Зал был увешан гирляндами, а над сценой висел натянутый от стены к стене плакат: СЧАСТЛИВОГО РОЖДЕСТВА И С НОВЫМ ГОДОМ! Каждый рабочий дополнительно получил на пять долларов продуктов, еще четыре фунта курятины и чулок для рождественских подарков, битком набитый карамелью. На первом заседании после рождественских праздников забастовку было решено прекратить. Компания получила новые правительственные заказы, и к середине января работа должна была начаться, поэтому Харрингтон вынужден был покончить с забастовкой. Он был уверен, что, продлись забастовка еще месяц, ему удалось бы избавиться от Гарри Блэка, но совет директоров известил его о том, что завод должен работать при полной нагрузке к середине января, и потому стороны достигли соглашения.
Хотя руководство профсоюза прибрало к рукам тысячи долларов из забастовочного фонда и всё новые денежные суммы ежедневно поступали от профсоюзных организаций всей страны, фонд соцобеспечения приносил еще больший доход, и потому достигнутое соглашение было воспринято с удовлетворением. К тому же после стольких лет праздной жизни нервное напряжение от работы по несколько часов раз в несколько дней, необходимость которой была вызвана продолжительной забастовкой, подорвало силы руководителей, и они уже предвкушали окончание забастовки и отдых. Кроме того, разумеется, увеличились взносы в фонд соцобеспечения, и он по-прежнему целиком оставался в ведении профсоюза.
Двадцать девятого декабря, в тринадцать тридцать, рабочие вновь собрались в зале, и хотя им было известно, что забастовка окончена, пока председатель объявлял об этом, они по-прежнему толпились у дверей. Ну вот, рабочие, все и закончилось. Они целиком и полностью признали нашу правоту. Группа поддержки принялась аплодировать. К ней присоединились некоторые другие. Борьба была долгой и упорной, но мы показали им, на что способен сильный профсоюз. Вновь аплодисменты и немногочисленные одобрительные возгласы. Председатель триста девяносто второй организации поведал о том, как много работали все члены переговорной комиссии, в том числе и он; напомнил рабочим, из каких предателей и ублюдков состоит руководство компании; выразил собрату Гарри Блэку благодарность от себя лично и признательность от имени всех забастовщиков за прекрасно проделанную работу; и заверил слушателей, что особой похвалы достойны они, рядовые члены профсоюза, душа организации — те, кто и в ясную погоду, и в ненастье дежурил в пикетах, кто не жалел ни времени, ни самой жизни ради победы профсоюза и помог добиться заключения договора на почетных условиях. Потом он рассказал о договоре, о дополнительных отчислениях в фонд соцобеспечения и о том, что всем гарантированы рабочие места; не упомянув о том, что в наступающем году с них будут ежемесячно взимать десять долларов — почти половину прибавки к зарплате — на воссоздание исчерпанного забастовочного фонда. Закончив выступление, он поставил новый договор на голосование, после чего объявил, что на основании всеобщего шумного одобрения договор ратифицирован. Группа поддержки разразилась свистом и криками. К ней присоединились некоторые другие. На следующий день все должны были приступить к работе. Когда рабочие не спеша выходили из зала, руководители шли в толпе, подбадривая их и улыбаясь, и по традиции звучала пластинка с песней «Доброе старое время».
Сразу после собрания Гарри позвонил Регине, потом вскочил в такси и поехал к ней домой. Когда он расплатился с водителем и начал подниматься по лестнице, до него дошло, что он больше не сможет позволить себе разъезжать на такси, не сможет швыряться деньгами так, как во время забастовки. Он не будет больше ни получать зарплату в профсоюзе, ни заполнять расходную ведомость. До него дошло, что, когда он заплатит за квартиру и даст Мэри несколько долларов на еду, ему самому денег почти не останется. Регина открыла дверь, и он вошел. Между прочим, ты меня разбудил, а я так сладко спала! Не понимаю, зачем тебе понадобилось приезжать в такую рань! Я прямо с собрания. Забастовка кончилась. Ах, опять ты со своей забастовкой! Сейчас я приму душ, оденусь и приведу в порядок лицо, потом можно зайти к «Мэри» немного выпить, а после этого можешь сводить меня куда-нибудь пообедать и, возможно, в кино, если будет настроение. Я… я даже не знаю, смогу ли я пойти к «Мэри»… Регина решительным шагом направилась в ванную. На занавеску душа внезапно брызнула вода… может, мы просто здесь посидим… Я ни слова не слышу!.. Гарри по-прежнему стоял посреди комнаты… Я подумал, может, мы тут поедим, а?.. Регина пела… Гарри замолчал, но так и остался стоять посреди комнаты. Двадцать минут спустя Регина выключила воду, открыла дверь ванной и принялась приводить в порядок волосы. Ты чудесно выглядишь, Регина. Она продолжала причесываться, мурлыча и изредка напевая какую-то песенку. Будь душкой, принеси мне из спальни щетку. Гарри сдвинулся с места, взял с туалетного столика щетку, подошел к двери ванной и протянул щетку Регине. Та схватила ее и принялась приглаживать волосы. Гарри стоял у входа в ванную и смотрел. Ах, Гарри, ради всего святого, не стой тут столбом! Уходи! Иди себе дальше. Ступай! Кыш! Он попятился и сел на кушетку — на ту кушетку, где много раз сидел с ней. Я придумала! Можешь сводить меня к «Стюарту» и угостить обедом из морепродуктов. Обожаю этот ресторан, креветки и омары у них просто божественные. Она направилась в спальню, а Гарри встал и пошел следом за ней. На «Стюарта» у меня денег не хватит. То есть как это не хватит? Пойди и достань. И прошу тебя, не стой над душой! Отстань от меня. Гарри попятился и сел на кровать. Больше я достать не могу. У меня всего несколько долларов. Ах, Гарри, не говори глупости! Ты наверняка сможешь раздобыть еще денег. Пойди принеси из ванной мой платок. Гарри принес. Секунду он постоял у нее за спиной, потом схватил ее и хотел было поцеловать в шею. Регина увернулась и оттолкнула его. Не будь таким занудой! Разве нельзя сегодня остаться здесь? Я схожу за парой бутылочек пива. Ах, о чем ты! Не обязательно же куда-то идти. Можно и здесь остаться, правда? Ах, Гарри, иногда ты просто невыносим! Ни сегодня, ни в любой другой вечер я здесь сидеть не намерена. А сейчас будь любезен, оставь меня в покое. Но у меня не хватит денег, чтобы куда-то пойти, да и хочется здесь остаться, мы бы попили пивка, и никто бы нам не мешал, не так уж мы с тобой и проголодались, к тому же можно купить бутерброды и… Ах, ради Бога, перестань лепетать, как младенец! Не собираюсь я сегодня дома сидеть. Если у тебя будут деньги, приходи к «Мэри», встретимся там, если нет — прошу мне больше не докучать. А теперь уходи, пожалуйста, мне нужно одеться. Но нам же не обязательно… она подтолкнула его к двери. Право же, Гарри! У тебя уже истерика начинается. Она открыла дверь и вытолкала его в коридор. Дверь с шумом захлопнулась. Гарри долго стоял, чувствуя, как на распухшие глаза наворачиваются слезы — как давно он уже не испытывал этого чувства? оно казалось почти незнакомым, но он знал, что это не так, — потом вышел на улицу и поехал на метро к «Мэри».
С минуту он постоял на пороге, глядя по сторонам, потом прошел в глубь зала и сел за столик. Соседи по столику изредка заговаривали с ним, но Гарри только кивал или хмыкал. Он заказал порцию выпивки, а когда остальные спросили, не угостит ли он их, сказал, что у него мало денег. Они принялись над ним подтрунивать, но когда поняли, что он не шутит, перестали обращать на него внимание, а Гарри сидел, медленно пил и посматривал на входную дверь. В стакане у Гарри оставалось еще несколько капель растаявшего льда, когда наконец появилась Регина. Она села и несколько минут посплетничала с девочками, потом спросила у Гарри, собирается ли он вести ее к «Стюарту». Гарри запинаясь пробормотал что-то невразумительное, а Регина, принявшись озираться вокруг, надменно велела ему не утруждать себя. Она, мол, найдет себе другого кавалера. Может, выпьешь чего-нибудь, и мы поговорим? — сгорбившись над столиком и кончиками пальцев поглаживая свой стакан. В задней комнате есть свободная кабинка, мы могли бы посидеть вдвоем и поговорить. О чем же, интересно? О крупных финансовых операциях? — насмешливо улыбнувшись Гарри, потом посмотрев на остальных девочек, которые принялись хихикать. Перестань, Регина, пойдем. Ах, право же! — она встала и, то и дело пожимая плечами, направилась к телефонной будке. Вернувшись, она презрительно посмотрела на Гарри: ты еще здесь? Долго ты еще будешь сидеть и дрочить этот стакан? Ты же знаешь, что это очень вредная привычка. Гарри поднял на нее взгляд, потом опустил голову, стиснув стакан в руке. Он сидел за столиком, время от времени поглядывая на Регину, но Регина и все остальные, не обращая на него никакого внимания, продолжали болтать между собой до тех пор, пока Регина не поднялась, поправив одежду: а вот и мой кавалер! Я уверена, девочки, что вы меня извините, — и направилась к стойке бара. Гомики рассмеялись, а Гарри глазел на Регину, пока она не ушла со своим кавалером. Гарри долго смотрел на свой пустой стакан, потом ушел и поехал на метро в Бруклин. На метро Гарри не ездил уже давно, и ему показалось, что в вагоне необычайно душно и холодно, что каждый поворот и каждый резкий толчок предназначены только для того, чтобы причинять ему неудобство.
Он изо всех сил старался удержаться на сиденье, боясь, что его того и гляди подбросит до потолка, швырнет на пол или к противоположной стенке вагона. Выйдя из метро, он взял такси и проехал два квартала до бара рядом с конторой стачечного комитета, потом, расплачиваясь с водителем, пожалел об этом, долго думал, давать ли ему на чай, и в конце концов дал пятицентовик. Он сел у стойки и целый час с грустью вспоминал о тридцати пяти центах, истраченных на такси. Все, что произошло, произошло чересчур неожиданно. Он был просто не в состоянии всего этого осмыслить. Но казалось, что всё опять пошло наперекосяк. Он мог бы сводить Регину к «Стюарту». У него же оставалось еще немного денег. Они могли бы неплохо провести время. Он заглянул в свой бумажник. Пара долларов. Черт подери! Час спустя он позвонил Регине. Гудки звучали очень долго, и, повесив наконец трубку, он вернулся к стойке. Выждав еще около часа, он позвонил снова. Алло. Регина? Гарри. Может, увидимся завтра вечерком, сходим к «Стюарту», если хочешь, или еще куда… Ах, право же, Гарри… можно пойти, куда захочешь, я… Ах, оставь меня в покое! Я очень занята. Она бросила трубку, а Гарри тупо уставился на телефон. Регина! Регина!
Он выронил трубку, вышел из бара и поплелся домой. Мэри лежала в постели, и он встал над ней. Потом начал медленно наклоняться к кровати. Мэри была укрыта до подбородка и рукой крепко держала одеяло на горле. Волосы разметались по подушке. Ах ты, гнусная пизда, как же ты меня заебала! Слышишь? Ты меня заебала, стерва никчемная!.. Мэри пошевелилась, потом повернулась на спину и открыла глаза… Ага, сука, — схватив жену за локоть, вывернув ей руку и рывком заставив ее сесть на кровати, — пизда ебучая! Что с тобой? ты что, спятил? — пытаясь высвободить руку. Ага, спятил, конечно спятил, раз позволял тебе унижать меня и заебывать… ребенок заворочался в кроватке и захныкал, потом закричал. Лучше пусти меня, не то я тебя прикончу! Ты чего тут раскомандовался, пьяная скотина! Пьяная скотина, значит? Я тебе покажу! Ты у меня получишь, — сильнее вывернув руку жены и отвесив ей оплеуху. Пьяная скотина, значит? ну как, нравится? нравится? — тряся и выворачивая ей руку, продолжая отвешивать оплеухи. АХ ТЫ, МЕРЗКИЙ УБЛЮДОК! Я УБЬЮ ТЕБЯ! ПОПРОБУЙ ТОЛЬКО ЕЩЕ УДАРИТЬ! — оцарапав ему руку. АХ ТЫ, ПИЗДА ПАРШИВАЯ, ЕСЛИ БЫ НЕ ТЫ, ВСЁ БЫЛО БЫ ПО-ДРУГОМУ! ЭТО ТЫ ВО ВСЕМ ВИНОВАТА!.. Мэри укусила его в руку, он отпустил ее и принялся трясти рукой, продолжая орать… по-прежнему кричавший ребенок ударился о стенку кроватки. Гарри вышел в ванную, а Мэри, сидя в постели, громко выругалась ему вслед, потом легла и накрыла голову подушкой, чтобы не слышать криков малыша. Гарри подержал ладонь под струей воды, потом сел за кухонный стол, положил голову на руку и, по-прежнему что-то бормоча, вскоре уснул. Через некоторое время, продолжая хныкать, начал забываться беспокойным сном измученный ребенок.
В первый день рабочим, пришедшим на завод, было как-то не по себе. Они так долго бастовали, что едва не заблудились, пытаясь отыскать свои станки. Забастовка началась в теплый весенний день, и рабочие шутили, мыли свои машины, пили пиво… и вот уже выпал снег, наступил новый год. Они уже давно потеряли даже способность надеяться. Служащие и мастера носились по цехам, распределяя задания, следя за их выполнением, доставляя в надлежащие места нужные инструменты и вспомогательные материалы; а рабочие стояли у своих станков, дожидаясь, когда у них появится все необходимое для выполнения задания, потом без всякого воодушевления принимались за работу и время от времени останавливались, с удивлением осознавая факт своего возвращения на завод.
Гарри неумело возился со своим станком, практически ничего не делая — глазел на людей, снующих от станка к станку, из цеха в цех, наблюдал за Уилсоном, думал о Харрингтоне, слушал лязг механизмов, а заготовка в станке и чертеж на столе вызывали у него раздражение. Мастер объяснил Гарри задание и включил его станок. Гарри смотрел, как от заготовки отделяется, разматываясь по спирали, тонкая полоска металла. Смотрел, как вращается треклятая заготовка и вертится стружка. Он раздумывал о том, не следует ли ему ознакомиться с обстановкой, совершить обход, но никуда идти не хотелось. Когда резец прошел первый круг, Гарри не стал возвращать его в исходное положение, а просто стоял до тех пор, пока мастер, подойдя, не подрегулировал станок и снова не отошел. В конце концов Гарри ушел. Он не отключил станок и не сказал никому, что уходит. Просто повернулся, сделал шаг, потом пошел дальше.
До вечера он сидел в баре и пил виски; еще несколько раз звонил Регине, но она либо не подходила к телефону, либо, услышав его голос, бросала трубку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43