OCR Anita
«Карьера или муж?»: Панорама; Москва; 2001
ISBN 5-7024-1185-4
Аннотация
Как и многие женщины, Кристабел полагала, что надо не упускать свой шанс и стремиться проявить себя. Не во имя славы и почестей, а ради удовлетворения своих творческих устремлений. Этому была подчинена ее жизнь, пока Кристабел не вышла замуж. Однако, будучи натурой независимой, она не устояла перед соблазном сняться в кино и тайком от мужа уехала на съемки. Только разлука заставила ее всерьез задуматься, что важнее для женщины – карьера или любовь, и Кристабел сделала выбор...
Агата Мур
Карьера или муж?
1
Пламя многочисленных свечей отбрасывало причудливые тени на стены и потолок залы. Было душно, запах воска смешивался с приторными ароматами духов и пудры. Кавалеры мужественно терпели неудобства, дамы яростно обмахивались веерами.
На небольшом возвышении в роскошном, обитом парчой кресле восседала хрупкая красавица. По ее гордой осанке, по тому, с каким почтением обращались к ней окружающие, даже не слишком наблюдательный человек сделал бы вывод, что именно эта леди – центр этой маленькой вселенной.
Занятно было наблюдать за ее мимикой. Вот она учтивым кивком поприветствовала какого-то важного пожилого господина, из-под завитого парика которого струился пот. Вот снисходительно улыбнулась присевшей перед ней в глубоком реверансе молоденькой хорошенькой девушке. Капризно надула губки, выслушав то, что шептал, почтительно склонившись к ее уху, важный дворецкий... Встревоженно нахмурилась, взглядом выискивая кого-то в пестрой и нарядной толпе гостей... И засияла, завидев стремительно приближающегося к ее «трону» высокого статного молодого мужчину.
Ему была протянута рука, которую он, припав на одно колено, поцеловал. Гул голосов затих, глаза всех присутствующих устремились на эту пару. Однако ни леди, ни ее фаворит не обратили на это ни малейшего внимания. Они были полностью поглощены друг другом, их нежные взгляды говорили красноречивее всяких слов.
Постепенно гости снова вернулись к приятному времяпрепровождению, голоса стали громче, заиграл струнный квартет, и никто не услышал, как стоявшая за креслом владетельной леди дама с приятными, но немного резкими чертами лица сломала свой веер.
Впрочем, нет, та самая молоденькая хорошенькая девушка, которую хозяйка бала удостоила снисходительной улыбкой, услышала треск и вздрогнула. И уже не спускала глаз с дамы со сломанным веером. А та, с приклеенной к губам неестественной улыбкой переместилась к высокому резному столику, на котором стояли на серебряном подносе два бокала с вином, и быстрым движением сдвинула камень на своем массивном перстне. Никто, кроме девушки, не видел, как несколько белых крупинок упали в ярко-красную рубиновую жидкость, чтобы тут же раствориться в ней.
Широко раскрытыми от ужаса глазами девушка наблюдала, как дама жестом подозвала дворецкого и тот, согнувшись в полупоклоне, направился с подносом к влюбленной паре.
Шаг, еще шаг, еще...
– А-а-ах!
Этот полувскрик-полувздох, исполненный досады и презрения, было последнее, что услышала девушка.
Гости взирали на безнадежно испорченное атласное платье высокочтимой леди, на забрызганные рубиновыми каплями белые чулки ее фаворита и, перешептываясь, злословили о потерявшей сознание дебютантке бала, которая, чтобы обратить на себя внимание высочайшей особы, не придумала ничего оригинальнее, как вырвать поднос из рук дворецкого.
– Отснято! – крикнул режиссер. – На сегодня все.
Пожалуй, это самое приятное, что я услышала за весь день, подумала Кристабел Уэверли. Ее рука машинально потянулась к парику с замысловатой укладкой.
Костюм Кристабел в сегодняшнем эпизоде был не самым удобным. Туго затянутый корсет на косточках делал талию осиной и высоко приподнимал грудь в глубоком вырезе, но мешал дышать.
Прибавьте к этому нестерпимый жар софитов, духоту в павильоне, раздутое самомнение и эгоизм исполнителя главной мужской роли, чертовски требовательного режиссера – и вы реально почувствуете смысл аксиомы «искусство требует жертв».
– Можно тебя на одно слово, дорогая?
В устах Эндрю Пейтона такое обращение не сулило ничего приятного, и у Кристабел внутри все сжалось. Она медленно обернулась к пожилому режиссеру, чей талант стал уже легендой, но это совсем не мешало ему частенько выражаться в духе уличных гаврошей.
– Сегодня у меня обед. В семь. – Он пронзил Кристабел тяжелым взглядом своих темных глаз. – Ты должна там быть. – Эндрю оглядел остальных актеров. – К вам это тоже относится.
Нет, это уже слишком! – чуть не застонала Кристабел. После тяжелого съемочного дня она собиралась принять душ, переодеться и провести вечер дома, на вилле в Санта-Монике, ставшей ее временным пристанищем на период съемок. Ей хотелось расслабиться в одиночестве и подучить завтрашнюю роль.
– Можно узнать, зачем мы понадобились? – дерзко поинтересовался ведущий актер Эдвин Мэскот.
– Для денег. Фильму нужны деньги. Они как раз есть у моего сегодняшнего гостя, – доходчиво объяснил режиссер. – Он пожелал встретиться с актерами нашей съемочной группы, так что надеюсь с вашей помощью раскрутить его на щедрые денежные вливания.
– Сегодня вечером? – переспросила Кристабел, и режиссер снова пронзил ее стальным взглядом.
– У тебя какие-то проблемы?
Если бы они и были, говорить о них сейчас абсолютно бесполезно, поэтому Кристабел выразительно пожала плечами.
– Да нет.
Эндрю орлиным взором оглядел всех присутствующих.
– Кто-то еще хочет возразить?
– Надо было предупредить заранее, – проворчал Эдвин Мэскот.
– Исключено, гость прилетел лишь вчера вечером.
– Хорошо-хорошо, я все понял.
– Весьма польщен. Итак, всем все ясно?
Через четверть часа, переодевшись и приведя себя в порядок, Кристабел пересекла стоянку и села за руль арендованного автомобиля. На ней были простые шорты и топ, а длинные черные волосы из-за нестерпимого полуденного зноя небрежно стянуты в узел на затылке. Кристабел завела мотор, сразу же включила кондиционер, и уже через несколько минут ее машина, выехав с территории киностудии, неслась по главной магистрали в направлении Санта-Моники.
Как здесь спокойно и умиротворенно, в который раз восхитилась Кристабел, въезжая на охраняемую территорию квартала. Дальше дорога петляла между двухэтажными виллами, чьи фасады выходили прямо на океан.
Улицы были вымощены голубыми плитами с белыми бордюрами, перед домами располагались небольшие уютные полисаднички, с посыпанными галькой дорожками и с буйно цветущей декоративной растительностью, Кристабел притормозила у одной из вилл. Она не стала ставить машину в гараж – зачем, если скоро придется ехать на званый обед.
В доме все дышало прохладой. Изысканная обстановка состояла из полированной мебели и кожаных диванов и кресел. Кухня представляла собой рай для гурмана – столько в ней было различного кухонного оборудования и всевозможной посуды. В дальнем углу просторного холла широкая витая лестница вела на опоясывающую галерею второго этажа, куда выходили двери трех спален с отдельными ванными.
Из гостиной и столовой стеклянная дверь вела во внутренний дворик, в центре которого находился небольшой бассейн. По его периметру были расставлены горшки с красивыми цветами, шезлонги и несколько столиков.
Кристабел облачилась в бикини, чтобы поплавать в бассейне, – энергичные движения в прохладной воде лучше всего снимают напряжение. Душ окончательно привел ее в норму, и, уложив волосы феном, Кристабел прошла в просторную гардеробную комнату.
Она перебрала вешалки с небогатым запасом туалетов и решила остановиться на черном. Торопливо собираясь на съемки, Кристабел меньше всего думала о выходных туалетах, так что большая часть ее вещей осталась дома, в Лондоне.
Не смей даже вспоминать о них и о человеке, с которым ты делила кров, приказала себе Кристабел, раскладывая на кровати платье, открытые босоножки без задников на тончайших шпильках и черную вечернюю сумочку.
Но перед глазами снова предательски всплывал знакомый образ. Ее мысленный взор детально высвечивал каждую черточку лица и каждый изгиб широкоплечей фигуры. Взгляд темно-серых глаз, казалось, проникал прямо в душу Кристабел. Волнующие воспоминания о прикосновении губ этого мужчины, о чувственном изгибе его рта повергали ее в дрожь.
Реальным воплощением этого образа был Федерико Персетти, удачливый бизнесмен и щедрый меценат, на десять лет старше Кристабел. Ему чуть больше тридцати, внешность дворянина эпохи Возрождения странным образом сочеталась в нем с менталитетом типичного уличного разбойника. Он родился в Риме, в семье зажиточных итальянцев, там же начал свое образование, которое закончил в Америке.
Этот мужчина открыл Кристабел свои объятия, свое сердце, сделал ее своей женой и любовницей.
Федерико и Кристабел встретились на вечеринке у общих друзей в Лондоне. У Кристабел как раз заканчивался сезонный контракт с модельным агентством, и через неделю она собиралась в Калифорнию, чтобы продолжить съемки в одной из бесконечных мыльных опер.
В Калифорнию она полетела, но уже с Федерико. В течение недели она успела представить его своим родителям, официально объявить о свадьбе и уговорить сценаристов сериала переписать ее роль. Как только были отсняты сцены гибели ее героини, она тут же вместе с Федерико вернулась в Лондон.
Через месяц они сыграли тихую свадьбу, пригласив на церемонию венчания лишь близких друзей и родственников, и их жизнь стала протекать между Лондоном и Римом. Однако Федерико купил в Санта-Барбаре роскошные апартаменты в престижном районе с великолепным видом на залив и окрестил их калифорнийской базой.
В первые полгода их брака все шло прекрасно, даже слишком прекрасно, вспоминала Кристабел, надевая черное белье и тонкие черные чулки. Проблемы начались три месяца назад, во время их двухнедельного пребывания в Калифорнии. Один из друзей дал Кристабел почитать сценарий, который ей очень понравился. Кристабел даже увидела себя в одной из ролей. Эта мысль стала навязчивой, она постоянно ловила себя на том, что невольно обдумывает, как лучше сыграть этот характер.
Кристабел между тем отдавала себе отчет, что съемочный период никак не совпадал с рабочим графиком Федерико и что трудно будет получить его согласие на четырехнедельное пребывание Кристабел в Америке без него. И тем не менее Кристабел тайно съездила в Голливуд, снялась, мало надеясь на успех, в кинопробах, и вернулась с мужем в Лондон.
Звонок агента с сообщением, что ее утвердили на роль, поверг Кристабел в радостный трепет. Через месяц надлежало прибыть на съемки.
Кристабел сразу же подписала контракт, но никак не решалась сообщить об этом Федерико, предвидя его негативную реакцию. С каждым днем ей становилось все труднее и труднее осмелиться на это, пока наконец до начала съемок не осталось всего несколько дней.
Кристабел сотни раз мысленно проигрывала объяснение с мужем, но аргументы ей самой казались неубедительными, и однажды ранним утром она просто побросала в дорожную сумку вещи и на такси бежала в Хитроу.
Расставание на четыре недели казалось Кристабел сущим пустяком, однако с каждым днем она чувствовала, как между ней и мужем растет физическая и моральная пропасть, грозившая очень скоро стать непреодолимой.
Кроме того, одна за другой следовали накладки в съемочном процессе, так что запланированные четыре недели превратились в пять, а потом и в шесть недель. К седьмой неделе съемок бюджет фильма находился в весьма плачевном состоянии. К тому же стояла изнуряющая жара и в группе начались всякого рода конфликты.
Бросив последний оценивающий взгляд на свое отражение в зеркале, Кристабел поправила выбившуюся из прически прядь волос, сунула ноги в черные элегантные босоножки и, подхватив вечернюю сумочку, вышла из дома.
К тому времени, когда Кристабел остановила машину у виллы Эндрю Пейтона в Беверли-Хиллз, дневной зной сменился приятной вечерней прохладой. Кристабел присоединилась к остальным приглашенным актерам, потягивающим прохладительные напитки на просторной террасе с видом на океан.
Кристабел тоже взяла себе коктейль и, изредка поднося к губам соломинку, принялась лениво оглядывать присутствующих на вечеринке. Все лица были ей знакомы, и она пыталась догадаться, кто же тот загадочный меценат, ради которого они здесь собрались.
– Улыбайся, дорогая, мы здесь все как на шоу, и должны сиять улыбками, – раздался над ухом Кристабел хрипловатый мужской голос.
Кристабел не спеша повернулась к ведущему актеру фильма Эдвину Мэскоту. Он, как всегда, держался с грубоватой небрежностью, и под этим годами наработанным имиджем было трудно распознать его истинную натуру.
– А-а, Эдвин, – довольно прохладно приветствовала его Кристабел и улыбнулась, чтобы как-то подсластить свой сарказм: – Я уверена, что ты отлично справишься с этим за всех нас.
Она недолюбливала Эдвина и не слишком пыталась это скрыть. Одно дело уважать его как актера, и совсем другое – мириться с его дурацкими выходками, которые казались ему верхом остроумия. Эдвин слыл любимцем женщин, млевшие от его мужественности и сексуальности поклонницы засыпали его письмами и подарками. На письма отвечал специально нанятый человек, а подарками Эдвин распоряжался исходя из их ценности: трогательные плюшевые игрушки раздаривал малышам – после чего их мамаши, разумеется, пополняли собой ряды его поклонниц, а, к примеру, бриллиантовые запонки или золотую булавку для галстука некоторое время носил, потом выгодно продавал.
– Ладно, перестань, дорогая, – проворчал Эдвин и оскалился в профессиональной улыбке. – Между нами должно царить согласие, не так ли?
– Только на экране, дорогой, – парировала Кристабел, никак не отреагировав, когда Эдвин коснулся ее руки и словно невзначай большим пальцем провел по запястью.
– Думаю, было бы очень неплохо вынести наши экранные отношения за пределы съемочной площадки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16