— Вы в порядке?
— Уф-ф-мм-угу, — последовал ответ. Интересно, у нее в роду не было страусов? В свое время она славилась умением сохранять хладнокровие в любом пекле. Даже Черный Понедельник не выбил ее из колеи. Очевидно, она лишилась этого дара — вкупе со всем прочим.
Наконец она схватила куртку и нырнула в рукава, не оставив Сэму времени предложить помощь. А он, кажется, и не горел желанием.
— Пошли, — рявкнула она, проносясь мимо него к задней двери. — Если вы еще не потеряли надежды разжиться дровами сегодня, вам лучше поторопиться.
Громыхая сапогами, Мэгги устремилась вперед;
Сэм еле за ней поспевал. Если он и допускал в мыслях какие-нибудь глупости на ее счет, теперь-то она поставит его на место. По здравом размышлении, ничего особенного не произошло. Да, он схватил ее за бедра, но совершенно случайно — ведь она сама его толкнула.
Причем не в первый раз, напомнила она себе. Пора это прекратить. Собственно, дело не в том, что именно произошло, а в том, как это на нее подействовало. Будь на его месте другой, она бы рассмеялась и попросила прощения, но этот человек, по какой-то неведомой причине, сбил ее с толку при первой же встрече.
— Что это, цистерна? — поинтересовался он, когда они проходили мимо прямоугольного бетонного сооружения, возвышавшегося над землей футов на пять.
— Моя цистерна, — подчеркнула она, направляясь, прямо к поленнице, сложенной неподалеку от задней двери. — При каждом доме есть такая. Грунтовая вода здесь плохая. Мы пользуемся дождевой, так что вам лучше потрудиться собирать ее.
Поскольку Сэм не имел ни малейшего представления о том, как заставить работать котел, он и не собирался транжирить драгоценную влагу на горячий душ и тому подобные излишества. Что же касается готовки, то здесь пока нет проблем.
— А как насчет титана?..
Ах, черт, она же хотела его включить.
— Последние арендаторы давно уехали, и я отключила энергию. Я больше никого не ждала, — сказала она, подходя к сараю. В голосе Мэгги звучало откровенное осуждение, и она взглянула на Сэма, желая удостовериться, достаточно ли он усмирен.
Как бы не так. В резком свете прозрачного зимнего дня странный вызов читался на его лице особенно ясно. Мэгги старательно избегала встречаться с ним глазами и сосредоточила взгляд на глубоких бороздах, прорезавших его щеки по краям рта, и щетине на волевом подбородке. Он давно не брился. Борода была темнее волос, почти такая же темная, как брови… Сэм следил за ее взглядом, скользящим по его лицу, ласкающим рот, подбородок, шею. Он чувствовал ее взгляд почти физически, как прикосновения. Его пальцы сжались в кулаки, дыхание стало прерывистым, а ведь они стояли в добрых пяти футах друг от друга. И что в ней особенного — посмотреть не на что. Он и сам не лучше, но ничего, кроме вражды, между ними быть не может, потому что ему никогда не забыть пережитого за последние годы.
Но, Боже, что за глаза! Фантастические. Сэм никогда не видал глаз и волос такого богатого, насыщенного, теплого золотисто-медового цвета. Как жаль, что они принадлежат такой ехидне.
— Вообще-то я могу снова включить рубильник, — глухо пробурчала Мэгги, отвернувшись в сторону.
— Включить? Что?
— Ваш титан, разумеется. Но, может быть, вы не собираетесь здесь бриться и принимать ванну? Некоторым мужчинам все равно.
В конце концов, это просто какой-то абсурд, решил Сэм. В его глазах вспыхнула веселая искорка, однако лицо оставалось непроницаемо серьезным.
— Я уже думал об этом. К сожалению, моя борода никогда не отрастает дальше щетины, поэтому горячая вода была бы просто благословением.
— Отлично, — отрезала Мэгги.
— Великолепно, — сказал Сэм, на этот раз улыбаясь широко и открыто. Он в отпуске, черт побери. И если по стечению обстоятельств заперт здесь в соседстве с этой ведьмой, то вовсе не обязан опускаться до ее уровня. — Кстати, меня зовут Сэм Кенеди.
Какое Мэгги дело до того, как его зовут? Лучше бы он вообще отсюда убрался. Почему-то он действует ей на нервы сильнее прочих арендаторов. Наверное, потому что зима, решила она. Весна приносила надежду, летом было весело, осенью красиво, но зима не сулила ничего, кроме пустоты и скуки. Особенно трудно приходилось на Рождество. Мать отказывалась приезжать на праздник на Перешеек, а отец не желал справлять Рождество без матери, так что Мэгги приходилось выбирать: возвращаться в Бостон и вспоминать пережитое или оставаться здесь в одиночестве.
— А вас? — настойчиво спросил Сэм, облокачиваясь на стену сарая, которая тут же подалась назад.
— Что? — очнулась Мэгги, торопливо вспоминая, о чем, собственно, шла речь. Жизнь в одиночестве имеет свои недостатки.
— Я спросил, как вас зовут. Раз уж нам предстоит прожить по соседству несколько недель, мне, наверное, следует знать, как к вам обращаться.
Чем реже вы будете ко мне обращаться, тем лучше, чуть было не сказала Мэгги, но это было бы ребячеством.
— Мэгги Дункан.
Он улыбнулся одними уголками рта, и Мэгги сердито сжала губы.
— Полагаю, вы принадлежите к тем Дунканам, в честь которых назван Перешеек.
Мэгги бросила на него уничтожающий взгляд и распахнула дощатую дверь. Солнечный свет разлился по бетонному полу. Официально ее имя было Мэгги Лесер — Мэри Маргарет Дункан Лесер, — но три года назад она обратилась в суд и восстановила девичью фамилию.
— Берите, — коротко сказала она. — Только потом положите обратно. Здесь все ржавеет, если оставить на ночь на улице.
Однако Сэм был не из тех, от кого так легко отделаться.
— А это что за штуковина? — полюбопытствовал он, склонясь над ржавой железякой и трогая ее пальцем.
— Это мой генератор. Напряжение тут не очень надежное. Когда оно падает, приходится этим пользоваться. Вот ваша пила. А вон топор — возьмите, если хотите, только его лет сто как не точили.
Наклонив голову, чтобы не удариться о низкий потолок, Сэм изучал разложенные на полке инструменты. Лезвие маленькой ручной пилы было обернуто чем-то вроде толстого спортивного чулка. Одно время Лорель носила такие, хотя никогда не занималась ни балетом, ни аэробикой. Этот чулок был розового цвета. Сэм попытался вообразить длинные стройные ноги Мэгги Дункан затянутыми в розовые шерстяные грелки — от щиколоток, где кончаются ее желтые башмаки, до…
Сэм торопливо отвернулся и принялся подбирать инструмент.
— Я… я не стану вас больше беспокоить. Как только закопчу с дровами, верну вам инструменты. Можно я заплачу вам за заточку пилы?
— Не стоит, — рявкнула Мэгги, желая отделаться от него как можно скорее. — Ее только недавно точили. Осторожно, не напоритесь на гвоздь или колючую проволоку. И не рассыпьте мне ружейную дробь, Два дня прошли относительно спокойно. Мэгги успешно избегала Сэма, который, казалось, тоже не жаждал встречи. Инструмент был возвращен, и на заднем дворе Башни выросла поленница. Из трубы завился дымок. Мэгги начала забывать о непрошеном соседе и занялась своей чайкой.
Она заверила себя, что сможет просуществовать в каком угодно соседстве, если соседи не будут ей досаждать. А Сэм и не навязывался. И если всякий раз при взгляде на наброски чаек, их хмурое, злобное выражение, она вспоминала о нем, его вины в том не было. Мэгги старалась быть справедливой. В своих слабостях она винила только себя. В конце концов, именно слабость была причиной ее гордого затворничества — попытки жить одиноко и независимо. Да и одиночество не самоцель — она должна была выявить и развить свои внутренние резервы, чтобы жизнь в одиночестве приносила радость.
Что она и делала. Насколько хватало сил.
Спустя пять дней после появления Сэма Неуловимый Джо совершил набег на мусорный бак Мэгги. Ошибки быть не могло — его почерк. Вообще-то еноты отличаются разборчивостью в еде. А этот вел себя как последний обжора. Джубал говорил, что еноты чистюли и часто сперва полощут пищу, а уж потом едят. Неуловимый Джо лопал все подряд и плевать хотел на чистоту. Он сожрал всю хурму с ее дерева, ни одной не оставил. Он успевал
съесть все еще до заморозков, когда никто, находясь в здравом уме, ее в рот не возьмет.
Она специально оставляла ему объедки в надежде, что он не тронет бак. Он сначала сметал объедки, а потом переворачивал содержимое бака — вдруг она по ошибке выбросила туда яблочный огрызок или сухую корку.
Сверкающий синий «ровер» по-прежнему стоял под ветхим навесом около Башни — не то чтобы Мэгги это интересовало, но и не замечать она не могла. Значительную часть времени Кенеди проводил в прогулках по лесу. Она, конечно, не наблюдала за ним, но, коль скоро, кроме них, здесь не было людей на несколько миль вокруг, она чувствовала его присутствие.
Он любил прогулки. У него был яркий свитер в полоску — на ее взгляд, отнюдь не дешевый, а он колол в нем дрова. Но очевидно, он был не из тех, кто любит пощеголять. Что, по мнению Мэгги, свидетельствовало в его пользу. Карлайл, ее бывший муж, посвящал своей внешности больше времени и средств, чем она сама.
Обычно Сэм отправлялся гулять днем, поэтому Мэгги ограничила свои прогулки утренними часами. Она дожидалась, когда он уйдет, и только после этого принималась за работу во дворе. Не то чтобы она его избегала. Просто ей не хотелось провоцировать неприятности. Он, конечно, застал ее врасплох — в момент повышенной восприимчивости. Вот только до его появления она и не подозревала, что так восприимчива.
Но ведь она не ребенок. Когда-то она была замужем, интимная близость составляла нормальную часть ее семейной жизни и никогда особенно ее не занимала. Сказать по правде, Мэгги вообще не отличалась пылкостью. Она — как и ее муж — слишком много сил отдавала работе и карьере, поэтому на физическую сторону брака ее уже не хватало.
По крайней мере так она убеждала себя. Пока не обнаружила, что Карлайл тратит на эти вещи куда больше энергии, чем она могла предположить.
«Дьявол», — пробормотала она, яростно срезая стружку с Чайкиной шеи. Лучше об этом вовсе не думать — меньше нервов. Все эти годы она жила спокойно, и вот — на тебе! — как холодный душ. Это в декабре-то месяце!
К счастью, раздался телефонный звонок и прервал мрачные размышления. Если это тот самый шутник, Мэгги была готова высказать ему все: настроение как раз подходящее. У нее есть чем припугнуть, и она это сделает, если он не оставит ее в покое.
— Мэгги, у тебя нет настроения смотаться в город?
Это ее кузен Дик. Он никогда не здоровается. Не утруждает себя такой мелочью, как приветствие, разговаривая всего лишь с родственниками.
— Даже не знаю. Может быть, когда у меня продукты кончатся. А что?
— У меня есть к тебе предложение, хотелось бы обсудить. Поехали сегодня ужинать? Я тебя приглашаю, ладно?
— Дик, у меня нет желания специально одеваться, и вообще…
— Поезжай как есть. Заскочим в «Хардис», съедим по двойному чизбургеру с жареной картошкой.
Что ж, может, это и неплохо. Подходящий повод уехать куда-нибудь на пару часов. А то она здесь совсем закисла. К тому же если она уедет пораньше, то еще успеет в библиотеку обменять книги. Дик не принадлежал к числу людей, с которыми она любила встречаться, хоть он ей и родственник — дальний, правда. Но семья есть семья. Иногда ей казалось, что она несправедлива к нему, но стоило им встретиться, как через несколько минут разговора она вновь убеждалась, что дело не в ее предубеждении. Все дело в ее кузене. Дик был настырный. Карлайл тоже, но у него это проявлялось по-другому. У Мэгги выработалось стойкое презрение ко всему, что подходило под это определение. В известных кругах хваткость и ловкость считались нормой, благопристойной формой деятельности для тех, кто пробивал себе путь наверх, но в глазах Мэгги это не служило оправданием.
Карлайл не выставлял свой успех напоказ, но потому лишь, что его воспитание не допускало вульгарного бахвальства. Дик был по-своему наивен, даже мил, гордо блистая часами «Ролекс» и розовым бриллиантом в три карата в крохотном заштатном городишке Мантео.
Мэгги почувствовала, что слишком резко обошлась с кузеном.
— Ну ладно, приеду. Только ты закажешь мне еще и коктейль. И твое предложение должно соответствовать моей жертве.
Вечером, когда от богатых холестерином яств почти ничего не осталось, Дик выложил свое предложение:
— Как ты посмотришь на то, чтобы сбросить на чьи-нибудь руки свой старый термитник?
— Какой еще старый термитник? — Мэгги капнула уксус на последний ломтик жареной картошки и с аппетитом захрустела.
Дик принужденно рассмеялся.
— Да будет тебе прикидываться, Мэри Маргарет, ты небось давно все решила.
— Что решила? Ничего не понимаю. Дик наверняка задумал что-то грандиозное. Ведь с тех пор, как он стал позволять себе самые дорогие рестораны, забегаловок он уже не переносил и ни за что не появился бы на людях с ней, одетой в рабочий комбинезон, — это она знала точно. , Сомнений быть не могло — что-то ему нужно, иначе не стал бы он ее умасливать, предлагая купить ее дом. Но что? У нее не было ничего такого, что действительно могло бы его заинтересовать.
— Я не шучу, Мэри Маргарет. Я хочу дать тебе больше рыночной стоимости за эту старую дыру, потому что беспокоюсь за тебя. Ты живешь там совсем одна, а это опасно.
— Брось, Дик, нам обоим прекрасно известно, что эта собственность только обуза. Налоги подскочили, деньги себя не оправдают, это я тебе точно говорю. А потому выкладывай, что ты от меня хочешь? Совет, как сыграть на бирже? Спроси астролога, больше пользы будет. Я этим уже не занимаюсь.
— Ты не веришь, что я о тебе беспокоюсь?
— Ни секунды, — беспечно бросила она и с шумом втянула остатки шоколадного коктейля — просто для того, чтобы понаблюдать, как он будет озираться — не дай Бог кто-то на них смотрит.
— Река так быстро подмывает твой берег, что в один прекрасный день ты откроешь дверь и свалишься в воду.
— Ну и подумаешь, было бы о чем жалеть, — весело махнула рукой Мэгги и вытянула ноги, из-под стола, выставляя на всеобщее обозрение заляпанные глиной башмаки.
— Ты видела, какой курорт отстроили выше по реке?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20