Белого-белого, с роскошной гривой и жемчужным рогом: он стоял среди азалий и лавровых кустов и смотрел на них нежными черными глазами.Лейла выросла и вышла замуж за пилота – Джейкоба Мэйхью. Кларисса тоже выросла и открыла небольшой магазинчик с вышивкой у конгрегационалистской церкви в Блэк-Холле. И назвала его «Гобелен» – в честь магически прекрасных гобеленов с единорогом, выставленных в парижском музее Клуни и музее Клойстерс, что в Нью-Йорке.Кларисса все дни проводила в магазине, вышивая собственные сюжеты: единорог Мыса ведет их с Лейлой среди дубов, остролистов, сосен и цветущих грушевых деревьев, его перламутровый нарвалов зуб нацелен на здание маяка. Под кустами азалий прятались кролики Мыса Хаббарда. Гармоничный зданий план создавали насыщенные краски темно-синего неба и зеленого коттеджа.Именно в тот магазинчик, пока Кларисса воплощала в жизнь свою очередную задумку, одним чудесным июньским днем зашел Сикстус Ларкин. Он был учителем и приехал из Галифакса, чтобы преподавать в школе Блэк-Холла; и под мышкой у него был образец той вышивки, которую его мать сделала еще в детстве.– Хотелось бы отреставрировать вышивку, – расстилая ткань на прилавке, хрипло сказал он.– Какая прелесть! – мягко вздохнула Кларисса, разгладив своими нежными руками канву, которая была заляпана чем-то и побита молью.– Хранил у себя в багажнике… Хотел было выкинуть, но потом вот увидел ваш магазин. Дай, думаю, пойду и посмотрю, можно ли что-то сделать.– Вы правильно поступили, – сказала Кларисса, и когда ее взгляд встретился с его опустошенными голубыми глазами, их дальнейшие судьбы были предрешены. Кларисса всегда твердо верила, что их свел единорог с Мыса, и хотя Румер знала, что отец предпочитал научный подход во всем – даже в любви, она не сомневалась, что уж если Сикстусу об этом сказала его дорогая Кларисса, значит, так оно и было…С востока задувал ветер, а Румер стояла у кухонного окна, посматривая на дорогу и море, надеясь, что погода испортится только после завтрашней свадьбы. И стоило ей увидеть во дворе мужчин, как сердце ее опять неистово забилось.Майкл… Он так вырос за эти годы! Румер наблюдала за тем, как Зеб пролез через дырку в ограде, что-то сказал сыну и, нахмурившись, стянул с головы Майкла красную бандану. Все произошло настолько быстро, что она успела мысленно отметить лишь раздражение в глазах Зеба, недоуменное выражение на лице Майкла, электрический разряд в своем сердце от предвкушения встречи с Зебом и накрывшую ее целиком волну любви к племяннику.– И кто это к нам пришел? – сказала она, точно так же, когда Майкл был совсем малышом.– Хелло, – пробормотал Зеб. Их взгляды на мгновенье пересеклись. Румер почувствовала, что он раздумывал, обнять ее или нет, как прошлой ночью, и быстро проскочила мимо него. Тут был Майкл, ее повзрослевший племянник, прямо здесь, у ее дверей, и от одного его вида у нее на глаза навернулись слезы.– Майкл, это твоя тетя Румер, – сказал Зеб. – Ты помнишь…Румер не дала ему возможности ответить. Она шагнула вперед, поднялась на цыпочки и как следует обняла его. Когда-то он был таким маленьким, а сейчас просто огромный.– Боже мой! Майкл! Мне просто не верится. Это и вправду ты?– Ага, – кивнул он смущенно.– Ты же помнишь меня, да? Скажи, что помнишь, я не переживу, если… – Она засмеялась сквозь набежавшие слезы. – Нет, не позволяй мне говорить тебе, что делать. Я хочу узнать, что ты на самом деле думаешь. Ты помнишь наши края?– Вроде того. Чуть-чуть, – признался юноша.– Ты же сказал мне, что вспомнил кое-что во время прогулки, – встрял Зеб.Румер не могла налюбоваться на Майкла, а краем глаза поглядывала на Зеба, который пытался наставлять своего сына, чтобы тот сказал что надо, и не разочаровывал свою тетку. Хотя это ей не очень понравилось: ну, смешно, право, подсказывать такому парню, что ему следует говорить. Наверняка Лейла Мэйхью и Кларисса Ларкин улыбались им с небес, радуясь тому, что их внучок оказался в этом доме спустя столько лет.– Выпьете чего-нибудь? – спросила она. – Чаю со льдом или, может, пивка?– Пивко звучит неплохо, – улыбнулся Майкл.– Ты еще не дорос до пива, – выйдя из кухни, проворчал дед. Хотя он только что принял душ, руки его были по-прежнему заляпаны коричневатой олифой. Он встал в сторонке и смерил внука прищуренным взглядом. – Или я не прав?– А с какого возраста в Коннектикуте можно пить спиртное? – спросил Майкл.– Ну, уж точно не с твоего, – ответил Сикстус. – Иначе меня можно считать древним ископаемым, а я к этому еще не готов. Проходи и пожми деду руку. Здорово, Зеб.Они обменялись рукопожатиями, но Румер не хотелось отпускать от себя Майкла. Она взяла его под руку и провела с прихожей на кухню. Зеб и Сикстус приветствовали друг друга с некоторой натянутой опаской; Румер хорошо помнила их последнюю встречу.Это было почти десять лет назад, на похоронах ее матери. С тех пор ее отец постарел: глядя на него глазами Зеба, она отметила седые волосы, сутулую спину, испещренное морщинами лицо.Но и Зеб тоже не помолодел, хотя по-прежнему был поджарым, мускулистым, словом – находился в надлежащей форме. Румер заметила горестные морщинки, что залегли в уголках рта и прорезали его высокий лоб. В волосах серебрилась седина. Но его глаза были такими же яркими, так же блестели, словно он был еще мальчишкой, жившим по соседству. Румер украдкой посмотрела на него, отвела взгляд, но потом опять не удержалась.Голубые глаза Зеба можно было сравнить со спокойным морем и чистым небом. Румер всегда думала, что они могли принадлежать только тому человеку, который познал все тайны необъятной Вселенной и ведал о том, где они были надежно спрятаны. Румер потрясла головой, чтобы смахнуть наваждение и навести порядок в своих мыслях, достала из холодильника напитки и поставила их на поднос.– Ну, дорогу ты знаешь, – хрипло сказал Майклу Сикстус. Сегодня его снова мучил артрит; его скрюченные пальцы сжимали трость, а его согбенная спина была похожа на знак вопроса. – Веди нас на веранду.– Тут всего одна дверь… – Майкл неуверенно посмотрел по сторонам, и Румер пришлось улыбнуться, чтоб парнишка почувствовал себя как дома.Покуда Майкл разглядывал в бинокль местный пляж, Румер принесла закуски: сыр, печенье, креветки, крабовое мясо. Они беседовали на нейтральные темы: о жизни на Мысе, о том, что Винни вовсе не изменилась, о Дане и Сэме и о том, как они познакомились. Наконец разговор коснулся новой лаборатории Зеба.– Лаборатория? – переспросил Сикстус. – Здесь, на земле?– Да, – кивнул Зеб. – Старые астронавты не умирают – они сидят в лабораториях и медитируют на снимки звезд.– Вместо того чтоб летать к ним? – спросила Румер.– Вот был бы номер! – фыркнул Майкл.– Новая обсерватория, – пояснил Зеб, – по-настоящему впечатляет. Бюджет никто не ограничивает, телескопы – самые лучшие в мире… Я буду тем человеком, который предскажет следующий метеоритный дождь. Если вы залезете в Интернет, а какой-нибудь умник посоветует вам поставить будильник на три утра, потому что именно в это время звезды будут падать со скоростью двадцать штук в минуту, то знайте – этим умником как раз и буду я.– Но ты уже не будешь летать? – спросила Румер. Зеб пропустил ее вопрос мимо ушей и потянулся за очередной порцией креветок. Возможно, в его словах и скрывалась доля шутки, но его голубые глаза были предельно серьезны. Румер догадалась, что он больше не хотел бередить эту тему, и потому скрепя сердце она обратилась к племяннику:– Майкл, твой отец сказал, что тебе все же удалось кое-что вспомнить на прогулке…– Да, – юноша улыбнулся. – Помню, как ты катала меня на лодке. А на острове были лебеди.– И вили гнездо, – подхватила она. – Ты помнишь? А Блю, ты помнишь Блю?– Хм, Блю… – Майкл попытался отыскать в памяти это имя.– Как дела у Зи? – спросил Сикстус, и впервые в воздухе повисло неловкое молчание.– У мамы все отлично, – ответил Майкл. – Она на съемках в Торонто.– Знаю. Но ей лучше выбраться домой хотя бы на пару дней, если, конечно, она не хочет, чтоб я задал ей трепку, – сказал Сикстус, и Майкл рассмеялся.– Осторожней, па, – ведь Элизабет не только твоя дочь, но она еще и мать Майкла, – мягко напомнила Румер.– Она была моей дочерью, до того как стала его матерью! – пробурчал Сикстус. – Ты знаешь, как она получила свое прозвище – Зи?– В Калифорнии маму никто так не называет, – ответил Майкл.– Ну, у нас-то тут Коннектикут. Видишь ли, при крещении ей было дано имя Элисабет, через «эс», как у ее пра-прапрабабушки – я не забыл еще одно «пра»? – поглядев на Румер, спросил он.– Нет, по-моему, их как раз столько, – усмехнулась Румер, потягивая чай со льдом.Сикстус кивнул.– Ну, так вот, имя женщины, что жила у того маяка, – он вытянул жилистую руку в направлении маяка Викланд-Рок, – и сбежала со своим любовником, каким-то английским моряком. Верно, Румер?– Верно, – поддакнула Румер, но рядом с нею сидел Зеб, и она почти не слушала рассказ отца.– Запомни, имена очень многое значили для твоей бабушки, Клариссы Ларкин. Ее саму назвали в честь маленькой девочки, которую позже нашли у маяка. А твоя тетя носит имя Румер Годден, автора тех книг, которые так нравились ее матери, – продолжал Сикстус.– Понятно, – несомненно, семейная история заинтриговала Майкла.– Как бы там ни было, твоя бабушка называет своего первого ребенка – твою мать – Элисабет, в память об утопшей прародительнице. А твоя мать – по достижении почтенного возраста в тринадцать лет – заявляет нам, что меняет свое имя на Элизабет, через «зет». Потому что, как она сказала, она собирается прославиться так же или даже больше, чем Винни Хаббард, и хочет, чтобы критики знали, как правильно произносится ее имя. И взяла прозвище Зи, чтобы всем были ясны ее намерения.– Значит, Зи – это из Элизабет, – сказал Майкл.Румер видела, как парень перевел взгляд с деда на отца, но насупленное лицо Зеба словно окаменело. Они начали обсуждать упрямство Элизабет Рэндалл Ларкин Мэйхью, и по собственному опыту Румер знала, что это был не самый лучший способ поддержать разговор.– Но зачем она это сделала? – спросил Майкл.– Может быть, чтобы выделиться, – ответил Сикстус. – Или добавить шарма своей сценической таинственности. А может, чтоб успокоить меня.– Или просто потому, что ей так захотелось, – тихо сказал Зеб, рассматривая соседний дом, и к нему обратились любопытные взгляды сына и бывшего тестя.– Что? – спросил Майкл.– Она всегда поступала так, как ей вздумается, – пояснил Зеб.И Румер уловила горечь в его голосе. Ей тоже было нелегко, но, ради Майкла, она не могла позволить Зебу развить эту тему. Вдруг раздался телефонный звонок. Ее отец уже поднялся со стула, но Румер опередила его.– Алло?– Это я, – сказал Эдвард. – Я скучал по тебе.– Я тоже скучала, – ответила она. – Я бы пришла, но была занята на работе. А теперь у нас гости.– Правда? Я их знаю?– Это мой племянник Майкл, – сказала она. – И его отец.– А, знаменитый Зеб, – натянуто пошутил Эдвард. – Они и сейчас у тебя?– Да.– Ясно. Что ж, я просто хотел проведать тебя. И сказать, что с нетерпением жду завтрашней свадьбы.– Что ж, до завтра, – согласилась Румер. – Передавай от меня привет Блю.– Непременно.Положив трубку, Румер пошла на кухню, а Зеб ястребиным взором пристально наблюдал за ней. Оставив мужчин одних, она услышала, как Майкл спросил:– А это кто звонил?– Приятель твоей тети, – ответил Сикстус. – Скоро он попросит ее руки, и тогда уж мне самому придется заботиться о себе. У него большая, красивая ферма возле реки, с лошадьми и коровами. Румер не верит в замужество, и возможно, ей удастся отказать Эдварду, но ветеринар в ее душе, думаю, не устоит перед той фермой и всеми тамошними обитателями.Майкл хохотнул. Румер напрягла слух, пытаясь расслышать, что скажет Зеб, но ответом ей была тишина.
Они понравились Майклу, и это даже слегка удивило его. Не то чтоб его мать когда-либо плохо отзывалась о своей семье, но она давала ему понять, что они (наблюдая за возившимся с грилем дедом, Майкл подыскивал нужное слово) занудные. Да-да, именно так называла мать родичей с Мыса.– Они хорошие, Майкл, – пыталась оправдываться Элизабет, когда он спрашивал ее: а не съездить ли им в Коннектитут к дедушке и тетке. – Очень хорошие, и я люблю их. Но этого мало. Я бы умерла, если б мне пришлось остаться жить там.– Что, на самом деле? – удивленно спрашивал он.– Ну, образно, разумеется. Я хочу сказать, что меня не очень радует идея проводить время в компании людей, которые изо дня в день наблюдают за морскими отливами и приливами и считают это счастьем. Надеюсь, ты понимаешь?Раньше Майкл думал, что понимал, но теперь, когда он услышал, как дед выругался, зажигая спичку за спичкой в топке гриля, его стали терзать смутные сомнения. Весь этот край пробуждал в нем любопытство. С Атлантики дул прохладный ветер, поэтому Майкл прикрыл руками пламя, чтобы дед сумел развести огонь. Старик кивнул ему в знак благодарности.– А как вы получили свое имя? – спросил Майкл. – Сикстус? Это нечто необычное. Из латыни, я думаю. Шесть, так?– Я один из двух братьев близнецов, – ответил он, выкладывая на решетку филе тунца. – И когда я родился, доктор предложил матери назвать нас в честь двух последних английских королей. Но вместо этого она назвала нас в честь двух римских пап – Сикстуса и Клемента. – Он покосился на Майкла. – Ты должен быть ирландцем, чтоб оценить эту историю.– О!– Но ты ведь и есть ирландец. Кстати, мать водила тебя в церковь?– Э, нет.Дед нахмурился и пошевелил лопаточкой куски мяса.– А надо бы, – сказал он. – Или ты сам должен был сходить. В этом мире есть вещи важнее ролей в фильмах, пальмовых деревьев или что еще у вас там.– В Калифорнии?– Да. Она такая умная, что не отпускает сына в церковь. И такая умная, что еще много чего не делает. – Старик посмотрел на внука, но на сей раз в его лице был не гнев, а печаль. – Сколько времени прошло, а она по-прежнему сторонится нас. Когда-то твой отец был мне словно сын родной. Ведь он вырос у меня на глазах. И мне жаль, что они развелись.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54