Потом шторм вроде бы утих, шторм миновал, а корабль затонул. Он каким-то образом спасся, его куда-то несли. Гадая, что стало с Дорис, услыхал голоса, постарался разглядеть людей, поговорить с ними, но кругом была чернота, а попробовав произнести хоть одно слово, он только задохнулся от тщетных усилий.Ну, куда бы его ни несли, люди, безусловно, спешили. Возможно, он в очень плохом состоянии, так что дело действительно срочное. Он призадумался, не переломал ли кости, не получил ли страшные ожоги, а может быть, несколько раз уходил под воду и набрал воды в легкие. Ощущалось все вместе. Чувствовалась резь, ломота, жжение и пульсация. Слышались хрипы и бульканье. Его словно медленно пропускали через огромные резиновые вальки. Постоянно качало вверх-вниз, очень сильно вниз, высоко вверх, опять вниз.В последний раз на этом пути бросило очень низко, и при этом раздался стук. А потом все стихло, не было никакого шума. Казалось, тишина длится очень долго.Наконец ему удалось открыть глаза.Он смотрел в растрескавшийся оштукатуренный потолок, там и сям из широких трещин торчала дранка. На стенах рваные обои, пол из широких корявых досок, очень старых и очень грязных. Свет шел от единственной лампочки без абажура, висевшей прямо над головой. Непонятно, почему свет не режет глаза. В тот же миг свет его ослепил, он зажмурился, закрыл лицо рукой.Где же он, черт возьми? Затылок пронзила боль, у него вырвался стон.Чей-то голос сказал:— С тобой все в порядке.— Правда? — выдавил он. — Как интересно.— Только небольшая шишка на голове.Он сумел узнать голос. Это был голос Спана. Сесть и увидеть Спана не было сил. Он по-прежнему закрывал рукой лицо, другую опустил вниз, нащупав край раскладной койки.— Хочешь чего-нибудь? — спросил Спан.— Только скажи, что стряслось?— Милдред чем-то тебя оглушила.— Знаешь, что я думаю? — сказал Кэссиди. — По-моему, она раскроила мне череп.— Нет, — пробормотал Спан. — Ничего подобного. Все не так плохо.Кэссиди принял сидячее положение и увидел Спана, сидевшего в дальнем конце комнаты на каком-то бесформенном сломанном предмете.— Где мы? — спросил он.— Наверху, — отвечал Спан.— Наверху чего?— “Заведения Ланди”.Кэссиди с силой протер глаза:— Кто меня сюда приволок?— Мы с Шили. Капитан помог снять тебя с корабля. Мы несли тебя вниз по Док-стрит, потом вверх по переулку, сюда внесли через заднюю дверь. Даже не знаю, как мы сумели пройти незаметно. Но мы это сделали.— Чего ты хочешь, премию получить?— Ложись, Джим. Не заводись.— Я только хочу знать одну вещь. Кто вас, гадов, просил соваться?— Эй, слушай, если в не мы...— Если б не ты, я сейчас был бы на корабле. С Дорис. Слышишь? Мы бы уже плыли в Южную Африку. Я и Дорис.— Спи, Джим. Потом об этом поговорим.Кэссиди опустил голову на подушку. Через секунду опять сел, злобно покосился на Спана и спросил:— Сколько сейчас?— Два часа дня.— Дня? — Он глянул на электрическую лампочку, потом в окно, увидел, что на улице сплошная темень. Между окном и стеной соседнего многоквартирного дома был только небольшой проем, но в этом проеме сгустилась необычно плотная, мрачная тьма.— Еще один жуткий день, — объяснил Спан. — С минуты на минуту начнется потоп.Кэссиди все смотрел в окно:— Раз стоит такая темень, можно еще раз попытаться. Попробую на другом корабле.— Не надо тебе это делать.— Не надо? — Он сердито оглянулся на Спана. — Ну-ка, растолкуй.Спан встал, плавным шагом направился к койке со слабой улыбкой на губах, играючи крутя в длинных пальцах широкий плоский портсигар.— Ты очень важная персона. Крупные заголовки в газетах, даже по радио передавали. В портовом районе копов больше, чем мух. Только голову поверни, увидишь красную машину. Если ты сейчас выйдешь отсюда, ставлю сто к одному, тебя сцапают через минуту.Кэссиди впился зубами в большой палец:— Приятное известие.— Если останешься здесь, — продолжал Спан, — если кое-кто будет прилично себя вести, может, получишь шанс.— Кто знает, что я здесь?— Я и Шили. Милдред и Полин. И Ланди.— А Дорис?Спан пожал плечами:— Если хочешь, чтоб я ей сказал, я скажу. Но, по-моему, это ошибка. По-моему, тебе лучше...— Дай закурить.Спан открыл портсигар, и они закурили. Спан подошел к окну, выглянул, наклонился, чтобы увидеть небо за крышами домов.— Господи Иисусе, — проговорил он, — по-настоящему разъярилось. Похоже на циклон.— Хорошо, — заявил Кэссиди. — Я надеюсь на худшее. Надеюсь на землетрясение.Спан взглянул на него:— Не надо так говорить.— У меня просто такое желание.Спан отошел от окна, пустил в пол широкую струю дыма, начал рубить ее на куски длинным указательным пальцем.— Ты проспал добрых девять часов, — сообщил он. — Наверняка проголодался.— Хочешь чего-нибудь мне принести?— Конечно, — кивнул Спан. — Как насчет большой миски тушенки?— Нет, еды не надо, — встряхнул головой Кэссиди. — Принеси только бутылку виски.Он снова откинулся головой на подушку, слыша, как Спан выходит и закрывает за собой дверь.Он опять открыл глаза часом позже. Увидел, что в комнате добавилась кое-какая мебель — стол, несколько стульев. Увидел, что они сидят за столом — Спан, Полин, Шили. Сидят, спокойно выпивают. По его наблюдению, в бутылке осталось немного.Он услышал, как Шили сказал:— Не знаю. Может быть, я ошибся.— По-моему, ошибся, — подтвердила Полин.Спан велел Полин заткнуться.— Нет, — твердила Полин, — не заткнусь, а скажу, плохо ты поступил.— Заткнешься, — утверждал Спан, — или я тебе язык вырву.— Ясно как день, — продолжала Полин, — что теперь будет. Все мы знаем, что будет. Все мы знаем, что Милдред верить нельзя. Нету в ней ничего хорошего, никогда ничего хорошего не было...— Это меня не волнует, — заметил Шили.— А должно волновать, — указала Полин.Послышался скрип стула. Кэссиди открыл глаза и увидел, что Спан поднимается и Полин поднимается. Спан нацелился ребром ладони в лицо Полин, та шарахнулась, тут же стремительно рванулась вперед и, схватив Спана за волосы, с силой дернула. Спан широко открыл рот, не издав ни единого звука.— Да перестаньте, — устало попросил Шили. — Прекратите, пожалуйста.Полин прекратила и снова села на стул. Спан уткнулся лицом в ладони, просидел так несколько минут, потом вытащил гребешок из кармана брюк и стал расчесывать волосы, пока они не заблестели, как атлас. Он любовно улыбнулся Полин и предупредил:— Еще раз такое выкинешь — убью. Схвачу за глотку и не выпущу до самой смерти.Полин говорила, глядя на Шили:— Конечно, это ошибка. Не пойму, почему ты не выполнил его просьбу.Шили плеснул себе виски, опрокинул стакан в рот и сказал:— У меня были свои соображения. Начинаю подозревать, что мои соображения были не слишком удачными.— Ну, в любом случае, — заключила Полин, — ты хотел как лучше.— Только все погубил, да? — Голос Шили был сухим, протяжным, усталым. — Все для него погубил.— Схожу вниз, — вставил Спан, — принесу еще выпить.— Уговорим еще бутылочку, — подтвердил Шили.Спан был уже у дверей, и Полин попросила вдогонку:— Принеси бутылку особого.— Не сейчас. — Спан открыл дверь. — Потом, когда сможем почувствовать вкус.— А я хочу сейчас, — настаивала Полин. — Я очень расстроена, и мне надо сейчас. Господи, да посмотри ты на Кэссиди. Посмотри на беднягу Кэссиди. Смотри, вон он спит. Я знаю, его найдут, сцапают. Посмотри на него, он разбил автобус, погубил двадцать шесть человек...Спан направился к ней. Она схватила пустую бутылку, занесла над головой.— Поставь, — приказал Спан.Полин опустила бутылку, уселась на стол и заплакала.— Ну-ка, слушай, — ласково сказал Спан своей подружке. — Ты же знаешь, что нечего так говорить. Ты же знаешь, что Кэссиди не виноват.— Да какая разница? — рыдала Полин. — Дело в том, что его обвиняют. Его ищут. И его найдут. И мне жутко подумать, что они с ним сделают.Голос Шили превратился в надтреснутый шепот:— Как ты думаешь, Спан? Что с ним, по-твоему, сделают?— Трудно сказать. Могут обойтись совсем круто. В конце концов, он удрал, он сейчас на свободе. И еще. Про что пишут в газетах. У него на счету разбитый самолет.— Какой самолет? — переспросила Полин.— Ты не знаешь? Он водил самолет, — объяснил Спан чисто повествовательным тоном, словно речь шла о простом факте, а не о личной трагедии.— Кэссиди? — не поверила Полин.— Конечно, — кивнул Спан. — Самолет. Большой такой, вроде тех, что каждый день над нами летают. Огромный такой, серебристый. Он был летчиком. А однажды, как пишут в газетах, нагрузился перед полетом, и самолет не взлетел, упал и загорелся. Так что много народу погибло. Кэссиди сунули за решетку. Через какое-то время выпустили, но это у него на счету. Ясно? Так и написано: на счету.— А еще что? — спросила Полин.— На счету?— Нет, про Кэссиди. Что еще пишут про Кэссиди?— Она спрашивает о хорошем, — растолковал Шили Спану. — О хорошем, о том, что не числится на счету. Про светлую сторону картины, например про семью, в какую он ходил школу, в каком колледже учился.— В колледже? — спросил Спан. — Ты говоришь, он учился в колледже?— Нет, об этом он никогда не рассказывал. Только, по-моему, это правда. У него хорошее образование.— По его разговору не скажешь, — пробормотал Спан.— Я тебе объясню почему, — сказал Шили. — Он прошел через определенный процесс. Что-то вроде окисления. Когда блестящая полировка облезет, какое-то время видна только необработанная поверхность, потом постепенно образуется ржавчина. Это особая ржавчина. Она проникает под наружный слой и идет вглубь.— Можешь сделать мне одолжение? — попросила Полин Шили. — Не объяснишь ли, о чем идет речь?— Мы говорим про Кэссиди, — ответил Спан.— Я не тебя спрашиваю, ящерица. Тебя я прошу только пойти вниз и принести бутылку.Кэссиди лежал плашмя на спине на раскладной кровати, испытывая пронзительную жгучую боль, которая сейчас остро ощущалась в черепе. Ему пришлось слегка повернуть голову, чтобы как следует видеть всех за столом. Он увидел, как Спан пошел к двери, открыл ее, вышел. Полин встала из-за стола и направилась к койке. Кэссиди снова закрыл глаза.— Посмотри на него, — проговорила Полин. — Посмотри на беднягу.Он чувствовал взгляд Полин, которая смотрела на него сверху вниз с состраданием, с чистейшей, искренней добротой.— Его сцапают, — простонала она. — Я знаю, сцапают. Боже, его упекут на сто лет.— Не на сто, — возразил Шили.— А на сколько? Скажи, Шили. Какой срок за такие дела?— Спан знает об этом больше меня.— Спан никогда в этом не разбирался. Он разбирается в подлогах, в растратах. В подделке чеков, в почтовых махинациях. Он разбирается... ну, в куче всяких вещей. Но только не в таких. Это совсем другое. Ради Бога, смотри, что с беднягой стряслось. Его посадят за массовое убийство.— Хорошо бы ты села и помолчала немного. — Голос Шили звучал так, словно его грызла боль. — Ты нисколько мне не помогаешь.— Тебе? — едко переспросила Полин. — Что ты хочешь сказать?— Господи Иисусе! — простонал Шили. — Что я наделал? Что я наделал?— Я скажу тебе, что ты наделал. — Теперь она повысила тон, он стал резким, безжалостным. — Взял своего хорошего друга Кэссиди и загнал его прямо в ловушку. Ты в этом даже признался. Сказал, что пообещал ему кое-что. Пообещал привести Дорис на тот корабль...— Но я знал...— Ты чересчур много знаешь. Ты всегда чересчур много знал. Расхаживаешь вокруг и рассказываешь людям, что знаешь. Только вот что я думаю, Шили. По-моему, ты ошалелый дурак. Как тебе это понравится?— Это мне не нравится. Но боюсь, это правда.— Правильно, черт возьми, правда. Ты просто ошалелый, дурной старый пьяница. Взвешивать тебя надо не в фунтах, а в квартах. А еще...— Ох, прошу тебя, Полин, пожалуйста...— Нечего меня просить. Я скажу все, что думаю. Я не притворщица. Посмотри на того парня на койке. Только взгляни на него. У меня сердце кровью обливается за него. И за Дорис. Да-да, за него и за Дорис. За них обоих.Шили опустил голову на стол.— Так ведь нет, — продолжала Полин. — Вместо того чтоб помочь им, ты что сделал? Вместо того чтоб сказать Дорис, где он, кому сказал? Ты сказал этой шлюхе поганой, грязной курице с пастью до ушей, замызганной твари, которая с наглостью заявляет, будто она его жена.— Но они правда женаты, — простонал Шили. — Они муж и жена.— Почему это? — не отступала она. — Потому что кто-то за деньги постоял перед ними и прочитал несколько строчек? Потому что Кэссиди пошел и купил кольцо? Ты поэтому объявляешь их брак священным? Он поэтому благословенный? Мне так не кажется. Мне кажется по-другому. Я заявляю, что Кэссиди проклят. Да, черт возьми, она навлекла на него проклятие.Шили чуть приподнял голову:— Ты так говоришь потому, что ненавидишь Милдред. Завидуешь ей. Ее внешности.— Внешности? — взвизгнула Полин. — Если это называется внешностью, я лучше стану тощей, как спичка, и буду худеть еще дальше. Буду жить на воде, на сушеном инжире. Видишь, что у меня спереди? Мало, да? Еле видно. Но я тебе расскажу, что из этого получается. Это разит наповал моего дружка Спана, как пуля из ружья. Он только посмотрит и рот разевает, точно чем-нибудь подавился. И когда я даю это Спану, я поддерживаю в нем жизнь, точно кормлю младенца. А иногда плачу, совсем тихо плачу, но у меня льются слезы. И шепчу ему на ухо. Говорю ему: Спан, ты дьявол, ящерица, только ты мой младенец.— Если так, — сказал Шили, — если так у тебя получается, тебе нечего никому завидовать. Полин его не слушала.— Да, — вдохновенно провозгласила она. — Я, конечно, худая. Это, в конце концов, модно. Модно быть как соломинка, как тростинка. Стройной, как в рекламных журналах. Вот такой. Именно с такой фигурой. А не смахивать, черт возьми, на линкор.— Значит, я прав, — пробормотал Шили. — Ты завидуешь Милдред.Воцарилось молчание, Полин опустилась на стул у стола и наконец сказала:— Я больная. Поэтому и костлявая. Я костлявая и больная. А Милдред? Она-то здоровая. Все они почему-то чем злее, тем здоровее.Шили положил подбородок на сложенные на столе руки, внимательно смотрел на Полин и ничего не говорил.Она сама себе ответила:— Я скажу тебе почему. Потому, что всегда все высасывают. Как вампиры.— Нет, — возразил Шили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20