— Картина не удалась, — негодующе бросила Анхела. — Пропорции ни к черту не годятся. Нос у тебя как у Юлия Цезаря. А тело слишком длинное.
— А по-моему, это шедевр.
Анхела недовольно нахмурилась: ну, разумеется, самовлюбленный эгоист не может не чувствовать себя польщенным!
— Ненавижу показывать незаконченные работы!
— То есть, мне нельзя было посмотреть? — Смена настроений Клайва, как всегда, застала молодую женщину врасплох. От блаженной удовлетворенности и следа не осталось; сейчас он кипел гневом. — Почему? — негодовал он, подходя к ней совсем близко. — Почему ты мне не сказала, что так потрясающе рисуешь? Я-то думал, что хорошо тебя знаю! А выходит, я жил с женщиной, мне абсолютно чужой! На стене у меня висит портрет твоей матери, но ты и не подумала мне об этом сообщить! Твой якобы бывший любовник на самом деле — твой приемный отец! Более того: держу пари, до меня у тебя никого не было — так? — Вспыхнув, Анхела покачала головой, и этот трогательный жест еще больше распалил его ярость. — Твой родной отец — подонок из подонков! А ты сама наделена редчайшим, уникальным талантом, — талантом, которым можно гордиться! Отчего ты о нем умолчала?
— У тебя есть Сурбаран и Гойя! — отчаянно защищалась она.
— И Бенавенте у меня тоже есть! — отпарировал он. — И без счету полотен художников и вовсе никому не известных. И плюс Сурбаран! И Гойя! Ты хочешь сказать, что я, впридачу ко всем моим прочим недостаткам, еще и сноб?
— Твое мнение слишком много для меня значит! — тихо созналась она. — Поэтому… я так и не решилась его узнать.
Клайв схватил ее за плечи, притянул к себе и поцеловал. И очень вовремя, подумала она, упиваясь поцелуем, точно изголодавшаяся до смерти.
— Господи милосердный, — простонал он, на мгновение отрываясь от ее губ. — Ты вообще представляешь, каково мне было: вернуться домой и обнаружить, что тебя нет?
— Я проплакала всю дорогу до аэропорта, — пожаловалась Анхела, точно это признание должно было его утешить.
— Никогда больше не поступай так!
— Не буду, — пообещала она.
И губы их вновь слились в жарком, глубоком, нетерпеливом поцелуе, который, впрочем, прервался так же внезапно, как и начался.
— Не будешь, — подтвердил Клайв, отстраняясь. — И я об этом позабочусь.
Он извлек из кармана крохотную черную коробочку. Анхела сразу поняла, что это. И задохнулась от ужаса.
— Нет! — вскрикнула она, отпрянув и спрятав руки за спину. — Не нужно этого, пожалуйста!
— Еще как нужно, — подтвердил Клайв, делая шаг вперед.
— Нет! — повторила она — и уперась спиной в стену. Дальше отступать было некуда.
— Querida, но ведь именно этого я и хочу, — нахмурился Клайв. — Этого хотим мы оба!
Но молодая женщина вновь покачала головой.
— Я вернулась, — напомнила она. — Вернулась сама, по доброй воле. Так что в кольце необходимости нет. Кольцо лишь усложнит ситуацию для нас обоих. Я бы скорее…
— Все в порядке, родная, — ободрил ее Клайв. — С отцом я договорился. Он…
Анхела вскинула взгляд. Губы ее дрожали.
— Ты рассказал обо мне отцу? — В лице ее отразился панический ужас. — Но… но ты не имел права огорчать его, ведь он так серьезно болен!
— Да, болен, — согласился Клайв. — Физически, а не психически. Отец, слава Господу, в здравом уме и в твердой памяти. И только потому, что он болен, я счел необходимым получить его согласие. Неужто ты думаешь, что такой мужчина как я нуждается в чьем-то одобрении?
— В моем — безусловно, нуждаешься, — отрезала Анхела. — А я не встану между тобой и твоими родителями. Кроме того, нужды в том нет. Я вполне счастлива так, как есть.
— А я — нет, — угрожающе сощурился Риджмонт-младший. Зубы его хищно сверкнули: ни дать ни взять — тигр, готовый броситься на добычу! — Так что я поставил отцу условие, и ему пришлось согласиться, — вкрадчиво добавил он. — Либо все будет по-моему, либо… — Клайв поднес коробочку к самому ее носу, — либо мне придется прибегнуть к менее традиционным методам.
— Не знаю никаких методов!
В ответ Клайв яростно припал к ее губам. И Анхела растаяла… растаяла, как всегда.
— Незаконнорожденных детей в семье Риджмонтов быть не может, — проговорил Клайв, снова отстраняясь. — Отец меня понял…
— То есть ты пригрозил, что сделаешь мне ребенка? — задохнулась Анхела. — Ты в самом деле веришь, что я такое допущу?
Изумрудно-зеленые глаза дразняще вспыхнули.
— У тебя недостанет сил мне помешать.
Клайв ее недооценивает. Уж в этом вопросе у нее хватит сил и воли сказать решительное «нет»!
— Ребенок — это не пешка в азартной игре, — проговорила Анхела, отступая в сторону. — И с будущим в русскую рулетку не играют!
— Ты говоришь, исходя из собственного опыта? — негромко поинтересовался Клайв. Молодая женщина настороженно сощурилась. — Как насчет Анхеля Дорадо? — небрежно осведомился он. — И чека на астрономическую сумму? Этот тип либо платил любовнице, либо покупал твое молчание, — пояснил Клайв, пожимая плечами. — А поскольку теперь я уверен, что ты никому, кроме меня, не принадлежала, первую версию можно исключить. И ты не представляешь себе, как отрадно это сознавать!
Ему-то, может, и отрадно, но Анхела его удовольствия отнюдь не разделяла. Похоже, Клайв решил, будто старинная испанская фамилия способна заполнить брешь между невозможным и допустимым…
— Я никогда не признаю его отцом, — предупредила Анхела. — Даже если Анхель Дорадо объявит о своем отцовстве всему миру, я стану все отрицать. И даже если бы он вдруг завещал мне все свои миллионы, я бы швырнула их ему в лицо. Так что если эта великая честь, — Анхела указала на коробочку с кольцом, — если эта великая честь оказана мне, исходя из предположений о нашем родстве, ты проиграл, Клайв, ты поставил не на ту карту.
— Одна поправка: миллиарды Анхеля Дорадо отойдут его сыну и наследнику, — невозмутимо сообщил Клайв, наслаждаясь изумлением собеседницы. — Вижу, ты об этом человеке совсем ничего не знаешь, — улыбнулся он. — Ну что ж, подведем итоги. Красавец. Неисправимый ловелас. Женщин меняет как перчатки, — словом, по стопам отца пошел. Женат, — многозначительно добавил Клайв. — Двое сыновей. Жена большую часть года проводила в фамильном поместье под Севильей. В то время как муж развлекался в столице на полную катушку. Что до фамилии «Дорадо» — пусть он ею подавится, ведь ты примешь фамилию «Риджмонт». А если в качестве отца он тебе не нужен — ну, так и Бог с ним! — Клайв равнодушно пожал плечами. — У меня есть для тебя в запасе другой — куда более достойный. Невзирая на твое вполне предсказуемое мнение о моих родителях, скажу, что они — очень славные люди. Их главная проблема в том, что они слишком сильно меня любят. Но, с другой стороны, в неких новых членах нашей семьи я этот недостаток только приветствую…
— Твоя мать терпеть меня не может…
— Моя мать, — невозмутимо подхватил Клайв, — когда я беседовал с ней нынче днем, так искренне раскаивалась в содеянном, что уже хотела лететь в Барселону вместе со мной, чтобы лично перед тобой извиниться. По счастью, я ее отговорил. — Риджмонт болезненно поморщился. — Хорошенькое зрелище предстало бы ее глазам: опустевшая квартира и сын, вне себя от горя!
На глазах Анхелы выступили слезы. Губки беспомощно задрожали. Клайву отчаянно захотелось осыпать ее поцелуями, чтобы бледное личико снова разрумянилось, а тело самозабвенно затрепетало в его объятиях. Но он сдержал свой порыв — и убрал кольцо в карман. Анхела проводила коробочку взглядом, и Клайв с удовольствием отметил, что аметисты глаз потемнели, и молодая женщина вынуждена была отвернуться, скрывая разочарование. Она могла сколько угодно клясться, будто кольцо ей не нужно, но она лгала! Анхела мечтает стать его женой — мечтает столь же самозабвенно, как сам он стремится назвать ее своей!
Но теперь ей придется подождать. В любом случае, неправильно он себя повел. Не в таких условиях, не на таких декорациях должен он обручиться с любимой. Так что пора ехать…
Клайв оглянулся по сторонам и вскорости нашел, что искал: лист оберточной бумаги и рулон клейкой ленты. Анхела стояла у окна, прижавшись лбом к стеклу и любуясь открывающимся сверху видом на город. Риджмонт ловко свернул свой портрет, — что-что, а обращаться с полотнами, не оправленными в раму, он за свою жизнь наловчился.
Анхела обернулась, но возражать не стала. Лишь тихо обронила:
— Картина не закончена.
— У тебя будут все возможности закончить ее в нашей с тобой квартире, — отозвался Клайв, сосредоточенно отматывая клейкую ленту. — Одну из гостевых комнат мы переоборудуем под мастерскую. — Он перекусил ленту зубами — и осторожно заклеил последний из углов.
— Клайв…
— Тебе нужно забрать с собою что-то еще — или дело терпит? — осведомился он, поднимая взгляд.
Солнце уже клонилось к закату, и на иссиня-черные волосы ложился алый отблеск. Клайву почему-то вспомнился портрет ее матери. В аметистовых глазах читалась неизбывная грусть. Сейчас Анхела походила на «Женщину перед зеркалом» как две капли воды. Она не верила в счастливое будущее.
— Ты вернулась, любимая, — серьезно напомнил он. — Но вернулась ты к иным порядкам и к иным отношениям. К тому, что было, возврата нет.
— Есть — если ты этого захочешь, — возразила она. Но Клайв лишь покачал головой.
— Того, что было, я уже не хочу, — отозвался он твердо. Так, что в смысле его слов сомневаться не приходилось.
Фиолетовые глаза расширились, потемнели до непроглядной черноты, — и сердце его болезненно сжалось. Анхела стояла перед выбором: снова бежать от любимого или остаться и принять будущее как есть, со всеми его проблемами и сложностями.
Но ведь она вернулась! — стиснув зубы, напомнил себе Клайв. И только эта мысль удержала его от того, чтобы броситься на колени и пообещать Анхеле все, чего она потребует.
Риджмонт панически боялся потерять ее — и все-таки отчаянно блефовал. Ведь на карту была поставлена их совместная жизнь…
— Ты готова? — тихо произнес он.
Анхела опустила глаза, отвернулась, скрестила руки на груди, точно борясь с обуревающими ее эмоциями. Что это? Леденящий страх? Безоглядная любовь к нему, Клайву? Мучительная потребность поверить, что он вполне разделяет ее чувства?
Ей пора поверить в слово «любовь», — твердо сказал себе Клайв. Пора научиться доверять любимому.
— Да, я готова, — отозвалась она.
От накатившего облегчения Клайв едва устоял на ногах. Колени его почему-то сделались ватными; чтобы не потерять равновесия, он вынужден был схватиться за стену.
— Тогда пошли. — Крепко прижимая к себе картину, Риджмонт подхватил с пола ее чемодан. И молча нажал на ручку двери.
11
После стремительной поездки по шумным городским улицам квартира встретила их умиротворяющей тишиной. В прихожей у стены притулилась завернутая в бумагу картина с адресом музея современного искусства. Видимо, ее доставили с посыльным. Картину номер два Клайв поставил рядом, а чемодан понес в спальню.
Анхела поспешила следом. Как странно: прежде ей казалось, что именно здесь ее истинное место, а сейчас она словно вступала на чужую территорию. Однако в комнате ровным счетом ничего не изменилось, — если не считать отсутствия нескольких принадлежащих ей вещиц.
Клайв убрал чемодан в шкаф, и демонстративный этот жест был исполнен глубокого смысла, — тем более, что распаковывать его Риджмонт не стал. А, напротив, захлопнул дверцу, повернул в замочке ключ, а ключ спрятал в карман.
«Вот только попробуй еще раз сбежать, взяв с собою лишь то, с чем пришла!» — говорил этот жест.
Не зная, как ей следует отреагировать, Анхела неуютно размышляла о будущем. Но вот Клайв шагнул к ней, одной рукою закрыл дверь спальни, другой — снял с ее плеча дамскую сумочку на ремешке. Каждое его движение было безупречно рассчитано; и нервы Анхелы предвкушающе завибрировали. А Клайв уже завладел ее рукой. И повлек молодую женщину к окну, где легким нажатием кнопки заставил опуститься жалюзи.
Комната погрузилась в сумеречный полумрак. В самый раз для неспешного обольщения… Развернув Анхелу лицом к себе, Клайв оглядел ее сверху вниз, — так, словно видел ее впервые, — и удовлетворенно выдохнул.
— А зачем закрывать жалюзи? — удивилась она. Риджмонт никогда прежде этого не делал.
— Для создания соответствующей атмосферы, — усмехнулся он. — Я хочу, чтобы твое внимание принадлежало мне безраздельно и полностью. Кроме того, я хочу отгородиться от всего мира, — на то время, пока мы напоминаем друг другу, какое бесценное сокровище едва не утратили.
— Мне очень жаль, — начала было Анхела. — Я…
— Никогда больше не говори мне этих слов, — резко оборвал ее Клайв. — Тем более по-английски. — Он передернулся. — Они всякий раз будут напоминать мне про твое холодное, бесчувственное, жестокое «прощай».
Конечно, Клайв имел в виду записку! У Анхелы комок застрял в горле. Она заглянула в изумрудно-зеленые, омраченные болью глаза — и чуть было не повторила запретных слов. Но удержалась — и вместо того вложила обуревающие ее чувства в нежный, трепетный, покаянный поцелуй.
Один легкий поцелуй повлек за собою другой, более затяжной и жадный, и вскорости в крови разгорелось пламя желания. И вот одежда упала на пол, и влюбленные принялись неспешно ласкать друг друга, заново узнавая и оценивая то, что едва не утратили.
Да, только это ей и нужно, говорила себе Анхела. Ей необходимо, чтобы этот мужчина смотрел на нее вот так, как сейчас, прикасался к ней так, как сейчас… хотел ее, нуждался в ней, не мог с ней расстаться! А все остальное — это лишь поощрительный приз, если угодно! Ведь в глазах его она читала любовь, пусть даже Клайв не спешил облечь свои чувства в слова.
Но, как сама она только что продемонстрировала, в словах надобности не было, пока в мире существовали и другие способы открыть свое сердце. Это — особый, неповторимый, бесценный дар, — дар, врученный только им двоим. Они предались любви — точно в первый раз. И по мере того, как один день неспешно перетекал в другой, Анхеле все больше казалось, будто у них — медовый месяц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21