В служебных комнатах за сценой работали кружки. Клубы более масштабные и принадлежащие, как правило, какому-нибудь крупному предприятию или профессиональной организации учителей, медиков, ученых и т.д., носили более высокий ранг «Дома культуры». Наконец, еще более масштабное и помпезное здание именовалось «Дворец культуры». Но суть во всех случаях оставалась одна и та же.Подавляющее большинство клубов влачило жалкое сосуществование. Кинотеатры и видеорынок отбирали у них одну часть клиентуры, рок-ансамбли – другую, дискотеки – третью. Как только рухнуло государство – рухнула государственная поддержка клубов – рухнули и клубы. Некоторые из них пытаются удержаться на плаву, сдавая часть своих помещений коммерческим структурам. Очень немногие находят собственную «экологическую нишу» (так, один из московских Дворцов культуры стал эзотерическим лекторием с собственной аудиторией). Но ни один пока не подозревает, что именно клубу суждено, видимо, стать мессией в спасении себя самого и всех прочих учреждений культуры от продолжающейся агонии и конечной смерти.Впрочем, об этом – чуть ниже.На музей обрушилась десятерная нагрузка. Из простой кунсткамеры он стал еще и особым школьным классом для всех школ города и его окрестностей (бесконечные экскурсии школьников – класс за классом), и особой художественной студией для художников города, и особым исследовательским центром, и центром передвижных выставок, и лекторием, и многим другим (при прежних мизерных штатах и еще более мизерных ассигнованиях).В результате музеи страны разделились на два класса. Меньшинство, начиная с петербургского Эрмитажа и московских картинных галерей, превратилось в проходные дворы для миллионных толп туристов, с утра до вечера галопом проносящихся по совершенно неприспособленным для этого залам. Следствие – частые ремонты, нередко, как, например, в случае со знаменитой московской Третьяковской галереей, растянутые на десяток и более лет. Большинство, оставшееся в стороне от доходного туристского бизнеса, являет собой картину крайней убогости, все чаще переходящей просто в мерзость запустения.Особенно сильно пострадали принципиально бесплатные общественные библиотеки. Разница между «официальной» и рыночной ценой хорошей книги сделалась настолько велика, что стало выгодным взять книгу из библиотеки, не вернуть ее (т.е. украсть) и в худшем случае отделаться переставшим быть страшным десятерным штрафом. Так, например, украв том Достоевского или Толстого, Гомера или Шекспира номинальной стоимостью, скажем, 1,5 рубля, вы платили 15 рублей штрафа и тут же перепродавали его на «черном» рынке за 45, а то и за 150 рублей. Нетрудно представить себе, какие масштабы приняло раскрадывание фондов общественных библиотек. Понятно, администрация резко ограничила выдачу сколько-нибудь ценных изданий узким кругом знакомых лиц. Но тогда общественная библиотека теряет смысл своего существования.С другой стороны, скудость государственных дотаций на содержание общественных библиотек в условиях нараставшего книжного дефицита привела к нараставшему обеднению их фондов, а также к обветшанию помещений, на ремонт которых постоянно не хватало средств. Словно бы в порядке иллюстрации этой агонии стали разваливаться здания главной государственной библиотеки страны в Москве, носящей, естественно, имя Ленина. К тому же библиотека оказалась лишенной возможности закупать в прежнем объеме наиболее ценные отечественные и тем более зарубежные издания, включая периодику. Теперь вся надежда на отечественных и особенно на зарубежных спонсоров: государство в сложившейся ситуации бессильно помочь библиотечному горю.Пожалуй, в не меньшей степени деградировали парки культуры. Но у них была своя специфика: они рухнули перед подростковой и молодежной преступностью. Традиционный городской парк с его клубом-кинотеатром, танцплощадкой и аттракционами стал средоточием молодежных и подростковых компаний, которые, как и во всем мире, быстро приобрели характер квазимафиозных структур. Но вряд ли еще где-нибудь в мире столь позорно бессильно проявила себя полиция, как и стоявшее за ней государство. Поэтому пошли по пути наименьшего сопротивления: вывели клуб и дискотеку за пределы парка, свели аттракционы к минимальному набору для малышей, срубили кусты – прикрытие пьяных компаний, проложили широкие асфальтовые аллеи и пустили по ним милицейские патрули. Рост преступности несколько снизился (хотя и не прекратился). Зато парк, как таковой, исчез. На его месте появился сквер для выгула собак, младенцев и стариков. И называть его парком культуры можно только в порядке насмешки.За примерами недалеко ходить. В сотне метров от моего дома и в километре от «Белого дома» правительства России был парк культуры «Красная Пресня» на берегу Москвы-реки. С ним приключилась вышеописанная история и были проделаны все вышеперечисленные операции. Теперь это – всего лишь сквер, зажатый между двумя кварталами строящегося «Московского сити», с его отелями, выставками и небоскребами. Однако в отличие от лондонского сити, Манхэттена в Нью-Йорке и центра Помпиду в Париже, эти кварталы рассчитаны прежде всего на иностранных бизнесменов. Поэтому не будет ничего удивительного, если на воротах сквера между их кварталами появится надпись типа той, что красовалась на воротах европейских сеттльментов в Шанхае 30-х гг. (помните: «Собакам и китайцам вход запрещен!»). Только в данном случае это будут московские туземцы и их собаки.Думаю, что при наблюдаемых тенденциях аналогичная судьба раньше или позже в той или иной степени ждет и остальные городские парки страны.Из многосложной проблематики, связанной с туристско-спортивными учреждениями культуры, хотелось бы остановиться только на трагической судьбе советского массового и профессионального спорта. В общем и целом она схожа с его судьбой в мировом масштабе, но отличается несравненно большей степенью гнусности. Начиналось все во второй половине XIX в. со спортивных площадок аристократии (была, конечно, и многовековая предыстория), продолжилось в первой половине XX в. бурным расцветом массового спорта со стотысячными стадионами, а закончилось во второй половине XX в. столь же бурной деградацией массового спорта, с развитием на его месте спорта профессионального, ориентированного на совершенно иные ценности.Дело в том, что любителю никогда не угнаться за профессионалом, если счет идет только на «голы, очки, секунды». Но и среди профессионалов побеждает тот, кто посвящает спорту всю жизнь без остатка и подчиняет погоне за медалями свое мировоззрение, мораль, характер. Конечно, в результате получается не спортсмен, а гладиатор – с той лишь разницей, что античному гладиатору вспарывали живот после нескольких недель или месяцев подготовки, а современному – ломают кости и жизнь примерно с 18 до 30 лет, иногда раньше, реже позже. После 30—40 лет это обычно просто мешок переломанных костей со «сдвинутой» психикой. Жуткая судьба! Понятно, гладиатор не имеет ничего общего с культурой. Скорее, это антикультура, контркультура, жертва, брошенная на потеху озверевшей толпе. Олимпийское движение попыталось уйти от этого противоречия, формально отмежевавшись от профессионального спорта. Но разве мало способов «притвориться» любителем и профессионально одолеть дилетантов? Получилось сплошное лицемерие…В цивилизованных странах ужасная судьба профессионального спортсмена компенсируется сверхвысокими гонорарами и большой страховкой на случай травм, так что он имеет возможность после нескольких лет нечеловеческих перегрузок уйти на покой в лучах славы и с мешком денег. В тоталитарных странах это относится только к элите – нескольким процентам профессионалов, показавших наивысшие достижения в спорте. Остальные, подобно армейским офицерам в боевой обстановке, получают ордена и денежные премии в случае побед, жестокие нагоняи, доходящие до прямой травли в случае поражений. И, подобно военным инвалидам, обречены на нищенство, когда становятся ненужными.Как ни странно, такая система дает определенный эффект. При прочих равных условиях тоталитарная страна выставляет команду гладиаторов, более отчаянно сражающихся за «очки, голы, секунды», чем команда демократической страны. Вспомните результаты спортсменов ГДР и ФРГ, Северной и Южной Кореи, СССР и США и т.д. Но сегодня положение изменилось: лучших гладиаторов из тоталитарных стран, начиная с России, скупают поштучно западные спортивные клубы. В обозримом будущем нам предстоит увидеть результаты такого «спортивного переселения народов» на международных соревнованиях.Не забудем, что в России, как и во всем мире, кризис всех 12 основных типов учреждений культуры развивается на фоне продолжающегося декаданса литературного, сценического, музыкального, изобразительного и архитектурного искусства. Искусство конца XIX – начала XX века нередко именуется «серебряным веком искусства» – в противоположность «золотому веку» классики предшествующих времен. Следуя той же логике, искусство после Первой мировой войны и до самых недавних времен можно было бы именовать «бронзовым веком»: оно по всем статьям настолько же уступало «серебряному», насколько тот – «золотому». Но на 296протяжении последних 10—15 лет ни в России, ни в любой другой республике бывшего СССР (добавим, ни в Америке, ни в Европе тоже) среди литераторов, артистов, музыкантов, художников, архитекторов не появилось ни одного нового имени, способного соперничать с корифеями хотя бы «бронзового века». Что это? Наступление «железного века культуры» – последнего, в античной традиции, перед «концом света»? Во всяком случае, триумфальное шествие антикультуры наводит на мысли именно об этом – ведь оно не может длиться бесконечно, поскольку антикультура, в противоположность собственно культуре, носит быстро разрушающий общество характер.Сменится ли затянувшийся декаданс новым Ренессансом? Этот вопрос выходит за рамки российской проблематики и носит общемировой характер. Мы специально рассматриваем его в монографии «Альтернативная цивилизация: почему и какая?» (1998). Здесь отметим лишь, что продолжающийся декаданс искусства обостряет кризис культуры и ускоряет ее деградацию.Тот же характер носят аналогичные тенденции в культуре питания, одежды, жилища, общения, знаний, труда. Всюду упадок заслуживающих уважения вековых народных традиций – с одной стороны, элитарных («интеллигентско-аристократических») – с другой. Всюду на первый план выпирают чисто животные инстинкты, стадность, пошлость, неспособность к общению без допинга в виде спиртного или другого наркотика, бесстыдное невежество и столь же бесстыдная недобросовестность в труде. Все это придает видению культуры обозримого будущего прямо-таки апокалипсический характер.А виден ли свет в конце туннеля?Как уже говорилось, здесь вряд ли уместно рассматривать тенденции и перспективы развития культуры в общемировом масштабе. Что касается России и других посттоталитарных стран, то судьба культуры в них целиком зависит от того, насколько далеко уйдут эти страны от тоталитаризма. Это настолько само собой разумеется, что вряд ли стоит развивать такую тему детальнее. Более интересен, на наш взгляд, другой вопрос: возможна ли, при прочих благоприятных условиях, такая социальная организация деятельности учреждений культуры, которая позволила бы им (повторяем: при благоприятных условиях!) скорее выйти из кризиса и, так сказать, нормализоваться? Мы склонны ответить на такой вопрос положительно и полагаем, что знаем, какая именно: она называется «сеть клубов по интересам».Два десятка лет назад в двух научных городках на разных концах СССР почти одновременно возникли два семейных клуба особого, примерно одинакового типа. Оба состояли из 20—30 секций. Одна – ведущая, в ней занимались практически все члены клуба (несколько сот семей, включая супругов и их детей). Другие – факультативные, в которые приходили те или иные члены семьи. Ведущая секция (в одном случае это была стрельба из лука, в другом – туризм) сплачивала семьи в единый коллектив. Факультативы обеспечивали широкий круг интересов и, вместе с тем, позволяли членам семьи обмениваться новостями, интересными для всех. Результат оказался поразительным: члены клуба по всем основным социальным показателям – начиная с пьянства, конфликтов, разводов и кончая удовлетворенностью жизнью – на целый порядок стояли выше «прочей» публики.Не будем здесь вдаваться в детали особенностей эволюции подобного рода клубов. Это вывело бы нас далеко за рамки предпринятого изложения. Заметим лишь, что в таких клубах нам видите? «точка опоры», чтобы «повернуть» культуру от кризиса к более или менее нормальному состоянию.Можно представить себе, например, клуб подписчиков какой-либо газеты, журнала, книжного издательства. Его члены образуют как бы парламент, который избирает главного редактора и требует с него отчета за действия его аппарата. Тогда газета, журнал, издательство обретают «костяк» читателей, на который опираются в финансовом отношении, на который ориентируются в своей работе и с позиций которого влияют на общество, расширяя круг подписчиков.Можно представить себе и «клуб друзей» какой-то определенной радио– или телепрограммы, с теми же результатами.Можно представить себе «клуб друзей» какого-то определенного театра, составляющих основной костяк зрителей, которые участвуют в обсуждении репертуара и прошедших спектаклей, помогают театру выжить материально и, главное; морально.Можно представить себе и кинотеатр одного из клубов по интересам, где показу кинокартины предшествует встреча (или хотя бы «киноролик») с создателями фильма, а после показа разгорается дискуссия, не менее интересная, чем сам фильм. Излишне говорить, насколько благотворно это должно сказаться на киноискусстве.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59