия.— Давай прекратим этот разговор. Найди себе занятие.Крейг отстранил Цецилию рукой и пошел к выходу. Цецилия снова застонала и принялась сползать вдоль ствола пальмы на землю. Крейг не обернулся: сцены были ему не в новинку.Проводив взглядом затянутую в серый пиджак спину, Цецилия зажмурилась. На него ничего не подействовало. Он ушел… В ее висках начала стучать кровь. Сердце неспокойно екало. Из памяти поднялась страшная морда чудовища, по вине которого она была вынуждена тосковать в одиночестве. Кривые зубы предстали перед ее глазами так ярко и выразительно, что Цецилия вздрогнула. Ее «соперник» не был просто новым видом оружия — это было поистине жуткое существо. Неужели Дональд серьезно рассчитывает его выдрессировать?.. Или такие «зверушки» будут просто сбрасываться на противника, сея вокруг себя кровавую смерть? И в том и в другом случае Цецилия ни за что не захотела бы очутиться рядом с подобным зверем, если он будет на свободе. Она снова попробовала представить себе, что произойдет, если монстр вырвется…Пронзивший ее ужас был настолько силен, что поднявшиеся от него волосы отменили необходимость искать парикмахера для новой прически. 25 Медленно и нехотя боль все-таки уходила.«За что? — слушая, как затихают последние пульсирующие ее остатки, спросил себя Соня, вспомнил ответ, но нашел и новый вопрос: — За что так жестоко?»Он был уверен, что нового наказания не переживет: даже если выдержит организм, разум предпочтет исчезнуть. Слишком сложно, слишком страшно… «Они — дикари, — продолжал морщиться Сонный. — Дикари и садисты. Как они смотрели…»Где-то в глубине у него загорелась злость. Какое право они имели так его мучить, даже не попытавшись ни о чем расспросить?А его задание? Раз эти двуногие твари способны на такие издевательства, кто даст гарантию, что дети в безопасности? А что будет, если произойдет встреча с этими безжалостными существами — вдруг их хватит на то, чтобы начать войну? Сонный снова вспомнил об уроках истории, и страх заставил его затрястись: вдруг то, что с ним вытворяли, не было наказанием? Что, если они потребуют от него показать дорогу к родной планете? Сперва доведут до предела, за которым начинается слом личности, а потом начнут задавать свои вопросы? Что делать тогда?Сонный бессильно зарычал. Он не знал выхода. Если его догадка верна, то он наверняка долго не продержится, расскажет им все.И что тогда? Бомбы, разрушенные города, крылья смерти, летящей над головами детей и женщин?— Нет, не надо! — взвыл он вслух.Скорее всего, так и есть — изо всех вариантов надо всегда рассчитывать на худший. Но тогда…Новый страх оказался так велик, что Сонный потерял сознание.— Дэн, он, кажется, умирает! — заглянула через стекло Даффи.— Да ну, с чего бы… — отмахнулся тот.— Знаешь, Дэн… — Даффи оглянулась — кроме них в лаборатории сейчас не было никого. — Давай после того, как опыты закончатся, переедем на Землю… Мне там говорили, что с удовольствием возьмут меня в свою лабораторию, да и для тебя найдется место.— Кто говорил? Даффи, ты просто мастер по неточности формулировок.— Неважно… Хочешь, я скажу тебе один секрет? — глаза Даффи кокетливо сверкнули.— Ну? — Дэн наклонился к ней. Не говоря ни слова, девушка чмокнула его в ухо.— Ну что, хороший секрет получился? — она задорно, по-детски рассмеялась.— Брось… — Дэн как-то замялся.— А почему? — Даффи запрыгнула на стол и принялась болтать ногами.— Знаешь, — Дэн на минуту задумался, как бы получше объяснить ей то чувство, которое вызывал у него лежащий в «садке» монстр. Почему-то при нем говорить откровенно или как-то выражать свои чувства ему очень не хотелось. — Мы словно не одни…— Ну и что? — брови Даффи удивленно подпрыгнули вверх. — Кого нам стесняться? Да и нет тут никого.— Все равно.Дэн подумал вдруг, что он не хочет откровенничать перед возможным врагом. Или просто перед символом мощной и чуждой враждебности, воплотившейся в эти лежащие сейчас бессильно когти и мускулы. Что бы там ни было, все лучшее — не для Чужих. Особенно не для таких Чужих!— Я поняла! — рассмеялась вдруг Даффи, заметив его направленный через стекло взгляд. — Ты его боишься? Ведь правда, боишься?— Считай, что так, — потер пальцем лоб Дэн.— А хочешь еще один секрет? — личико Даффи внезапно стало серьезным. — Я тоже его боюсь… только так, немножечко… Почему я с тобой и говорю о том, что надо уехать… Я вообще давно на Земле не была, а знаешь как хочется…— Эх, Даффи, какой ты еще ребенок, — Дэн нежно притянул ее к себе. «Уехать… Да это было бы просто здорово!» 26 Ник выплюнул жвачку на пол, наступил носком ботинка и яростно принялся втирать ее в пол.— Дерьмо!Слово вывалилось у него изо рта, словно еще один кусок жвачки.— Успокойся, — хмуро посоветовал Вильямс. Он сидел, опустив голову и зажав коленями сложенные ладони. С этой новой работой было что-то не в порядке, и он злился, будучи не в силах понять — что. Да, работа охранника опасна, и немало его знакомых погибли — но ни разу смерть не приходила так неожиданно и непонятно. Кто-то где-то почему-то пролил кислоту — и нет человека. Вильямс не мог поверить, что так бывает.— Я не хочу успокаиваться. Сейчас нам на голову льется кислота, а через час ляпнется все это чудище!— Заткнись. И без тебя тошно, — поморщился Кельвин.Мортимер с любопытством переводил взгляд с одного на другого. В порядке ли вещей такие разговоры, он пока не знал и очень не хотел, вмешавшись, ударить лицом в грязь.— Ладно, — Вильямс встал. — Мне пора идти на смену. Вы с Ником — на очереди.Вообще-то сам Вильямс не должен был дежурить без крайней необходимости, но новенький, Бриджвуд, на вид ему доверия не внушал. Мортимера он знал, пусть косвенно и вскользь, но уже по одному его внешнему виду можно было заключить, что он не из неженок. Что же касалось навязанного новичка, все в нем выдавало несолидную «мелкоту»: от детского (во всяком случае, по меркам Вильямса) румяного лица, до порывистых, одновременно и неуклюжих и быстрых, движений.Поднялся и Хоувер. Вильямс бросил на него быстрый взгляд: конечно, сейчас его очередь, но ставить вместе Ника и Мортимера ему не хотелось: один тоже слишком молод, второй — неопытен.— Останься. Со мной идет Ник.— Дерьмо, — бесцветно повторил Ник, доставая из кармана новый кубик жевательной резинки. В воздухе пряно запахло корицей. Все дерьмо.— Заткнись, — снова повторил Вильямс и пояснил: — Я специально забираю от вас это трепло, чтобы оно не действовало вам на нервы.— А мне начхать… — так как резинка снова была у Ника во рту, последних слов его никто не понял.— Дела… — Как только Вильямс вышел, Хоувер вытащил флягу и взболтнул ею в воздухе. — Давайте выпьем, ребята, а то мне что-то тошно.Дверь зашуршала, и в комнату ввалились Норт и Блейк.— Ну, что там? — ткнул в Блейка флягой Хоувер.— Ничего, — ответил Норт, плюхаясь на койку и тут же извлекая из-под ее валика все ту же книжку. — Током монстра гоняли, теперь оно дрыхнет.— Дерьмо? — лукаво переспросил Хоувер.— Что?— Да этот монстр — дерьмо?— Не знаю. Наверное. Очень уж мерзкий. — Блейк перехватил руку Хоувера с флягой и глотнул на ходу.— Ну, а еще что?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35