https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/dlya-vanny/na-bort/na-1-otverstie/
толстяк только что открыл свои карты. Открыл три… четыре туза.
– Что дальше? – спросил толстяк.
Педик засмеялся.
Итальяшка кивнул.
Да-а… Какое уж тут, на хрен, дальше? У одного четыре короля, что, во-первых, почти, мать твою так, невозможно само по себе и, во-вторых, почти, мать твою эдак, невозможно побить. А другой за тем же столом не просто бьет, а бьет аккурат четырьмя тузами.
– Что дальше? – повторил слова толстяка Джон, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что только к… Дениз.
Дениз, или как там ее звали, ничего ему не ответила. Не ответила, потому что ее не было. Не было рядом. Рядом с ним. Она продефилировала через всю комнату к итальянцу и, повиснув у него на плече, с видом «ах ты, глупыш» улыбнулась Джону.
Девушка.
Девушка, которая ластилась к нему, когда он выигрывал в покер во «Фламинго». Девушка, которой всегда было известно, где играют по-настоящему. Итальянец, знать не знавший Джона, но предложивший поставить за него. Толстяк с четырьмя тузами.
Джон почувствовал себя глупым котом, угодившим под грузовик, когда до него наконец дошло:
– Ты подставила меня! Ты, маленькая сучка!
– Зачем же так грубо, – встрял итальянец, внезапно преобразившийся в галантного кавалера. – Не надо с ней так разговаривать.
– Конечно, ведь я разговариваю с твоей девушкой, да? Она ведь твоя, да? И педрила этот твой. Ты тоже педик долбаный, или как?
Смех оборвался. Все молчали, а Джон и подавно. Он не был крутым. Никогда. Да и момент для демонстрации крутизны не самый подходящий. Текли секунды. Затем итальянец выдавил из себя нечто вроде улыбки:
– Значит, думаешь, это подстава? Значит, так думаешь?
– Да. Ты с этой сучкой каждый вечер выходишь в город…
– Слышь, я уже, кажется, сказал тебе…
– Она отсасывает у таких ребят, как я, ты разрешаешь нам немного помечтать, поверить, что мы выигрываем, но стоит нам поднапрячь яйца, как ты их отрезаешь. Пятнадцать-двадцать штук с человека. Отличный бизнес. Высший класс. Дешевкам вроде тебя только это и по силам. Неудивительно, ведь Дино и Сэмми больше нет.
Да, конечно, не самый подходящий момент строить из себя крутого. Но зато – какие ощущения!
Итальянец улыбался. Не от счастья, не тепло и не по-дружески. Просто улыбался. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заговорил:
– Возможно, тебе нравится так думать. Наверное, сопляк хренов, так тебе легче проигрывать, – полагая, что весь мир ополчился против тебя. Ты ведь у нас особенный, аж глаз не оторвать, потому подлые кидалы и выбрали из тысяч именно тебя, а потом покатались на тебе, как на пони. Ну что, полегчало? Впрочем, попробуем взглянуть на это с другой стороны: маленький чертов умник, ты приезжаешь в город – мой город – в застиранных рабочих штанах, с челкой набекрень, убежденный, что ты пуленепробиваемый, что ты можешь покормить акулу и при этом с тобой ничего не случится. Только не вышло. Никакой ты не особенный. И в картах ты понимаешь не больше, чем священник в шлюхах. По-моему так. – Итальянец потер свой розовый перстень: большой, сверкающий, аляповатый, как все розовые перстни. – Но ты сел играть, ты открыл карты, и теперь вся эта мутотень уже не имеет значения. Не важно, мы тебя облапошили, или ты, уж извини, сам нарвался. Ты проиграл, за тобой должок, и я хочу получить свои деньги.
Джон испепелял итальянца взглядом. Капля пота попала ему в глаз, и он вздрогнул.
– Я… У меня нет при себе наличных.
– Да?
– Были бы, не пришлось бы…
– Но деньги у тебя есть.
– Что?…
– Деньги. У тебя есть деньги. Ты бы не рискнул играть, зная, что не можешь покрыть ставку.
– Нет. В смысле, я бы не рискнул играть, зная…
– Хочешь выписать чек? Я возьму чек. Не сомневаюсь, что тебе можно доверять. Выписывай на мистера Веши.
– Я не могу выписать чек. Мне нужно…
Опять! Опять этот чертов педик со своим идиотским смехом. Останься Джон с ним на пару секунд с глазу на глаз, он бы…
Итальянец прервал ход его мыслей:
– Так у тебя есть деньги? Наличные?
– Да…
Естественно, как само собой разумеющееся:
– Неси сюда.
Джон с трудом поднялся. Медленно направился к двери.
– Эй, слышь? – раздался за его спиной голос итальянца, – мне совсем не улыбается за кем-то сегодня гоняться. Дождь будет, а я под дождем по городу за людьми не бегаю, смекаешь, о чем я?
Джон попытался что-то сказать, и в это время девушка подошла к педику. Поцеловала его. Она смотрела прямо на Джона и целовала педика взасос – глубоко и крепко. А он глубоко и крепко целовал ее. Как будто и не педик вовсе. Хотя, может, и педик, а девушка просто демонстрировала Джону, что скорее даст педику, чем ему.
Не важно.
Ей хотелось пнуть его, и у нее получилось.
Джон ушел.
Начинался дождь.
Домой, на улицу Парадиз, он добрался быстро. Даже несмотря на то, что ехал под дождем. Но за это время Джона успела охватить паника, и такая, что не сразу справишься.
О чем ты раньше думал, вертелось у него в голове. Девушка, подстава, да еще это неоновое безумие в городе – любому дураку сразу все понятно. И не впервой ему так вляпываться. В последний раз еле ноги унес, иначе бы сердце вырезали из груди. Тогда Джону повезло – он вышел на людей, которые знали, как помочь ему выбраться из дерьма. Что, если снова им позвонить, мелькнула шальная мысль.
Ну да, можно подумать, они спят и видят, как бы подсобить Джону еще разок. К тому же Брайс отчалил в Лос-Анджелес, а Нед и Джуд… разве не мертвы?
За угол. К подъезду. Джон выскочил из машины и помчался к себе домой. Вообще-то к Гейл домой, но Джон стал называть дом своим, поучаствовав в оплате. Пару-тройку раз. Большую часть все равно заплатила Гейл.
В дом. Гейл сидела так, словно чего-то ждала.
У Джона не было времени на подробности, поэтому он не стал в них вдаваться.
– Сколько у тебя денег? – Времени на обсуждение у него тоже не было, и он сразу взял быка за рога: – Мне нужны деньги. Столько, сколько сможешь дать. Обещаю, что все верну, когда раздобуду нужную сумму.
Гейл продолжала сидеть. Не шелохнувшись. Не проронив ни слова. Просто сидела.
Паника еще сильнее охватила Джона, он с нажимом повторил:
– Мне нужны деньги, – и пытаясь подсластить пилюлю, добавил: – Детка.
Гейл не реагировала на его слова. Неподвижная, будто скала. Наконец процедила сквозь зубы:
– Сегодня наша годовщина.
Джон попытался переспросить «Что?», но смог только безмолвно выдохнуть воздух. На один удар сердца все вокруг замерло. Он посмотрел на Гейл. На ее ноги и юбочку, в которой она работала официанткой в отеле где-то в центре, там они впервые встретились. У нее были отличные ноги. Не то что у моделей, чьи из ушей растущие ходули напоминали веретено и при порыве ветра, казалось, вот-вот треснут пополам. У Гейл были крепкие, стройные, сильные ноги. Просто загляденье. Отличные ноги для женщины ее возраста, хотя Джон не знал точно, сколько Гейл лет. Она была азиаткой, а азиатки всегда – как правило – выглядят моложе. И все же для ее возраста… Ведь у нее уже появилась седина. Серебряные ручейки, струящиеся по черной глади густых пышных волос. Одно из двух, думал Джон: либо Гейл старше, чем он предполагал, и Господь наделил ее лучшими ногами, какие когда-либо видел свет, либо она еще очень молода, просто относится к тому типу женщин, у которых седые волоски появляются по любому поводу. И в том и в другом случае можно было всласть фантазировать, и Джону не хотелось расспросами все испортить.
Гейл вернула Джона на землю:
– Сегодня наша годовщина, а ты заставил меня ждать.
На лице у Джона застыл немой вопрос: «Что за хрень ты несешь, о чем это ты?»
– Что за хрень ты несешь, о чем это ты? – сказал он вслух.
– Восемь месяцев. Ровно восемь месяцев со дня нашего первого свидания.
О чем это она? Сейчас там Оушен с друзьями сидит и ждет свои тринадцать штук, готовый выпустить Джону кишки, а она несет невесть что.
– Ты меня слышала? Меня ждут люди, которые…
– А ты меня слышал? Сегодня восемь месяцев со дня нашего первого свидания, а я сижу тут как дура и жду весь вечер.
Никакая паника, парализовавшая все его существо, не шла в сравнение с этим. Не важно, кто ты – король Англии или уличный бродяга. Если у тебя есть подруга, она может вылить на тебя какое-нибудь чудовищное, ненормальное, ошеломляющее дерьмо, которое заставит тебя забыть обо всем на свете. Чтобы расстаться с женщиной, достаточно увидеть, как кто-то другой за карточным столом открывает расклад выше твоего.
– Восемь месяцев не сегодня.
– Сегодня.
– Не сегодня. Я приехал в Вегас год назад и в первую же неделю своего пребывания в городе познакомился с тобой.
– Я знаю. Неужели ты думаешь, что я не помню этого? Я не сошла с ума. Сегодня годовщина не нашей первой встречи. Сегодня годовщина нашего первого настоящего свидания.
Джон подумал о гомике, который сидел с ним за карточным столом. Может, быть гомиком не так уж и плохо. Голубые, наверное, действительно счастливы. Два парня, живущие вместе, имеют общие интересы, занимаются мужскими делами, понимают друг друга как мужчина мужчину. А ему надо разбираться с женщиной.
– Первый раз… Гейл, мне нужны деньги. Меня сейчас не волнует, когда мы встретились или когда мы… – Джон сплюнул и продолжил: – Мне нужны деньги!
Взгляд Гейл изменился. Так меняется взгляд у женщины, когда она хочет что-то спросить у промокшего под дождем и требующего денег бой-френда. Так меняется взгляд у женщины, почувствовавшей что-то неладное, а женщины всегда что-нибудь такое чувствуют. Всегда. У них это в крови. Женщины не могут иначе.
Гейл подошла к Джону.
Джон невольно отступил назад, слишком решительно она подошла.
Гейл на секунду закрыла глаза. Только на секунду. А когда снова открыла, в них пылал адский огонь.
– Ты был с женщиной.
– Что… я… что ты?…
Именно так ведут себя пойманные с поличным. Они вздыхают, закатывают глаза, делают вид, что не понимают, о чем речь. И так всегда. У них это в крови. Мужчины не могут иначе.
– Да ты весь пропах ею, Джон, и запах у нее дешевый. У нее запах двухдолларовой шлюхи, которая готова лечь под кого угодно.
– Я… почему ты…
– Признайся. Признайся, ты был с женщиной!
Деньги, парень. Надо вернуться к деньгам. Признайся и снова скажи про деньги.
– Да, ты права, я действительно встречался с девушкой, но это…
– У нас сегодня годовщина, а ты был с другой?!
– Сегодня не… хорошо, сегодня у нас годовщина, а наша первая встреча? Как же наша первая встреча? Дерьмо собачье. Дерьмо собачье, а не годовщина!
– Только не для меня! – Глаза у Гейл покраснели. Скоро они увлажнятся, а потом потекут слезы. Чертовы слезы.
Джон упорствовал:
– Восемь месяцев. Это даже не год. Был бы год, я бы еще понял. Гейл, девушка… Я играл, она просто была рядом. Вот что я пытаюсь тебе сказать, карточная игра. Я проиграл, проиграл очень много, и не тем людям. Мне нужны деньги, и я… Господи боже, мне нужны деньги!
– В любой другой вечер я бы стерпела. Но сегодня?… В день нашей годовщины?!
Правда. Вот к чему приводит правда. Правда несет с собой только боль, и жжение в груди, и проблемы. Если тебе кто-то нужен, если ты кого-то любишь и в то же время не хочешь слишком сильно страдать, – правде нет места в отношениях, разве что когда старая добрая ложь вовремя не приходит на ум.
Гейл была на грани срыва, но изо всех сил старалась держаться. Так сильные женщины становятся слабыми. Даже Джону, человеку, который душу отдаст под заклад в задрипанный ломбард, лишь бы получить еще денег на рулетку, было больно на это смотреть.
– Я не могу, Джон. Восемь месяцев я снабжала тебя деньгами, а ты продувал все первому встречному ослу. Я уже не так молода, чтобы тратить время впустую, как тратила на тебя. У меня нет восьми месяцев на то, чтобы подыскать себе кого-то, кто, может, не красавец и не слишком крут, но кому не наплевать на меня. Не так уж много я хочу, правда? Немного, но этого хотят все: под конец дня, чувствуя себя заезженной лошадью, знать, что у тебя есть кто-то – где-то – кому ты, черт побери, хоть капельку нужен.
– Гейл, я…
Как только Джон попытался заговорить, Гейл обрушила на него новую тираду:
– МНЕ ТОЖЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ ЧЕГО-ТО ХОЧЕТСЯ! Неужели так сложно понять, что не только у тебя могут быть желания? Тебе нужна другая девушка? Иди к ней! Но только не в мое время. Не в мои личные часы.
Тяжелая тишина. Повисла в комнате и сгустилась как грозовая туча. Даже шепот Джона прогрохотал раскатом грома:
– Извини, Гейл. Пожалуйста, прости меня за то, что я так поступил, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы исправиться. Все, что хочешь. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Если ты мне не поможешь… Я серьезно влип, Гейл. Очень серьезно. – Еще один удар сердца, и – чтобы подтолкнуть: – Пожалуйста.
– У меня на счету около двадцати двух тысяч, – тут же откликнулась Гейл.
– О, боже, милая, спасибо. Мне нужно только тринадцать. И я тебе все отдам. Клянусь, все…
– Ты ничего не получишь.
Джон онемел.
– Ни цента. Ты не получишь ничего.
С превеликим трудом Джон сумел наконец заговорить:
– Ты… не… послушай: я попал. Меня пришьют, Гейл. Меня пришьют, если я не заплачу. Ты должна мне помочь.
Никакой реакции.
– Черт возьми, Гейл, они убьют меня! МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ!
Уже кое-что: на губах Гейл мелькнула едва заметная улыбка. О да, Джона убьют, она смаковала каждую секунду его смерти. В аду нет фурии…
Пол закружился у Джона под ногами. В мгновение ока мир изменился: завертелся, закачался, вышел из-под контроля. Джон очутился в спирали, которая вот-вот утащит его прямо к земному ядру на скорости двести миль в час, и от него ничего не останется, кроме пустой выжженной воронки.
Начиная свой полет к центру земли, Джон кинул прощальный взгляд на мир вокруг. И увидел только Гейл. На ее лице играла улыбка.
В Вегасе день не особо отличается от ночи или, по крайней мере, от вечера. Огни. Бесконечные огни. И темноты слишком мало, чтобы в ней укрыться. Несмотря на толпы народа, несмотря на дождь, на Фремонт-стрит при всем желании не спрятаться.
Джон пытался скрыться.
Он собрал, что имел – все безделушки, все побрякушки, какие только смог найти, и потащил в ломбард, – второй по прибыльности бизнес в Вегасе после казино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18
– Что дальше? – спросил толстяк.
Педик засмеялся.
Итальяшка кивнул.
Да-а… Какое уж тут, на хрен, дальше? У одного четыре короля, что, во-первых, почти, мать твою так, невозможно само по себе и, во-вторых, почти, мать твою эдак, невозможно побить. А другой за тем же столом не просто бьет, а бьет аккурат четырьмя тузами.
– Что дальше? – повторил слова толстяка Джон, ни к кому конкретно не обращаясь, разве что только к… Дениз.
Дениз, или как там ее звали, ничего ему не ответила. Не ответила, потому что ее не было. Не было рядом. Рядом с ним. Она продефилировала через всю комнату к итальянцу и, повиснув у него на плече, с видом «ах ты, глупыш» улыбнулась Джону.
Девушка.
Девушка, которая ластилась к нему, когда он выигрывал в покер во «Фламинго». Девушка, которой всегда было известно, где играют по-настоящему. Итальянец, знать не знавший Джона, но предложивший поставить за него. Толстяк с четырьмя тузами.
Джон почувствовал себя глупым котом, угодившим под грузовик, когда до него наконец дошло:
– Ты подставила меня! Ты, маленькая сучка!
– Зачем же так грубо, – встрял итальянец, внезапно преобразившийся в галантного кавалера. – Не надо с ней так разговаривать.
– Конечно, ведь я разговариваю с твоей девушкой, да? Она ведь твоя, да? И педрила этот твой. Ты тоже педик долбаный, или как?
Смех оборвался. Все молчали, а Джон и подавно. Он не был крутым. Никогда. Да и момент для демонстрации крутизны не самый подходящий. Текли секунды. Затем итальянец выдавил из себя нечто вроде улыбки:
– Значит, думаешь, это подстава? Значит, так думаешь?
– Да. Ты с этой сучкой каждый вечер выходишь в город…
– Слышь, я уже, кажется, сказал тебе…
– Она отсасывает у таких ребят, как я, ты разрешаешь нам немного помечтать, поверить, что мы выигрываем, но стоит нам поднапрячь яйца, как ты их отрезаешь. Пятнадцать-двадцать штук с человека. Отличный бизнес. Высший класс. Дешевкам вроде тебя только это и по силам. Неудивительно, ведь Дино и Сэмми больше нет.
Да, конечно, не самый подходящий момент строить из себя крутого. Но зато – какие ощущения!
Итальянец улыбался. Не от счастья, не тепло и не по-дружески. Просто улыбался. Затем улыбка исчезла с его лица, и он заговорил:
– Возможно, тебе нравится так думать. Наверное, сопляк хренов, так тебе легче проигрывать, – полагая, что весь мир ополчился против тебя. Ты ведь у нас особенный, аж глаз не оторвать, потому подлые кидалы и выбрали из тысяч именно тебя, а потом покатались на тебе, как на пони. Ну что, полегчало? Впрочем, попробуем взглянуть на это с другой стороны: маленький чертов умник, ты приезжаешь в город – мой город – в застиранных рабочих штанах, с челкой набекрень, убежденный, что ты пуленепробиваемый, что ты можешь покормить акулу и при этом с тобой ничего не случится. Только не вышло. Никакой ты не особенный. И в картах ты понимаешь не больше, чем священник в шлюхах. По-моему так. – Итальянец потер свой розовый перстень: большой, сверкающий, аляповатый, как все розовые перстни. – Но ты сел играть, ты открыл карты, и теперь вся эта мутотень уже не имеет значения. Не важно, мы тебя облапошили, или ты, уж извини, сам нарвался. Ты проиграл, за тобой должок, и я хочу получить свои деньги.
Джон испепелял итальянца взглядом. Капля пота попала ему в глаз, и он вздрогнул.
– Я… У меня нет при себе наличных.
– Да?
– Были бы, не пришлось бы…
– Но деньги у тебя есть.
– Что?…
– Деньги. У тебя есть деньги. Ты бы не рискнул играть, зная, что не можешь покрыть ставку.
– Нет. В смысле, я бы не рискнул играть, зная…
– Хочешь выписать чек? Я возьму чек. Не сомневаюсь, что тебе можно доверять. Выписывай на мистера Веши.
– Я не могу выписать чек. Мне нужно…
Опять! Опять этот чертов педик со своим идиотским смехом. Останься Джон с ним на пару секунд с глазу на глаз, он бы…
Итальянец прервал ход его мыслей:
– Так у тебя есть деньги? Наличные?
– Да…
Естественно, как само собой разумеющееся:
– Неси сюда.
Джон с трудом поднялся. Медленно направился к двери.
– Эй, слышь? – раздался за его спиной голос итальянца, – мне совсем не улыбается за кем-то сегодня гоняться. Дождь будет, а я под дождем по городу за людьми не бегаю, смекаешь, о чем я?
Джон попытался что-то сказать, и в это время девушка подошла к педику. Поцеловала его. Она смотрела прямо на Джона и целовала педика взасос – глубоко и крепко. А он глубоко и крепко целовал ее. Как будто и не педик вовсе. Хотя, может, и педик, а девушка просто демонстрировала Джону, что скорее даст педику, чем ему.
Не важно.
Ей хотелось пнуть его, и у нее получилось.
Джон ушел.
Начинался дождь.
Домой, на улицу Парадиз, он добрался быстро. Даже несмотря на то, что ехал под дождем. Но за это время Джона успела охватить паника, и такая, что не сразу справишься.
О чем ты раньше думал, вертелось у него в голове. Девушка, подстава, да еще это неоновое безумие в городе – любому дураку сразу все понятно. И не впервой ему так вляпываться. В последний раз еле ноги унес, иначе бы сердце вырезали из груди. Тогда Джону повезло – он вышел на людей, которые знали, как помочь ему выбраться из дерьма. Что, если снова им позвонить, мелькнула шальная мысль.
Ну да, можно подумать, они спят и видят, как бы подсобить Джону еще разок. К тому же Брайс отчалил в Лос-Анджелес, а Нед и Джуд… разве не мертвы?
За угол. К подъезду. Джон выскочил из машины и помчался к себе домой. Вообще-то к Гейл домой, но Джон стал называть дом своим, поучаствовав в оплате. Пару-тройку раз. Большую часть все равно заплатила Гейл.
В дом. Гейл сидела так, словно чего-то ждала.
У Джона не было времени на подробности, поэтому он не стал в них вдаваться.
– Сколько у тебя денег? – Времени на обсуждение у него тоже не было, и он сразу взял быка за рога: – Мне нужны деньги. Столько, сколько сможешь дать. Обещаю, что все верну, когда раздобуду нужную сумму.
Гейл продолжала сидеть. Не шелохнувшись. Не проронив ни слова. Просто сидела.
Паника еще сильнее охватила Джона, он с нажимом повторил:
– Мне нужны деньги, – и пытаясь подсластить пилюлю, добавил: – Детка.
Гейл не реагировала на его слова. Неподвижная, будто скала. Наконец процедила сквозь зубы:
– Сегодня наша годовщина.
Джон попытался переспросить «Что?», но смог только безмолвно выдохнуть воздух. На один удар сердца все вокруг замерло. Он посмотрел на Гейл. На ее ноги и юбочку, в которой она работала официанткой в отеле где-то в центре, там они впервые встретились. У нее были отличные ноги. Не то что у моделей, чьи из ушей растущие ходули напоминали веретено и при порыве ветра, казалось, вот-вот треснут пополам. У Гейл были крепкие, стройные, сильные ноги. Просто загляденье. Отличные ноги для женщины ее возраста, хотя Джон не знал точно, сколько Гейл лет. Она была азиаткой, а азиатки всегда – как правило – выглядят моложе. И все же для ее возраста… Ведь у нее уже появилась седина. Серебряные ручейки, струящиеся по черной глади густых пышных волос. Одно из двух, думал Джон: либо Гейл старше, чем он предполагал, и Господь наделил ее лучшими ногами, какие когда-либо видел свет, либо она еще очень молода, просто относится к тому типу женщин, у которых седые волоски появляются по любому поводу. И в том и в другом случае можно было всласть фантазировать, и Джону не хотелось расспросами все испортить.
Гейл вернула Джона на землю:
– Сегодня наша годовщина, а ты заставил меня ждать.
На лице у Джона застыл немой вопрос: «Что за хрень ты несешь, о чем это ты?»
– Что за хрень ты несешь, о чем это ты? – сказал он вслух.
– Восемь месяцев. Ровно восемь месяцев со дня нашего первого свидания.
О чем это она? Сейчас там Оушен с друзьями сидит и ждет свои тринадцать штук, готовый выпустить Джону кишки, а она несет невесть что.
– Ты меня слышала? Меня ждут люди, которые…
– А ты меня слышал? Сегодня восемь месяцев со дня нашего первого свидания, а я сижу тут как дура и жду весь вечер.
Никакая паника, парализовавшая все его существо, не шла в сравнение с этим. Не важно, кто ты – король Англии или уличный бродяга. Если у тебя есть подруга, она может вылить на тебя какое-нибудь чудовищное, ненормальное, ошеломляющее дерьмо, которое заставит тебя забыть обо всем на свете. Чтобы расстаться с женщиной, достаточно увидеть, как кто-то другой за карточным столом открывает расклад выше твоего.
– Восемь месяцев не сегодня.
– Сегодня.
– Не сегодня. Я приехал в Вегас год назад и в первую же неделю своего пребывания в городе познакомился с тобой.
– Я знаю. Неужели ты думаешь, что я не помню этого? Я не сошла с ума. Сегодня годовщина не нашей первой встречи. Сегодня годовщина нашего первого настоящего свидания.
Джон подумал о гомике, который сидел с ним за карточным столом. Может, быть гомиком не так уж и плохо. Голубые, наверное, действительно счастливы. Два парня, живущие вместе, имеют общие интересы, занимаются мужскими делами, понимают друг друга как мужчина мужчину. А ему надо разбираться с женщиной.
– Первый раз… Гейл, мне нужны деньги. Меня сейчас не волнует, когда мы встретились или когда мы… – Джон сплюнул и продолжил: – Мне нужны деньги!
Взгляд Гейл изменился. Так меняется взгляд у женщины, когда она хочет что-то спросить у промокшего под дождем и требующего денег бой-френда. Так меняется взгляд у женщины, почувствовавшей что-то неладное, а женщины всегда что-нибудь такое чувствуют. Всегда. У них это в крови. Женщины не могут иначе.
Гейл подошла к Джону.
Джон невольно отступил назад, слишком решительно она подошла.
Гейл на секунду закрыла глаза. Только на секунду. А когда снова открыла, в них пылал адский огонь.
– Ты был с женщиной.
– Что… я… что ты?…
Именно так ведут себя пойманные с поличным. Они вздыхают, закатывают глаза, делают вид, что не понимают, о чем речь. И так всегда. У них это в крови. Мужчины не могут иначе.
– Да ты весь пропах ею, Джон, и запах у нее дешевый. У нее запах двухдолларовой шлюхи, которая готова лечь под кого угодно.
– Я… почему ты…
– Признайся. Признайся, ты был с женщиной!
Деньги, парень. Надо вернуться к деньгам. Признайся и снова скажи про деньги.
– Да, ты права, я действительно встречался с девушкой, но это…
– У нас сегодня годовщина, а ты был с другой?!
– Сегодня не… хорошо, сегодня у нас годовщина, а наша первая встреча? Как же наша первая встреча? Дерьмо собачье. Дерьмо собачье, а не годовщина!
– Только не для меня! – Глаза у Гейл покраснели. Скоро они увлажнятся, а потом потекут слезы. Чертовы слезы.
Джон упорствовал:
– Восемь месяцев. Это даже не год. Был бы год, я бы еще понял. Гейл, девушка… Я играл, она просто была рядом. Вот что я пытаюсь тебе сказать, карточная игра. Я проиграл, проиграл очень много, и не тем людям. Мне нужны деньги, и я… Господи боже, мне нужны деньги!
– В любой другой вечер я бы стерпела. Но сегодня?… В день нашей годовщины?!
Правда. Вот к чему приводит правда. Правда несет с собой только боль, и жжение в груди, и проблемы. Если тебе кто-то нужен, если ты кого-то любишь и в то же время не хочешь слишком сильно страдать, – правде нет места в отношениях, разве что когда старая добрая ложь вовремя не приходит на ум.
Гейл была на грани срыва, но изо всех сил старалась держаться. Так сильные женщины становятся слабыми. Даже Джону, человеку, который душу отдаст под заклад в задрипанный ломбард, лишь бы получить еще денег на рулетку, было больно на это смотреть.
– Я не могу, Джон. Восемь месяцев я снабжала тебя деньгами, а ты продувал все первому встречному ослу. Я уже не так молода, чтобы тратить время впустую, как тратила на тебя. У меня нет восьми месяцев на то, чтобы подыскать себе кого-то, кто, может, не красавец и не слишком крут, но кому не наплевать на меня. Не так уж много я хочу, правда? Немного, но этого хотят все: под конец дня, чувствуя себя заезженной лошадью, знать, что у тебя есть кто-то – где-то – кому ты, черт побери, хоть капельку нужен.
– Гейл, я…
Как только Джон попытался заговорить, Гейл обрушила на него новую тираду:
– МНЕ ТОЖЕ В ЭТОЙ ЖИЗНИ ЧЕГО-ТО ХОЧЕТСЯ! Неужели так сложно понять, что не только у тебя могут быть желания? Тебе нужна другая девушка? Иди к ней! Но только не в мое время. Не в мои личные часы.
Тяжелая тишина. Повисла в комнате и сгустилась как грозовая туча. Даже шепот Джона прогрохотал раскатом грома:
– Извини, Гейл. Пожалуйста, прости меня за то, что я так поступил, пожалуйста. Я сделаю все, чтобы исправиться. Все, что хочешь. Но сейчас мне нужна твоя помощь. Если ты мне не поможешь… Я серьезно влип, Гейл. Очень серьезно. – Еще один удар сердца, и – чтобы подтолкнуть: – Пожалуйста.
– У меня на счету около двадцати двух тысяч, – тут же откликнулась Гейл.
– О, боже, милая, спасибо. Мне нужно только тринадцать. И я тебе все отдам. Клянусь, все…
– Ты ничего не получишь.
Джон онемел.
– Ни цента. Ты не получишь ничего.
С превеликим трудом Джон сумел наконец заговорить:
– Ты… не… послушай: я попал. Меня пришьют, Гейл. Меня пришьют, если я не заплачу. Ты должна мне помочь.
Никакой реакции.
– Черт возьми, Гейл, они убьют меня! МНЕ НУЖНЫ ДЕНЬГИ!
Уже кое-что: на губах Гейл мелькнула едва заметная улыбка. О да, Джона убьют, она смаковала каждую секунду его смерти. В аду нет фурии…
Пол закружился у Джона под ногами. В мгновение ока мир изменился: завертелся, закачался, вышел из-под контроля. Джон очутился в спирали, которая вот-вот утащит его прямо к земному ядру на скорости двести миль в час, и от него ничего не останется, кроме пустой выжженной воронки.
Начиная свой полет к центру земли, Джон кинул прощальный взгляд на мир вокруг. И увидел только Гейл. На ее лице играла улыбка.
В Вегасе день не особо отличается от ночи или, по крайней мере, от вечера. Огни. Бесконечные огни. И темноты слишком мало, чтобы в ней укрыться. Несмотря на толпы народа, несмотря на дождь, на Фремонт-стрит при всем желании не спрятаться.
Джон пытался скрыться.
Он собрал, что имел – все безделушки, все побрякушки, какие только смог найти, и потащил в ломбард, – второй по прибыльности бизнес в Вегасе после казино.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18