Вопрос, строго говоря, звучит просто и определенно: что я, Адам Лоусон, собираюсь предпринять в создавшейся ситуации?
– Ответ так же прост: ничего!
– Но на мне лежит ответственность!..
Больше всего она боялась именно этого – разговоров о долге. Ответственность! Дженис пришла в отчаяние.
– А с чего ты, собственно, взял, что это твой ребенок? – выпалила она.
Воцарилось молчание – длительное, тягостное, страшное, от которого по телу пробежали мурашки. И вдруг Адам рассмеялся, одним махом разрушая карточный домик ее доводов и аргументов.
– После твоих предыдущих заявлений сомневаться в этом может только слабоумный, – добродушно заметил он. – А коль скоро вопрос об отцовстве решен, вижу только один выход из ситуации – мы должны пожениться!
– Это отнюдь не единственный выход! – злорадно ввернула Дженис, и тут же у нее душа ушла в пятки.
За всю жизнь она не видела ничего страшнее и чернее, чем лицо Адама в эти секунды. Его глаза засияли такой холодной яростью, что Дженис пробил озноб.
– Уж не хочешь ли ты сказать, что посмеешь?.. – повысил он голос и привстал с кресла, нависая над нею, как туча.
– Нет, разумеется, нет!.. Сядь и успокойся! – При всех своих обидах на Адама Дженис и мысли об аборте не допускала. – Но замуж за тебя, – тихо сказала она, – я не пойду.
– Почему нет?
– А почему должно быть – да?
Адам воздержался от ответа на ее вопрос, а Дженис осознала вдруг горькую иронию сложившейся ситуации. Все эти годы она только и мечтала о том несбыточном дне, когда Адам Лоусон сделает ей предложение, и теперь, когда ее мечта странным образом сбывалась, ей стало ясно, что брак – далеко не то, к чему она стремилась, и тем самым древняя греза о счастье снова оказывалась неуловимой, а исполнившаяся мечта неожиданно обращалась в очередной кошмар. «Бог наказывает исполнением желаний!» – с горечью вспомнила она и, исподлобья глядя на Адама с горькой усмешкой сказала:
– Ты же не хочешь жениться на мне. Адам только пожал плечами.
– Отчего же? – небрежно сказал он. – Жениться я так или иначе планировал. Тридцать три года – возраст, когда пора угомониться и подумать о будущем, а потом, как я тебе уже признавался, мне всегда хотелось иметь детей. Ты ждешь от меня ребенка – так зачем мне снова гоняться за журавлями в небе?
Ничто так не убивало Дженис, как этот деловитый тон. Уж лучше бы он рвал и метал, бросал в нее обвинения, заставлял вновь и вновь защищаться!..
– Тебе не напоминает это брачное объявление в газете: «Ищу жену детородного возраста. Подробности при встрече»?
– Если тебе хочется рассматривать ситуацию под таким углом, бога ради, твое право, – поднял он руки, нимало не смутившись. – Ну а насчет любви… Мне казалось, ты…
Так вот, что ему надо! Ее любовь! При этом он рассуждает о любви тоном, каким заключают сделку о продаже партии бразильского кофе! Да, она безумно любит его, но не призналась бы в этом сейчас даже под пыткой.
– Любовь? – с наигранным изумлением вскричала Дженис. – Придут же тебе подобные мысли в голову!..
Очередное равнодушное пожатие плеч заставило ее буквально скрипнуть зубами от бешенства.
– Просто я подумал, – успокаивающе произнес Адам, – что это могло бы облегчить заключение сделки. Ты ведь сама говорила…
На секунду Дженис закрыла глаза, словно налетев с размаху на стенку. Ну зачем, с отчаянием подумала она, зачем он напомнил ей о том давнем моменте слабости именно сейчас?
– Когда мне было восемнадцать?.. – издала она подобие смешка. – Восемнадцатилетним восторженным дурочкам свойственно влюбляться!
– Дурочкам? – Казалось, Адам был уязвлен, хотя и пытался не подать виду.
– Детская влюбленность – привилегия детства. Не знаю, как ты, Адам, а я выросла, повзрослела и распрощалась с глупостями, в которых ты меня совершенно справедливо укорял тогда. – Не могла же она признаться, что в этом отношении как раз нисколько не повзрослела, просто подростковые чувства развились в нечто гораздо более глубокое, и любовь девочки превратилась в любовь женщины? – Таким образом, – подытожила Дженис, – вынуждена разочаровать тебя, Адам. Никакой почвы для заключения того, что ты назвал сделкой, нет и в помине, а потому мой ответ на твое предложение – если это можно назвать предложением – категорическое и безоговорочное «нет»!
Доводы сердца Дженис безжалостно отмела в сторону. Совершенно очевидно, что Адам ее не любит, и если и собирался жениться, то исключительно из чувства долга. И вообще, после разрыва с невестой, он…
– Но почему, черт побери? – с легким раздражением в голосе перебил Адам ход ее размышлений. – Я всегда мечтал о ребенке, я хочу ребенка, хочу быть рядом с ним, любить его, заботиться о нем!
– Ты хочешь! – фыркнула Дженис. – Вопрос в том, хочу ли этого я. Что мне даст брак с тобой?
– Мужа, который станет для тебя опорой и поддержкой, возможность уйти с работы и целиком заняться воспитанием ребенка, дом… – с готовностью начал перечислять Адам, словно давно продумал, что он может предложить Дженис.
Для нее же в этом списке наиболее обидным оказалось отсутствие одного пункта: Адам – а что она еще могла от него ожидать? – ни слова не сказал о своей любви к ней.
– Минутку, но у меня есть дом! – безапелляционно прервала она его. – Что, если я никуда не хочу переезжать отсюда?
Не стоило ей широким жестом указывать на свои владения! Прищуренные глаза Адама холодно оглядели окружающую обстановку, и Дженис как бы его глазами увидела протертый до дыр ковер, обшарпанную допотопную мебель, линялые занавески и покрывала…
– И ты хочешь, чтобы мой ребенок жил здесь? – сдержанно спросил Адам.
Его ребенок! Она же совершенно не в счет!
– Ну да, конечно, – уязвленно сказала Дженис, – наследнику Лоусонов не след появляться на свет в этой жалкой хижине, больше похожей на спичечный коробок! Если такое произойдет, у твоей матери форменный припадок случится!
– Пожалуй, я этого еще не говорил! – холодно сказал Адам. – И впредь попрошу тебя не впутывать в наши отношения мою мать! – уже закричал он, приподнимаясь на стуле и бросая чашку из-под чая на поднос.
– Как скажешь, милый! – Голос у Дженис слегка дрожал, но по крайней мере, она добилась от него хоть какой-то живой реакции. В любом случае это было лучше, чем мертвое равнодушие или казенная деловитость. – Но тебе не кажется, дружище Адам, что она имеет полное право иметь собственное мнение по этому вопросу, и не только иметь, но и высказывать его? Как-никак, ты приведешь в ее родовое гнездо дочь вашей поварихи, к тому же неизвестно от кого рожденную!
– Я приведу мать моего ребенка – мать ее внука!
– То есть женщину, которую ты осчастливил тем, что женился на ней. Извините, господа, но ваша милость мне ни к чему. Я – не первая и не последняя мать-одиночка, которая родит и воспитает ребенка своими собственными силами. Ты мне не нужен, Адам, у меня есть все необходимое.
– И все же у меня есть кое-что, чего ты не имеешь, – заметил Адам с угрюмой усмешкой. – У меня есть деньги – больше, чем необходимо лично для меня. А тебе они очень скоро понадобятся.
– Мне не нужны твои деньги, Адам. Я получаю хорошее жалованье, – пробормотала Дженис, сжавшись в ожидании того, что произойдет дальше.
Что-то враждебное мелькнуло в синих глазах Адама, и, наклонившись к ней, он негромко поинтересовался:
– Достаточно большое, чтобы выдержать затяжную и крайне дорогостоящую тяжбу по вопросу о родительских правах?
Дженис почувствовала себя так, будто ее окатили ледяной водой. Ей вдруг стало страшно.
– Ты не посмеешь! – вырвалось у нее.
– Не гневи меня, Джен. – Это было указано легко, почти небрежно, но с недобрым намеком, не требующим дальнейших разъяснений.
– Ты станешь воевать со мной из-за моего ребенка?
Дженис инстинктивно, как от удара, закрыла тело руками под одеялом.
– Нашего ребенка, Джен! – прищурившись, уточнил Адам. – Я – отец этого ребенка!
– Знаю, что ты!
Если бы он только знал, что по этой самой причине она уже души не чаяла в будущем младенце, – потому что он – от Адама, а значит, является частицей мужчины, которому она давным-давно и навсегда отдала свое сердце.
– Я дам тебе кучу…
– О да! – грубо оборвала его Дженис. – Ты считаешь, что деньги в этом мире – самое главное.
– Отнюдь!
В голосе Адама появилась странная, вкрадчивая мягкость, а в глазах – блеск, и Дженис беспокойно заерзала в постели.
– Между мужчиной и женщиной возможны и другие отношения, – сказал он вполголоса. – Отношения, которые порой дороже денег…
– Боже, до чего же мужчины любят сводить все жизненные проблемы к физиологии, к убогому и тривиальному сексу! – поспешила она оборвать его, но Адама не так легко было сбить с мысли.
– Нет, Джен, не убогому и не тривиальному. И не о примитивном сексе речь – о страсти, возгорающейся при одной только мысли о близости с другим человеком. Как это было у нас с тобой, когда тела притягиваются друг к другу, как провода под током, и темнота ночи озаряется вспышками чувственных молний.
– Да ты поэт! – иронически заметила Дженис, старательно пряча глаза, чтобы он не заметил в них затаенной боли. – Не припомню я ничего подобного.
– Значит, не хочешь припомнить, – хрипло сказал он, поднявшись из кресла и подсев к ней, – потому что в любом случае на тебе лежит немалая часть вины за нашу общую неосторожность. – Он поймал ее руку, и Дженис почувствовала, как ее бросило в жар и холод одновременно. – А если ты и в самом деле восприняла нашу близость не так остро, как я, то обещаю тебе, что в будущем все будет совершенно иначе.
6
– В будущем? – Дженис чуть не уронила чашку, которую собиралась поставить на поднос. – В каком будущем? Нет у нас никакого будущего! Ну поддались минутному безрассудству… С кем не бывает?
– Ну знаешь! – сказал он с чувством. – С такой же категоричностью ты могла бы запретить солнцу вставать по утрам. Природе нельзя приказывать.
– Я не природа, – вспыхнула она. – Я Дженис Моррисон и сама вольна определять, что мне делать, а что нет!
– Погоди, Джен, выслушай меня! Ты так долго присутствовала где-то рядом в моей жизни, что я воспринимал твое существование как нечто само собой разумеющееся. Вплоть до той самой ночи я и подумать не мог… – он смущенно мотнул головой, – что ты можешь так много для меня значить.
– Так много, что ты за целый месяц не удосужился хоть как-то связаться со мной!
– Черт возьми, я же все объяснил тебе! Я каждый день утром и вечером пытался связаться с тобой, хотя после того, как ты на глазах у подруги втоптала меня в грязь, не всякий сделал бы это…
– Ах, какой ты великодушный!..
– А потом еще твоя идиотская записка! «Забудь об этой ночи, считай, что ее и не было. И ты, и я знаем: вышла ошибка – усталость, напряжение, перехлест эмоций. Давай не будем делать из этого трагедию!..»
Дженис не сразу сообразила, что он цитирует послание, которое она оставила ему тогда.
Так, значит, он все-таки прочитал ее записку?..
– Погоди, я вовсе не имела в виду… – начала она, ошеломленная тем, какой смысл обрели ее же собственные слова в устах Адама. Она тогда пыталась предстать перед ним искушенной и умудренной жизненным опытом женщиной, спокойно выходящей из самых щекотливых ситуаций и стремящейся избавить его от ненужных угрызений совести. А вышло? Боже, какую идиотскую высокопарную чушь она написала!..
– Не знаю, что ты там имела в виду, но я цитирую тебя дословно. Собственно, можешь взглянуть сама – все это написано черным по белому.
Адам вынул из кармана сложенный вчетверо листок и бросил его ей.
– Прочти вслух! – почти грубо приказал он, не обращая внимания на растерянность Дженис.
Если до этого она чувствовала себя просто неловко, то сейчас ей захотелось провалиться сквозь землю. Беглого взгляда на записку было достаточно, чтобы она залилась краской.
– Читай! – повысил голос Адам, и Дженис, запинаясь, продолжила цитату:
– «…Важно понять, что эта встреча ничего не значит и ничего не меняет. Разойдемся как друзья и забудем обо всем, что случилось. Я со своей стороны обещаю это. Дженис».
А далее – как будто уже написанного мало – заключительная, и вовсе идиотская строчка:
«P.S. Позаботься о завтраке сам. Кофе на плите. И будь спокоен: все в порядке».
Впрочем, внимание Адама привлекла все же первая часть письма.
– «Усталость, напряжение, перехлест эмоций» , – раздраженно повторил он. – Уж так и написала бы: согрешил с перепою!
Слова эти болезненно ударили Дженис по самолюбию.
– Не хочешь ли ты сказать, – в негодовании воскликнула она, – будто я тебя сознательно подпоила или что ты в ту ночь совершенно ничего не соображал?!
– Нет, нет и нет! – крикнул Адам, ловя ее руки, которыми она тут же замолотила по его груди. – Нет, черт меня подери! Я действовал в здравом уме и твердой памяти… А впрочем, что я говорю: ты и сама все прекрасно чувствовала.
– Чувствовала? – все тем же вызывающим тоном, но уже менее уверенно переспросила Дженис. – О чем ты?
– О страсти, которая воспламенила в ту ночь нас обоих…
– Меня – нет!
Адам лишь рассмеялся, настолько неубедительной была ее ложь.
– Поверь, Джен, уж в чем, в чем, а в этом я разбираюсь. Я знаю, когда женщина возбуждена и желает меня, а когда нет. Едва наши тела соприкоснулись, мне все стало понятно. Это было как извержение вулкана, ничего подобного я в жизни не ощущал, но нам предстоит открывать это вновь и вновь – только так и не иначе! – Он отпустил ее руки, лицо его осветилось нежной улыбкой. – С одной разницей – впредь это будет еще восхитительнее, и силу моей страсти ты прочувствуешь в полной мере. Потому что я ни на секунду не забуду о тебе, а чтобы у тебя не оставалось сомнений, сразу предупреждаю: сегодня я чист, как стеклышко, я не выпил ни грамма…
– Адам! – предостерегла его Дженис, прижимаясь к спинке кровати, но он никак не отреагировал – слишком мало убедительности было в ее голосе.
– В конце концов, если я – источник твоих страданий, то я просто обязан возместить их наслаждением. Ну что, Джен? – рассмеялся он.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19