Слишком много навалилось на меня забот. Одна передача, даже нашумевшая, не делала погоды. И не отпускало предчувствие надвигающейся беды.
Я никак не мог понять, чем оно обусловлено. Может, возникло потому, что все шло как по маслу. Слишком уж легко.
Подошла стюардесса.
— Могу я чем-нибудь вам помочь, мистер Гонт?
Я одарил ее лучезарной улыбкой.
— Вы могли бы принести мне двойной «мартини»?
— Но вы уже выпили один двойной, мистер Гонт. А инструкция разрешает каждому пассажиру лишь два бокала за полет.
— Я это знаю, но, мне кажется, инструкцию мы с вами не нарушим. Я же выпил только один бокал, хоть и с двойным «мартини».
Она помялась, потом кивнула. Я смотрел ей вслед, пока она шла по проходу между креслами, а потом, смирившись с тем, что уже не усну, раскрыл «дипломат». Выложил на стол бумаги.
Стюардесса принесла запотевший бокал. Я пригубил «мартини», вытащил из пачки сигарету, закурил. Если б еще избавиться от дурного предчувствия. Я уставился на лежащие передо мной документы, но по существу не видел их.
На поверхности все было тип-топ. Осенний блок передач принимал реальные очертания. Отличный блок, на порядок лучше того, что ранее предлагало Эс-ти-ви.
Наиболее привлекательный для рекламодателей. Я сохранил передачи, уже и сейчас имеющие высокий рейтинг, но их явно не хватало. И семьдесят процентов осеннего блока составляли новые передачи.
Что требовало кардинальных изменений в работе компании? Изменения образа мышления руководящего состава, а больше половины из них не желало никаких перемен. То есть вдобавок ко всему мне предстояло найти им замену, чтобы с максимальным эффектом использовать заявления об отставке, лежащие в моем столе.
Пока же Эс-ти-ви гордилось тем, что критики наперебой хвалили его. Ни одна компания не могла похвастаться таким количеством премий Пибоди. Только вот с рейтингом и рекламодателями дела шли неважнецки.
Осенний блок передач расставлял все на свои места. Ибо присуждение премии Пибоди никоим образом не способствовало продаже лишнего куска мыла. Теперь же критикам не останется ничего другого, как плакать горючими слезами, потому что уйдут в небытие такие передачи, как «Эпохальные события истории Америки». Кого сейчас волнует, сколько раз Вашингтон переходил Дэлавер?
И если Бах, Бетховен и Брамс спустятся с небес и лично примут участие в «Часе симфонической музыки», ни один телезритель не оторвется от «Пушечного дыма» или «77, Сансет-Стрип». И «Классика театра» не могла составить конкуренции программам, идущим одновременно с ней по другим каналам.
Критикам придется довольствоваться такими передачами, как «Скаттеры с Парк-авеню» (история бедной семьи из Кентукки, неожиданно унаследовавшей огромное состояние), «Пилоты» (сериал, в котором в роли частных детективов выступают летчики, гоняющиеся за преступниками на реактивных самолетах) и «Сэндмен» (вестерн с благородным героем-охотником).
Ждали критиков и другие сюрпризы. Часовая программа народной музыки из Нэшвилля, «Белый клык», собачий сериал призванный соперничать с «Лэсси», и, наконец, перенос «Семьи Салли Старр», популярнейшей мыльной оперы Америки, с дневного на вечернее время, с переводом на цветное изображение.
С коммерческой стороны претензий к осеннему блоку быть не могло. В этом я не сомневался. Рекламные агентства Мэдисон-авеню проявляли к ним все больший интерес. Уже мы получили множество неофициальных предложений. Для их документального подтверждения недоставало лишь одного: представления самих программ.
Подготовка шла полным ходом, чтобы к следующему месяцу, февралю, мы могли показать товар лицом.
Именно тогда каждая телерадиовещательная компания объявляла свои планы на будущую осень, и начиналась отчаянная борьба за рекламодателей. А затем вплоть до мая, передачи утрясались, находя свое место в эфире, передвигались на день, час, десять минут, дабы хоть в чем-то побить конкурентов. Обычно Эс-ти-ви заявляло о своих планах последним.
Но в этом году ситуация менялась в корне. Я хотел, чтобы мы стали первыми. И уже в конце января представили рекламным агентствам полный список передач. И пока остальные только раскачивались бы, мы, надеялся я, уже ухватим свой кусок пирога.
Если же мои надежды не оправдывались, компания оставалась с убытком в тридцать миллионов долларов. В результате мне пришлось бы распрощаться с кабинетом на пятидесятом этаже, после чего я мог бы получить работу разве что на радиостанции мистера Леффертса. Да и то, если бы он соблаговолил взять меня к себе.
Даже второй бокал «мартини» не снял мучившей меня тревоги. В Нью-Йорке мы приземлились уже утром. В полете мне так и не удалось сомкнуть глаз.
Джек Сейвитт встретил меня у галереи выхода пассажиров.
— У нас неприятности, — возвестил он, прежде чем мы обменялись рукопожатием.
Я бы догадался об этом и без слов. Никакая другая причина не выдернула бы его из кровати ранним воскресным утром. И, как по мановению волшебной палочки, сковывающее меня напряжение исчезло. Кто бы не противостоял мне, схватка теперь шла в открытую.
Все объяснилось двумя словами. Дэн Ритчи. Я допустил серьезную ошибку. Оставил в неприкосновенности всю его команду. А следовало уволить их в первый же День. Мысленно я дал себе слово в будущем избегать подобных промахов.
— Когда все началось?
— В среду утром. После твоего отъезда в Калифорнию. Позвонил Джо Доил и распорядился приостановить все работы. Потому что с этого момента все проекты должны утверждаться аппаратом Дэна Ритчи.
Джо Доил занимал в Эс-ти-ви пост вице-президента, ведающего деловыми контрактами. Работник компетентный, знающий, один из тех, кого я намеревался оставить на прежнем месте.
— Почему ты сразу не позвонил мне? — спросил я Сейвитта.
— Поначалу я подумал, что ты в курсе. Я знал, что дел у тебя по горло, и решил, что ты просто обратился за помощью к Ритчи. В конце концов, опыта ему не занимать. И только в пятницу мне удалось связаться с ним по телефону. Тут уж все стало ясно.
— Что он сказал?
— Заворковал своим ангельским голоском. Совет директоров, мол, озабочен резко возросшими финансовыми расходами и хочет приостановить все проекты, чтобы изучить их более внимательно.
— Чушь собачья! — взорвался я. — Совет делает лишь то, что говорит Синклер.
— Я это знаю не хуже тебя. Но какое до этого дело моим клиентам, когда они придут расписываться в контрактах, а я не смогу положить их на стол? Должно быть, Ритчи нашел подход к Синклеру.
Я задумался. Что же такое происходит? Синклер не позволил бы мне зайти так далеко, если бы хотел поставить крест на моих трудах. Ему придется выложить целое состояние, чтобы разорвать уже заключенные предварительные договоренности.
В квартиру я вошел в восемь утра, под звон телефона.
Уинант. Голос его дрожал от злости.
— Я думал, что работаю на вас.
— Так оно и есть.
Прошлым вечером наши станции в Нью-Йорке, Чикаго и Лос-Анджелесе начали передачи в цветном изображении.
— Тогда почему в пятницу меня уволили?
— Что? — я не смог скрыть изумления.
— Дэн Ритчи позвонил мне и сказал, что я свободен.
Добавив, что я вел себя неподобающим образом. Не получил разрешения на переоснащение телестанций оборудованием для цветного изображения. Я ответил, что вы одобрили мои планы. Он же заявил, что этого недостаточно. Я, мол, достаточно долго работал в компании, чтобы знать, что любые расходы на капитальные вложения должны утверждаться советом директоров.
— Понятно.
— И что мне теперь делать? — спросил Уинант.
— Ничего. Утром, как обычно, приходите в свой кабинет и работайте. Я все улажу.
Положив трубку, я повернулся к Джеку.
— Ты слышал?
Он кивнул, на лице у него отразилась тревога.
— И что ты собираешься делать?
Не отвечая, я набрал номер Фогарти.
— Мисс Фогарти, вас не затруднит собрать ваших девушек и через час встретиться со мной на работе?
— Нет проблем, — буднично ответила она, словно я вызывал ее каждое воскресенье.
— Отлично.
— Мистер Гонт… — не дала она мне положить трубку.
— Да.
— Вчера вечером я видела Джану Рейнольдс по телевизору. Потрясающе. Примите мои поздравления. И кинофильм с Кларком Гейблом смотрела, не отрываясь.
— Благодарю. Увидимся через час.
Я принял горячий душ, переоделся. Когда вернулся в гостиную, Джек пил кофе, щедро сдобренное бренди.
— Составь мне компанию, — он пододвинул мне чашку. — Бодрит, как ничто другое.
Я последовал его совету. Джек оказался прав. Энергии у меня сразу прибавилось.
— Пошли, — я двинулся к двери.
— И каковы наши планы? — Джек последовал за мной.
— Выход у нас один, — я улыбнулся. — Лезть в драку.
Глава 11
На ночь я принял таблетку снотворного, и в понедельник спал допоздна. На работу пришел только в одиннадцать. Там уже сверкали молнии и гремели громы.
Фогарти, однако, сохранила чувство юмора.
— Землетрясение силой восемь баллов по шкале Рихтера, — прокомментировала она текущие события, поставив на мой стол чашечку кофе и положив рядом бумаги на подпись. — Мистер Синклер просил позвонить.
Я посмотрел в окно.
— Похоже, идет снег.
Она поняла, что я имею в виду.
— Если он позвонит, я скажу, что вы никак не найдете собачью упряжку.
— Выборку Нельсена еще не принесли?
— Ждем с минуты на минуту. Но есть уже первый отчет ОРИ. Очень неплохой.
Отчет ОРИ лежал первым в стопке бумаг. Я тут же просмотрел его. Фогарти преуменьшила наши достижения, назвав его неплохим. Выступление Джаны Рейнольдс смотрели чуть ли не сорок четыре процента телезрителей. Первый час фильма — пятьдесят один процент, второй — тридцать восемь. Мы поставили рекорд.
Обычно в субботний вечер Эс-ти-ви не удавалось привлечь на свою сторону более семнадцати процентов аудитории.
Настроение у меня заметно улучшилось. Я еще не победил но, как говорится, закрепился на господствующих высотах. И похвалил себя за то, что днем раньше позвонил президентам четырех крупнейших рекламных агентств. Мне было, что им предложить.
— Я посылаю вам полный перечень наших осенних передач. Газеты получат его через двенадцать часов, рекламные агентства поменьше — через сутки. Три другие, что идут вровень с вами — сегодня. Каждому я предлагаю двенадцать с половиной процентов рекламного времени со скидкой в десять процентов. Предложение остается в силе до четырех часов пополудни в понедельник.
Позже цена становится обычной. Посмотрите перечень повнимательнее и, думаю, вы согласитесь со мной, что со следующей осени в Эс-ти-ви стоит вкладывать деньги.
Все четверо задали мне один и тот же вопрос.
— Ас чего такая уверенность?
Я не побаловал их разнообразием ответов.
— Сверьтесь с индексом Нельсена в понедельник. Если мы не перетянем в субботу зрительскую аудиторию, забудьте о моем предложении. Но ежели результат будет иным, вам придется туго, когда клиенты начнут спрашивать, а почему Эс-ти-ви не транслирует их рекламу.
Первый звонок раздался, когда я еще проглядывал отчет ОРИ. Со мной хотел поговорить Джон Барлетт, президент «Стандарт-Касселль», один из вышеупомянутой четверки.
— Стив, я решил не ждать Нельсена. Я тебе верю.
Естественно, он мне верил. Потому что держал в руках тот же отчет ОРИ.
— Спасибо, Джон.
— Только одно условие. Я хочу иметь право первой ночи в выборе передач.
— Пожалуйста, — согласился я. — Если вы покупаете пятьдесят процентов рекламного времени или больше.
— Договорились. Но в этом случае ты даешь мне время в передаче Джаны Рейнольдс.
— В передачу Рейнольдс и в первый час кинофильма я могу вставить твою рекламу со следующего месяца. Во второй час — на этой неделе.
— Договорились.
— Спасибо, Джон. Я скажу Гэллигану, чтобы он связался с твоими людьми и подготовил все документы.
Трубку я положил дрожащей рукой. Один короткий разговор, и тридцать миллионов долларов в кармане Эс-ти-ви. Такое случилось у меня впервые.
Вновь зазвонил телефон.
— Мистер Синклер просит вас к себе, — сухо сообщила Фогарти — Передайте ему, что у меня совещание. И немедленно вызовите ко мне Гэллигана из отдела продаж.
Телефон зазвонил, едва я опустил трубку.
— Мистер Синклер надеется, что у вас найдется время, чтобы присутствовать на специальном заседании совета директоров в половине третьего.
— Передайте ему, что я обязательно приду.
Я отпил кофе. И не почувствовал вкуса. Нажал клавишу интеркома. Тут же в кабинет вошла Фогарти.
— Как вы думаете, в баре найдется бутылка бренди?
Спиртное помогло. Я поднялся из-за стола, подошел к окну. Большие снежинки неспешно падали на землю. В дверях возник Гэллиган.
— Вы звали меня, Стив?
— Да, подойдите сюда и выгляните в окно.
Он подошел, встал рядом.
— Где-то далеко внизу снег падает на людей, а мы их даже не видим.
Он ответил недоуменным взглядом.
— Задумывались ли вы когда-нибудь, Боб, что будете стоять выше снега? Там, где сможете видеть, как он падает вниз, но не на вас?
Искоса глянув на Гэллигана, я увидел, что он понятия не имеет, о чем я говорю. А вот человек, сидящий надо мной сразу бы все понял. Синклер знал, что на него снег не упадет никогда. Потому-то и поместил нас на более низкие этажи. Он-то сидел над схваткой. Мы дрались, царапались, пинались, а когда дым сражения рассеивался, он уходил под руку с победителем.
Вошла Фогарти. Улыбаясь, дала мне выборку Нельсена. Мы выиграли субботний вечер. Оторвались от ближайшего конкурента на восемь пунктов. Я передал выборку Гэллигану и вернулся к столу.
Телефоны зазвонили, едва я опустился на стул. Нам даже не удалось прерваться на ленч. А к половине третьего все рекламные агентства раскупили выделенные им квоты.
Я припозднился на несколько минут, и Дэн Ритчи уже сидел справа от Синклера, на моем привычном месте.
Свободным остался лишь один стул в конце стола. Его-то я и занял.
— Извините за опоздание, господа. Очень много дел.
— Мы так и поняли, — бесстрастно ответствовал Синклер.
Дон Ритчи тут же перешел в наступление.
— Вы знакомы с заявлением для прессы, что лежит перед вами?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40