Иванов позвонил Дмитрию Михеевичу, и тот охотно согласился: ему было интересно еще раз встретиться с епископом, который произвел на генерала приятное впечатление своей сдержанностью и благочестием.
Владыка Хрисанф жил в двухкомнатной кооперативной квартире, обставленной довольно скромно. В двадцатиметровой гостиной, где к приходу скульптора и генерала уже был накрыт стол на три персоны, сверкала игрушками и разноцветными лампочками нарядная елка. Глухую стену гостиной от пола до потолка занимали книжные полки. Солидная библиотека владыки состояла главным образом из художественной литературы — русской и зарубежной классики. Отдельная полка была отведена для поэзии. Епископ любил стихи, и сам пробовал свои силенки в этом литературном жанре, но в печать не предлагал. Из советских изданий выписывал «Русский вестник», «Независимую газету» и журнал «Слово». Последние номера этих изданий легли на журнальном столике рядом с телевизором и торшером. В углу под иконой за синим стеклом мерцал тихий огонек лампадки, и мягкий луч его трепетал на строгом лике Спасителя. На противоположной библиотеке стене между двух окон помещены две иконы в скромных окладах — Николы Мирликийского, по-народному — Угодника, особо почитаемого в русском православии, и преподобного Сергия Радонежского. На торцовой стене в изящной золоченой рамочке отлично выполненная репродукция рафаэлевской «Сикстинской мадонны».
Алексей Петрович, как и генерал, впервые были в доме владыки, и оба они, хотя и каждый по-своему, с любопытством разглядывали обстановку в квартире архиерея. В обстановке жилища, как в зеркале, отражается характер хозяина. Иванов знал о широком кругозоре епископа, о его пристрастии к поэзии и теперь воочию увидел истоки его эрудиции, глядя на богатую библиотеку. Дмитрий Михеевич обратил внимание на такие резко противоположные по своим позициям издания, как «Русский вестник» и «Независимая газета», и подумал: «Вот от чего у него каша в голове». Генерал считал, что, прикрывшись названием «независимая», чтобы придать себе видимость респектабельности и объективности, ловко впрыскивает в мозги даже грамотных, образованных читателей ядовитый вирус антикоммунизма и антисоветизма.
Алексей Петрович остановился перед лампадкой, с умилением глядя на голубой огонек. Сказал подошедшему к нему генералу:
— Как красиво.
— А взгляд у него суровый. Он, небось, думает и осуждает: «До какого позора докатились вы, русские люди? Антихристов приняли за пророков», — молвил генерал.
— Ты о чем? — не понял Иванов.
— Да я вот смотрю на Христа. Как же он мог позволить антихристу издеваться над православным людом?
— Это все за грехи наши, — отозвался владыка, услыхав их диалог. — Много мы грешили, от веры отступились. Потому и он отступился от нас. — И широким жестом в сторону стола пригласил: — Прошу вас, друзья. Отметим Рождество спасителя нашего.
Сегодня епископ Хрисанф, облаченный в белую рясу с панагией на широкой груди, выглядел внушительно и празднично. Просветленное лицо его сияло свежестью и здоровьем, в глазах светилась радость и благоденствие. Брошенные перед лампадкой реплики Алексея Петровича и Дмитрия Михеевича, а также замечание владыки «за грехи наши» послужили началом серьезного разговора за трапезой.
— Да ведь страдают не только православные, — сказал Иванов — В Нагорном Карабахе льется кровь мусульман и христиан — азербайджанцев и армян. Гибнут невинные. А из-за чего? Кто толкнул их на братоубийство? Кому это выгодно?
— Теперь, пожалуй, и не найдешь виноватого, кто первый бросил спичку и вызвал пожар, — заметил владыка.
— Почему не найдешь? — возразил генерал. — Тут нет никакой тайны, никакого самовозгорания. И кому выгодно — тоже не секрет.
Владыка устремил на генерала выжидательный взгляд, полный искреннего, почти детского любопытства.
— Один мой знакомый генерал — армянин по национальности, женатый на русской, как-то сказал мне, что в характере армян есть довольно странная черта: селиться вне своей территории, — продолжал генерал. — Армяне разбросаны, впрочем, как и евреи, по всему миру.
— Этнически они, как и евреи, семиты, хотя исповедуют христианство, — вставил владыка и тут же извинился, что перебил.
— Кстати, по богатству армянская община идет второй после еврейской, — продолжал генерал. — Очень амбициозный народ. Вот этими амбициями и воспользовались американские стратеги для разжигания национальной вражды в СССР. Это была их давнишняя мечта. Теперь же в обстановке перестройки они и решили бросить армянскую спичку. Они все учли и рассчитали там, за океаном, в своих стратегических научно-исследовательских центрах и фондах — и географический фактор, и амбициозное национальное высокомерие, и наличие в самой Армении экстремистских группировок, и тот прискорбный факт, что в команде Горбачева создалось мощное армянское лобби. Вспомните поездку Горбачева в США, встречу его с представителями армянской общины в Америке, сувенирчик, который армяне преподнесли первой леди СССР, и как Райка в ответном слове благодарности несла ахинею, вроде: «Этта икона свидетельствует о… друж-бе советского и армян-ско-го народов». — Он пытался пародировать речь Раисы Максимовны. — А между прочим, в то время еще была советская Армения и советские армяне. Всю эту кашу с Нагорным Карабахом заварили армянские экстремисты. Погасить конфликт можно было в самом начале решительными действиями президента Горбачева. Но это было не в его интересах, вернее не в интересах окружавшего его армянского лобби. Не в интересах западных спецслужб, у которых Горбачев был марионеткой…
Генерал самоуверенно замолчал. Он считал свою версию неуязвимой, но владыке она показалась неубедительной, поскольку генерал не привел никаких доказательств.
— А вы не упрощаете? — очень вежливо спросил владыка. — У вас есть какие-то факты, подтверждающие ваши слова? До Карабаха, как мне помнится, был Сумгаит…
— Ну и что? Какое это имеет отношение к Карабаху? — решительно возразил генерал.
— По-моему, ты, Дмитрий Михеевич, смотришь на проблему слишком прямолинейно, — поддержал епископа Иванов и, чтобы не превращать этот сложный запутанный вопрос в дискуссию, добавил: — Самое мерзкое, что из-за чьих-то амбиций, из-за националистических экстремистов льется кровь невинных, беззащитных, беспомощных.
— Да-да, вы, Алексей Петрович, совершенно правы. Все по Евангелие: «И восстанут народ на народ…»
— Так что ж, выходит, это рок, воля судьбы, владыко? — сказал Иванов, но епископ не успел ответить, генерал его опередил:
— Какой там к черту рок!
— Не чертыхайся в святой обители, — с улыбкой напомнил Иванов, — не богохульствуй.
— Прошу извинить меня, владыка, — смутился генерал.
Епископ снисходительно сделал вид, что не заметил, и тут же продолжал отвечать Алексею Петровичу:
— Если хотите, то в определенном смысле предначертание судьбы. Мина, которая сегодня взорвалась в нашей стране, была заложена в октябре семнадцатого.
— Каким образом? Не вижу связи, — сказал Якубенко.
— Революция насильственно бросила народ в безверие, — все так же ровно отвечал владыка. — Наш народ веками воспитан в вере, она стала неотъемлемой частью духовности, его нравственного облика. «Не укради, не убий» проповедовала церковь. Революция развязала в человеке животные инстинкты, отпустила нравственные тормоза, разрешила и красть, и убивать.
— Извините, владыка, а разе до революции не крали и не убивали? — В голосе генерала звучали торжествующие нотки. Он решил, что своим вопросом загнал оппонента в угол. Но владыка нисколько не смутился, словно даже ожидал этой реплики:
— Было, но не как правило, а как исключение. Там преступник осознавал, что он делает плохо, и часто истинно раскаивался. Вы, наверное, знаете притчу о двенадцати разбойниках и их атамане Кудияре? В народе она утверждалась как песня. Ее превосходно исполняет Евгений Нестеренко. У меня есть диск с записью, и мы можем затем послушать. Так вот — после революции люди творили зло, будь то в гражданскую войну или в последующие годы, и не признавали, что они творят зло, напротив, были убеждены, что творят добро, потому что были лишены духовного начала: все, мол, дозволено, и пошел брат на брата. — Иванов слушал их без особого интереса и не хотел новой бессмысленной, как он считал, дискуссии: все равно каждый останется при своих убеждениях, при своей вере. Он понимал, что сегодня люди остро чувствуют и переживают трагедию страны и народа и при встрече друг с другом только об этом и говорят, и каждый вслух или мысленно спрашивает: а что будет дальше, когда и чем окончится этот бардак? И как во время их встречи в его квартире-мастерской Алексей Петрович решил, как говорится, «сменить пластинку».
— Друзья! — сказал он бодрым, веселым голосом и обвел дружеским взглядом хозяина дома и гостя. — А можем мы хоть один час не говорить о политике?
— Не можем, и не только не говорить, но и думать не можем, потому что дело идет о судьбе каждого из нас и всей страны, — ответил ему генерал.
Иванов скорбно вздохнул и устремил задумчиво-мечтательный взгляд в сторону лампады. Спокойный тихий огонек изредка моргал легкой вспышкой и навевал благостное умиротворение души. Иванову хотелось отрешиться от бесовской суеты, от мерзостей перестроечного бытия, погрузиться в покойное созерцание нерукотворной красоты природы, непостижимой величавости мироздания. Мысли его спугнул тихий и ясный голос владыки:
— Настало время подумать о душе. До сих пор мы заботились о плоти, а душу отдавали на растерзание дьявола.
— Если вы под дьяволом имеете в виду Останкинскую башню, то я с вами полностью согласен, владыка, — миролюбиво сказал генерал.
«Нет, не можем не говорить о политике не только час, но и минуты», — сокрушенно подумал Иванов и сказал, обращаясь к Дмитрию Михеевичу:
— Мы с владыкой верим в бессмертие души, а ты — генерал Якубенко, веришь?
— В каком смысле? Как понимать? — Несколько удивленный взгляд Дмитрия Михеевича устремлен на епископа. Тот отвечал сразу:
— Умирает плоть человека. Душа же отделяется от тела и уходит во Вселенную. Человек продолжает жить в другой сфере. Через много лет или столетий душа его вновь появляется на нашей грешной земле во плоти другого человека.
Владыка умолк и направил на генерала тихий просветленный взор. Якубенко молча размышлял. Он уже прежде слышал это от Алексея Петровича. Брошенная тогда в его душу подобная мысль не была им всерьез воспринята. Он счел ее приятной фантазией, поскольку она не имела под собой доказательства. Теперь же, глядя на «Сикстинскую мадонну» пытливо и почтительно, он проговорил медленно и тихо, как бы рассуждая с самим собой:
— Выходит, что есть этот и тот свет. Этот мы знаем. А тот, загробный? Кто его видел? Слышали многие, но никто не видел. Где свидетельства? Предоставьте мне их, и я поверю. Ведь что получается…
Он не закончил фразу, продолжая напряженно думать. Иванов, воспользовавшись паузой, сказал:
— А то получается, что мы с вами когда-то уже жили на земле, то есть души наши, только во плоти других людей. Это отчасти подтверждают сновидения. Вот и в прошлую ночь мне снился знакомый поселок — он снится мне уже лет двадцать, — которого в действительности в нашей округе нет, с улицей, по которой я много раз хаживал — во сне, разумеется, — с двухэтажной дачей, которой наяву у меня никогда не было. При том я знаю хорошо все комнаты, обстановку в них знаю до мельчайших подробностей. С камином в большой комнате. Я часто зажигаю огонь в камине, ко мне заходят соседи, я каждого знаю по имени. А проснусь — все исчезает из памяти. И прежде всего — имена.
— Ну а подлинные, земные знакомые тебе снятся? Со мной ты встречался когда-нибудь во сне? — спросил Якубенко.
— Снятся и земные, и с тобой встречался. И владыку однажды видел.
— Говорят, что священнослужители снятся к неудаче, — заулыбался епископ.
— Не знаю, такого не слыхал. А вот видеть мясо, рыбу — это уж непременно к болезни, — сказал Иванов и воодушевившись продолжал: — А иногда бывают во сне странные превращения. Ну, например, едешь на лошади, где-то остановился, присел отдохнуть и лошадь присела. Потом вдруг лошадь заговорила человеческим языком и ты уже видишь, что это не лошадь, а твой знакомый или знакомая. И ты нисколько не удивляешься такому превращению, даже не замечаешь подмены, будто так и должно быть, естественно.
— А я редко вижу сны, — признался Якубенко. — Раньше в молодости летал. Во сне летал свободно и легко.
— В молодости все летают, — вставил владыка, наполняя рюмки коньяком. — Подпрыгнул, взмахнул руками и полетел. Или из окна многоэтажного дома безбоязненно прыгаешь и летишь. При этом соображаешь, что это не наяву. А вообще, друзья, мы редко задумываемся о человеке, его сущности в этом мире и во Вселенной. О сотворении мира и его творце. Мы грубо отметаем все, что не можем объяснить в силу скудности своего разума. Явления, которые мы называем аномалией, — они для меня, бесспорно, божественного происхождения.
— Что вы имеете в виду? — заинтересовался генерал.
— Ясновидение и иные силы, которыми Господь награждает отдельных избранных чад своих. Это Божья благодать с наибольшей силой проявилась в деяниях сына Божьего Иисуса Христа. И среди его современников были неверящие в чудодействия спасителя, как есть они и сегодня, и были всегда на протяжении без малого тысячи лет. Ведь есть же и сегодня ученые, которые вопреки достоверным фактам и свидетельствам очевидцев не верят в появление на земле инопланетян, небесных ангелов.
— А вы верите, владыка? — спросил генерал.
— Я верю фактам и свидетельствам, которых более чем достаточно. Инопланетяне были замечены почти во всех регионах планеты. Над Бельгией несколько раз. Штаб военно-воздушных сил даже привел точные, конкретные факты: форма НЛО, размер, скорость полета. Между прочим, большинство из них имеют треугольную форму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41