душевые поддоны 80 80
Вот на такой печальной, безысходной ноте закончилась наша встреча с епископом Хрисанфом. И все же мы не теряли надежды, хотя и отлично понимали, как нелегко будет подниматься нашей стране из того немыслимого развала, в который ввергли ее «демократы», и с какими трудностями столкнется народное правительство, которое придет на смену Ельцину. Придется выдержать жесточайшее давление Запада, главное, США и международного сионизма: шантаж, угрозы, инсинуации, клевету и, возможно, диверсии спецслужб, агентурой которых кишмя кишит Россия.
Поправив здоровье мамы и убедившись в бесспорной эффективности нашего врачевания, я начала приглашать больных в мастерскую Алеши. Первые недели пациентов было не густо, но потом по мере того, как слух о чудодейственном экстрасенсе — так меня стали рекламировать мои первые пациенты — начал быстро расползаться, так что пришлось даже Алешу подключать к врачеванию. Плату мы брали очень сносную, а некоторых лечили бесплатно. Между тем Алеша всерьез занялся работой над монументом позора. Через своих знакомых журналистов я раздобыла имена военных Иуд, активных участников в расстреле Парламента. А к тому же 19 января уже нового 1994 года в «Правде» были опубликованы стихи известного публициста-патриота фронтовика Владимира Бушина «Как живется вам…», точнее его письмо к генералу Борису Полякову, командующему Кантемировской дивизией, чьи танки стреляли по Белому Дому. Мы с Алешей знали Бушина, как острого, язвительного публициста, всегда с восторгом читали его статьи и памфлеты в газете «Советская Россия». А тут вдруг — стихи! Да какие! Это стихотворение произвело на нас ошеломляющее впечатление. Алеша сравнивал его со стихотворением М.Ю. Лермонтова «На смерть поэта». И в самом деле, в нем заложен эмоциональный заряд необычной силы. Его нельзя читать про себя, хочется читать вслух и на миллионную аудиторию. И со слезой, со священным гневом. Я хочу привести его здесь полностью.
«Как живется вам, герр генерал Поляков,
В вашей теплой, с охраной у входа квартире?
Как жена? Как детишки? Достаток каков?
Что тревожит, что радует вас в этом мире?
Вы довольны ли суммой, отваленной вам.
Из народной казны за народные жизни?
Или надо еще поднатужиться нам -
Всей слезами и кровью залитой Отчизне?
А довольны ли ими полученной мздой
Сослуживцы, что били по Белому Дому,
Офицеры Ермилин, Брулевич, Рудой?
Или надо накинуть хотя б фон-Рудому?
А повышен ли в звании Серебряков?
Неужели остался в погонах майора?
А его одногодок майор Петраков?
А как вся остальная кровавая свора?
А Евневич, Таманской гвардейской комдив,
Навещает ли вас, боевого собрата?
Вспоминаете ли с ним, по стакану хватив,
Как в тот день вы громили народ Сталинграда?
Говорят, горько запил майор Башмаков,
Повредился умом капитан фон-Баканов.
Или это лишь россказни для простаков,
Совесть ищущих даже в душе истуканов
Сладко ль спится теперь по ночам, генерал,
С боевою подругой в двуспальной постели?
Или слышится голос, который орал:
«В плен не брать! Если даже бы сдаться хотели!»
Или видится вам, лишь глаза призакрыл,
С выражением смертного страха и боли
Девятнадцатилетний студентик Кирилл
И шестнадцатилетняя школьница Оля?..
Вы не стары сейчас, вы пока что нужны.
Но настанет пора — и отправят в отставку.
И захочется вам позабыть свои сны,
Тихо войти во двор и присесть там на лавку.
А потом захотите и к тем старикам,
Что «козла» во дворе забивают часами, -
Это отдых уму и усталым рукам,
По которому вы стосковались и сами.
Подойдите, приветливо вскиньте бровь,
О желании сблизиться скажете взглядом.
Но на ваших руках вдруг увидят все кровь;
И никто не захочет сидеть с вами рядом.
Может быть, вам при этом не бросят в глаза
Возмущенного, резкого, гневного слова
Но по лицам как будто метнется гроза,
И поспешно оставят вас вроде чумного.
Вы возмездье страны заслужили давно.
Вам Иуда и Власов — достойная пара.
Но когда старика не берут в домино,
Это, может быть, самая страшная кара.
Хоть в глаза вас никто до сих пор не корил,
Но какая у вас проклятущая доля!
Ведь стемнеет — и снова студентик Кирилл
И шестнадцатилетняя школьница Оля.
Вот и все, что хотел я сказать, генерал.
Это ныло во мне словно старая рана.
Ты гвардейской дивизии славу продал -
Так прими на прощанье плевок ветерана».
Имена всех этих выродков, названных Бушиным, и, конечно, главных бесов, в том числе Ельцина, Грачева, Ерина, Кобеца, Волкогонова, Алеша вырубит на обелиске «Позора». Люди должны знать не только героев, творивших Добро, их благородные деяния, но и мерзавцев, носителей Зла, содеявших подлости, запятнавших себя невинной кровью. Алеша говорит, придет день — а он недалек — и новое народное правительство расформирует полки и дивизии, обесчестившие себя позором в эти кровавые октябрьские дни девяносто третьего года и поставит памятник Софринской бригаде, отказавшейся стрелять в народ.
С того дня, как мы попали к иноплянетянам, мы спали без сновидений. Это нас удивило: ведь прежде и Алеша, и я все ночи, что называется «без выходных» проводили как бы в волшебном мире. И вот год с лишним без сновидений, о которых мы уже начали забывать. Но сегодня одновременно мне и Алеше во сне явился Ангел. Собственно как и на вселенском корабле мы его не видели, а только слышали его речь, обращенную к нам, его такой мелодичный, чистый, ровный, звучный голос. Он говорил: «Россия погружена во мрак и кровь. Сатана торжествует, бесы ликуют. Оболганный и опаленный народ молчит, как ленивый глупец, не желающий думать и соображать, не умеющий отличать правду от лжи, Добро от Зла, соотечественника от беса-чужеземца. И ждут его горшие испытания и беды. На русскую землю придут иноземные войска, призванные иудами — бесами и выродками. Они пленят ваше воинство, захватят и грозное оружие, и покорят непокорных патриотов, не сумевших друг друга понять и погрязших в мелочных дрязгах и спорах. И голос праведного витии „Восстань, народ славянский!“ заглохнет в неистовой свистопляске бесов, заполняющей эфир грязным потоком лжи. И Россия перестанет быть, как государство и великая держава, и непроснувшийся народ обращен в рабство, и набросятся на его богатства, его земли и недра чужеземные хищники-пришельцы и будут терзать их, пить соки и кровь земли русской, православной, и наступит великий глад и мор славянскому люду и всем иным народам, испокон живущим на святой Руси — наследникам Магомета и Будды. И восторжествуют сны израиливы и продавшиеся им выродки — лакеи, и будут праздновать Пурим в Московском Кремле и в синагоге, построенной на Поклонной горе. Это будет жестокая кара народу, прославившемуся доверчивостью и добротой, поверившему сладким сказкам лжепророков, не пожелавшему разглядеть бесов, укрывшихся русскими именами».
Он умолк, и в тот же миг мы оба проснулись. Такое пророчество, недоброе, страшно меня бросило в дрожь. Значит, безысходность и никаких надежд, даже просветов не нашлось в словах Ангела. Более того, если в начале речи слова его были мягкими, спокойными и ровными, постепенно они становились все жестче и под конец в них звучали металл и укоризна. Укоризна нам, народу русскому. И никакого намека на явление вождя — спасителя, которого мы с Алешей ежедневно, ежечасно ждем, принимая жаждущих исцеления. Мы внимательно присматривались к своим пациентам, выслушивали их, рассказывали им о бесах и выродках, погубивших наше Отечество, но не находили того, кого с волнением нетерпеливо ждали. И ждем, несмотря на беспросветное предсказание Ангела в сновидении. Потому что на яву, во Вселенной, он говорил нам совсем другое, что явится на Руси здоровый, неподкупно честный и справедливый человек и возглавит все сущие народы российские на священную битву с бесовским Злом. Значит, не пришло его время. Но чувствуем всем существом своим его приближение. Он придет, непременно. И скоро. И в жестокой битве народа с бесами и выродками начнется не легкое, но благое дело по спасению и возрождению России.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41