Черный ползучий страх все дальше пробирался ей в душу. Она начала всхлипывать и закрыла глаза, не желая верить в этот кошмарный сон. Собрав всю свою волю, она постаралась подавить этот гнетущий страх. Да это просто смешно. Да она, может быть, не имеет понятия, чем живет этот человек, не знает его образа жизни, но, что Сол не садист, она может дать голову на отсечение. Жестокий, да. Но не извращенец. Нет, нет и нет.
А это значит, что у него были какие-то веские причины для того, чтобы закрыть ее здесь.
Сердце словно сжали гигантские тиски. Наконец-то до нее дошло, почему Сол Джеррард, этот миллиардер и блестящий светский человек, заинтересовался ею, Кэндис Хьюм. Вовсе не потому, что он хотел ее. Нет, не поэтому. Он использовал ее безнадежную влюбленность в него именно для того, чтобы заманить сюда, так как что-то подозревал.
Мозг ее лихорадочно работал. Знал ли он о том, что она умышленно подстроила их первую встречу?
Если да, тогда ясно, почему последние два дня Стефани отсутствовала. Как говорится, от греха подальше. И, уж конечно, если ее притворный обморок вызвал в нем подозрения, то после того, как на следующий день она появилась возле его дома, он должен был окончательно убедиться в том, что все это неспроста.
И то… то, что он похитил ее, это, конечно, его бурная реакция на ее поступки.
Она закрыла лицо дрожащими руками.
Через некоторое время она почувствовала, как ее крепко переплетенные пальцы заныли. Она расцепила пальцы, пустыми глазами наблюдая, как к побелевшим костяшкам постепенно приливает кровь…
А что… а что, если он собирается расправиться с ней, шептал ей ее измученный мозг.
Она отказывалась в это поверить. Одеревенев от ужаса, она снова легла на кровать, силясь припомнить, что он говорил ей, но вихрь ее мыслей кружился словно в одном заколдованном круге. И прежде чем она вспомнила то, что хотела, она снова погрузилась в сон.
Когда она проснулась, было раннее утро. Вот-вот рассветет, подумала она, вслушиваясь в изумительные звуки утренней песни двух птичек тикау. Горькая улыбка тронула ее губы. Вот тебе и легенда о чудесах этой песни! Что-то не очень похоже, чтобы в ближайшие двенадцать месяцев она встретила свою любовь!
Сон развеял последние следы вчерашнего дурмана, и, хотя она все еще чувствовала усталость и разбитость во всем теле, мысль ее работала четко и ясно. Она больше не думала о том, что Сол может убить ее. Возможно, он жесток и беспощаден к ней, события последних суток это доказали, но она не думала, что он способен на убийство или извращение. Она не могла объяснить этого, но она не сомневалась в том, что у него были какие-то веские причины ее похитить и заточить среди этих голых стен.
Только бы знать, что это за причины.
На этот раз, когда она вышла из ванной, на полу возле двери кем-то был оставлен поднос. Она почувствовала такой зверский голод, что, схватив поднос, с жадностью набросилась на еду, осушив для начала большой стакан фруктового сока, а потом, завернувшись в простыню и сев на краешек кровати, съела фрукты и яичницу с беконом. Кофе и чая не было, но это уже не имело значения, так как, съев все, что было на подносе, она вдруг снова почувствовала, как на нее наваливается усталость, и, едва поставив поднос на прежнее место, свернулась калачиком на своей узкой кровати и крепко заснула.
Он дал ей какое-то успокоительное. С этой до конца не осознанной мыслью она проснулась. Похоже, что так оно и было. Он подсыпал его в фруктовый сок.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
Скованная приступом внезапно нахлынувшей злобы, Кэндис неподвижно лежала на узкой кровати. Но оказалось, что справиться со злостью было куда проще, чем суметь пересилить страх; злость вытеснила страх, и теперь она чувствовала себя свободной от его болезненного и парализующего гнета.
Отныне она будет пить воду только из-под крана в ванной комнате, подставляя сложенные ковшиком ладони. Но когда животворное чувство злости вдруг исчезло, уступив место ужасающей безнадежности, заброшенности и ощущению совершенного по отношению к ней предательства, из-под плотно сжатых ресниц по ее щекам беззвучно покатились слезы. Совсем раскисла от этой жалости к себе, строго сказал ей внутренний голос. Тоже мне, расхныкалась.
Она дремала, когда принесли ужин; она слышала какое-то легкое движение, пока кто-то ставил на пол поднос с едой, но не успела она встать с кровати, как ее надзиратель скрылся.
Ужин состоял из салата, великолепно приготовленного омлета и кувшина апельсинового сока. Злорадно поглядывая на кувшин с соком, она заставила себя съесть принесенный ужин, а потом вылила сок в раковину в ванной комнате.
Выходя оттуда с пустым кувшином в руках, она увидела, как в комнату бесшумно вошел Сол.
Еще до ужина она обернула себя простыней. Получилось что-то наподобие сари. Правда, это слегка сковывало ее движения, но зато было гораздо лучше, чем ходить совершенно голой. Мрачный, как Люцифер, он стоял среди этих голых стен и переводил взгляд сузившихся внимательных глаз с кувшина на виноватое лицо Кэндис. Увидев его, она почувствовала, как внутри у нее словно спустили курок.
Не соображая, что делает, она с размаху швырнула кувшин прямо в него, чудом не угодив ему в лицо. Он едва успел увернуться. Только он отскочил, как она набросилась на него, дико размахивая кулаками и в слепой ярости стараясь попасть коленом в пах — один из самых надежных способов, которым можно обезвредить мужчину.
Он двигался по комнате быстро и ловко, как кошка, и, не принимая в расчет, что перед ним миниатюрная женщина, крепко схватил ее за плечи, ловко сбил с ног, бросил на кровать и налег сверху с такой силой, что из ее груди с шумом вырвался воздух. Но она не сдавалась и продолжала яростно отбиваться, хотя каждый вдох давался ей с трудом, причиняя нестерпимую боль. С искривленным в злобной гримасе ртом, она боролась с ним дико и яростно, чувствуя, как ощущение совершенного по отношению к ней предательства и острая ноющая боль утраивают ее силы. Она впилась зубами ему в плечо, и он, злобно выругавшись, резко закинул ей голову назад. Шея ее болезненно выгнулась, но он с силой надавил на нее локтем, почти перекрыв доступ воздуха. Она заплакала. Губы ее беззвучно двигались, потемневшие от злости глаза дико сверкали на смертельно бледном лице.
— Прекрати! — процедил он сквозь зубы.
Он слегка отпустил свой тяжелый, как свинец, локоть, и она смогла вобрать немного воздуха в свои измученные легкие. Локоть снова опустился ей на шею, но давил уже не с прежней силой, а чуть тише. Вжатая тяжестью его тела в матрас, она лежала в мрачной неподвижности, ловя губами воздух.
— Вот так-то лучше, — сказал он все тем же гробовым голосом. — А теперь давай ответим на несколько вопросов. Итак, почему ты оказалась здесь?
— Потому что это вы, черт возьми, затащили меня сюда.
— На Фалаиси.
Взгляды их скрестились в немом поединке. Глаза его горели непримиримым, холодным огнем, словно бушующее голубое пламя в глубине алмаза.
— Я приехала сюда в отпуск.
Этот ответ ему явно не понравился. Локоть сильнее начал давить на горло, пока в глазах ее не мелькнул испуг.
— Говори правду, маленькая дрянь! Ты оказалась здесь, чтобы войти в контакт со Стефани, да?
Он слегка отпустил локоть, но лишь настолько, насколько это было нужно, чтобы она смогла заговорить.
Всхлипывая, она судорожно перевела дыхание и утвердительно кивнула, наблюдая за ним сквозь вздрагивавшие ресницы. Дикая ярость перекосила это сильное, волевое лицо, не оставив и следа от той сдержанности, которая, как она считала, была его неотъемлемой чертой. Лицо его налилось кровью, а потом, несмотря на загар, смертельно побледнело.
Вжавшись всем телом в кровать, она в какое-то мгновение подумала, что сейчас он убьет ее. Словно маленький зверек в лапах хищника, у которого остался последний шанс сохранить свою жизнь, она затаила дыхание и, напрягшись всем телом, стала ждать своей участи.
Сумев подавить вспышку ярости, он овладел собой. Его холодное самообладание пугало ее гораздо больше, чем животная сила его злобы.
— Так почему же? — зловеще прошептал он. — Зачем тебе понадобилось знакомиться с ней? — Не услышав ответа, он со злобой сплюнул. — Отвечай, черт возьми, иначе я не остановлюсь ни перед чем, чтобы заставить тебя заговорить, и меня не будут мучить угрызения совести.
Охвативший ее ужас не давал ей вымолвить ни слова, язык не слушался ее. В момент их яростной схватки простыня соскользнула с нее, и теперь она лежала под ним совершенно голая. По выражению ее лица он легко догадался, о чем она сейчас думала. Он снова грубо выругался и ледяным тоном произнес:
— Я не дотронусь до тебя, даже если на этой планете ты останешься единственной женщиной, маленькая лживая тварь! Есть и другие способы, которые сумеют заставить тебя заговорить, дрянь! Что тебе понадобилось от Стефани?
— Она моя сестра, — с трудом выговорила она.
Он мог ожидать всего чего угодно, но только не этого. Последовала долгая, мучительная пауза, во время которой он пытался осмыслить услышанное. Она видела это по его лицу, на котором вновь появилось выражение дикой черной злобы.
— У нас одна мать, — в испуге затараторила она. — Я родилась за год до того, как она вышла замуж за отца Стефани; меня удочерили другие люди. Когда я выяснила, кто была моя мать, я узнала и другое: после того, как она вышла замуж, у нее родилась дочь, а после того, как моя мать и ее муж ушли из жизни, ребенка удочерили какие-то родственники в Европе. — Она судорожно проглотила слюну. — Узнать, кто были эти родственники, не составило большого труда. Когда я навещала могилу моей матери, я разговорилась с местными жителями, которые знали, что отец Стефани был братом вашей матери.
Охватившая его ярость, кажется, слегка утихла. Пристально глядя ему в глаза, которые сейчас были так близко, что у нее закружилась голова, она подумала: все сказанное ею было для него настолько неожиданно, что ему понадобится время для того, чтобы это осознать.
— Я не знала, известно ли ей о том, что ее удочерили, — осторожно заговорила она, — поэтому не могла написать ей, и, кроме того, я хотела увидеть… я… — Ее голос сорвался.
Он резко встал и, казалось, стоял так целую вечность, глядя на нее, распростертую на кровати, так, словно видел ее впервые. Затем он резко повернулся и, сотрясаемый изнутри искавшей выхода энергией, стал мерить шагами комнату, думая о чем-то своем. От окна к стене и обратно. Она схватила простыню и потянула ее на себя, чтобы наконец прикрыть свою наготу. Потом она легла и лежала тихо и неподвижно, пытаясь осторожно проглотить слюну, прикрывая рукой свое измученное горло.
— Почему ты не связалась со мной?
Она закусила губу.
— Когда я узнала, кто ее забрал, я пришла в ужас. Я не была уверена, захотите ли вы знать об этом, и не представляла, как с вами связаться. Вы даже вообразить себе не можете, насколько трудно найти о вас хоть что-нибудь. В библиотеке, где я работаю, я имею доступ к самым разным источникам информации, но даже в этом случае все, что мне удавалось найти, я черпала в основном из колонок светских сплетен. Так что вам прекрасно удается держаться в тени. И… и еще я испугалась. Боюсь, что вы плохо представляете себе, насколько подавляюще действует на других мысль о вашем богатстве и могуществе.
Она говорила хриплым шепотом, и несколько раз голос ее прерывался. Ей было больно глотать, и она старалась делать это очень осторожно. Брови его были нахмурены, лицо мрачное и отстраненное, а взгляд безразлично скользил по ее маленькой, напряженной, съежившейся фигурке.
— Если бы ты написала письмо, оно бы непременно нашло меня.
— А если бы вы решили, что это будет плохо для Стефани? Тогда вы сделали бы все, чтобы я и близко не подошла к ней.
— Да, наверное.
— Значит, я поступила правильно, что обошла вас и ничего вам не сообщила, — с негодованием воскликнула она охрипшим голосом и села на кровати. — Но, какие бы ошибки я ни совершила, вы не имели права так обращаться со мной.
— Почему же не имел? — И в глазах его сверкнула злоба. Губы его сжались в тонкую линию, желваки играли. — Ты, глупая…
— Не смейте! — Она рванулась с кровати и гордой поступью пошла на него. Простыня волочилась за ней по полу. — Вы достаточно оскорбляли меня, хватит, благодарю. Я не глупая…
— Ну тогда наивная. Настолько легковерная и неопытная, что тебе и в голову не пришло, что я сразу же заподозрю любого, кто попытается завязать с ней знакомство?
— Это почему же? — произнесла она с величайшим презрением. — Уж не потому ли, что любой из тех, кто знакомится с вами, по-вашему, непременно чего-то от вас хочет?
Взгляд его стал острым как лезвие бритвы.
— Да, ты абсолютно права. И, прежде чем так высоко задирать свой хорошенький носик, признайся, что и тебе было от меня кое-что нужно. Тебе была нужна моя сестра. И для того, чтобы заполучить ее, ты была готова даже на такие вещи, которые на самом деле и не хотела делать, например слегка поиграть в любовь с братом своей сестры.
От удивления она раскрыла рот, и, прежде чем успела ему возразить, он быстро направился к двери.
— Стойте! — закричала она резким, срывающимся голосом. Но он решительно закрыл за собою дверь.
— Я, разумеется, должен буду проверить все, что ты мне здесь сказала, поэтому до тех пор, пока я не смогу убедиться в достоверности твоих слов, ты останешься здесь, — сказал он из-за двери.
В приступе дикой ярости она бросилась на дверь, в бессильной злобе колотя в нее кулаками. Но через минуту, овладев собой и почувствовав полное изнеможение и ком в горле, она бессильно опустилась на кровать, немигающим взглядом уставившись на свои голые ноги. Мысли ее бешено неслись по одному и тому же кругу.
Через полчаса после того, как она приняла душ и закуталась в простыню, в дверь постучали. Она подозрительно посмотрела на дверь и была уже готова разразиться новой злобной тирадой, когда на пороге появилась Айлу со свертком в руках.
— Ваша одежда, мадам, — сказала она бесцветным голосом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26