- Ой, как красиво, Алоиз! - воскликнула Леокадия, полетела навстречу шарам и угодила в самую середину связки.
При этом она запуталась так, что не могла двинуть ни одним, ни другим крылом и стала медленно опускаться на Старомельничную площадь.
- О, какой мир зеленый! - изумлялась она. - О, какой мир желтый! А теперь я все вижу в розовом свете! Отчего ты злишься, Алоиз? Ведь это так здорово!
- Ты все видишь в розовом свете, - отвечал Алоиз, - а у меня в глазах темно от страха. Того и гляди разобьемся.
- Ну, не надо преувеличивать, - успокоила его Леокадия. - Это ведь парашют.
Она схватила зубами связку шаров и мягко опустилась на Старомельничную площадь.
- Глядите! - кричали прохожие. - Новая реклама воздушных шаров!
А дети со Старомельничной площади спрашивали Леокадию:
- Сколько стоят шарики?
- Нисколько, - отвечала Леокадия. - Их раздают даром. И запела:
Сколько стоит синева,
Добрый смех и чье-то пенье?
И зеленая трава
И суббота с воскресеньем?
Светлых капель перезвон,
Облака над головою
И счастливый сладкий сон
На скамейке, под листвою?
Разве это продается?..
Нет, радость, всем на радость
Бесплатно раздается!
Эй, берите шары!
- Сейчас, сейчас! - закричал Продавец шаров.
Он бежал сюда с улицы Приключений, а за ним, запыхавшись, мчались Грузчики и вспотевший продавец из пивного ларька.
- Отдай шары! - вопили Грузчики.
- И шкаф!
- И диван!
- Все, что ты тащила на спине!
- Не отдам! - отвечала Леокадия. - Шарики взяли дети со Старомельничной площади, а ВСЕ - это Алоиз, но он - ВСЕ только для меня, хотя я и не представляла, что он один может заменить столько мебели. И что я могу им одним обставить Шестиконный сквер.
- И Одноконный не обставишь! - разозлился Рыжий. - А сядешь в тюрьму, чтобы больше нас не обманывала!
- Да, ты нас обманывала! - подхватил Рябой. - Таскала тяжести так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
- Пила с нами пиво так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
- И мимо моих шаров проходила так, будто это не ты, а СВОЙ В ДОСКУ!
- Ну так и в тюрьму сажайте не меня, а СВОЕГО В ДОСКУ! посоветовала Леокадия. - Ведь я не СВОЙ В ДОСКУ, я - это я, а меня вы совсем не знаете!
ЛЕОКАДИЯ И ПРАВДА
Алоиз всячески утешал Леокадию.
- Может, пойдем выпьем? - говорил он. - Пивка? Или хотя бы чаю?
- Не будет больше пива, - отвечала Леокадия, - и чаю не будет... Не будет чаевых...
- Давай сходим к Парикмахеру?
- И Парикмахера не будет. Я больше не стану красить крылья... Я ведь не СВОЯ В ДОСКУ и вряд ли найду еще какую-нибудь работу.
Они вышли из города и спустились к реке. Леокадия вошла в воду. Вошла только для того, чтобы увидеть свое отражение.
- Хочешь верь, хочешь нет, - обрадовалась Леокадия, - но все же НЕЧТО в виде меня существует на самом деле, раз это НЕЧТО отражается в воде.
И запела:
Ах, река, моя река,
Ты чиста и глубока,
Ни обид, ни бед не знаешь,
Грязь и ложь с меня смываешь.
- Во всяком случае, краску смыла, - заметил Алоиз. - Сними еще этот дурацкий фартук, Леокадия.
- Знаешь, я немножко боюсь, - прошептала Леокадия. - А вдруг я без него все равно больше НЕ КОНЬ?
Но как только Алоиз помог Леокадии снять фартук, ее со всех сторон стали осаждать мухи, и ей пришлось отгонять их хвостом, и она поверила, что в глубине души осталась все той же Леокадией Крылатым Конем. И заплясала и запела от радости:
Это конечно явь, а не сон,
Что Леокадия вовсе не слон.
И не жирафа, не крокодил, а
Просто крылатая кобыла.
- Ну, что ты на меня уставился, Алоиз?
- Так ты еще красивее.
- Потому что я радуюсь? Пою, танцую, бью крыльями и машу хвостом?
- Потому что ты опять стала САМОЙ СОБОЙ, Леокадия.
Леокадия взглянула на Алоиза.
- Но ведь ты всегда остаешься САМИМ СОБОЙ, Алоиз. И хотя ты и вовсе некрасивый, я все равно тебя люблю.
И они зашагали по Прибрежному бульвару, а из глубины вечерних сумерек им весело подмигивали фонари.
- Почему ты молчишь, Алоиз? - спросила Леокадия.
А потом быстро добавила:
- Я забыла тебе сказать, Алоиз - у тебя очень красивая борода. И этого вполне достаточно. А на остальное нечего обращать внимание.
ЛЕОКАДИЯ И ВЗАИМОПОНИМАНИЕ
На другой день было так жарко, словно июнь непременно хотел стать июлем. К счастью, днем по Старой площади проехала поливальная машина и по пути обдала водой Алоиза и Леокадию.
- Ну, теперь остается только съесть мороженое, - сказала Леокадия.
И они полетели в золотисто-коричневое кафе, где не были очень-очень давно. И заказали по порции шоколадного мороженого со взбитыми сливками.
- Хорошенькое воскресеньице! Ничего не скажешь! - прошипела Официантка.
- Очень хорошее. Нам оно вполне по вкусу, - согласилась Леокадия.
- Я с лошадьми не разговариваю, - буркнула Официантка и удалилась.
- Ты дал ей на чай? - спросила Леокадия. - Она, наверное, предпочла бы поговорить с грузчиками. За что она меня не любит?
- Она никого не любит, - отвечал Алоиз.
- Но ведь я не никто! Меня надо любить!
Сказав это, Леокадия тщательно вылизала вазочку из-под мороженого и одним прыжком перемахнула через низенькую загородку, потом галопом помчалась к фонтану, украшавшему газон перед Ратушей, раскинула крылья и, влетев в самую середину водяной струи, стала плескаться и прыгать, радуясь сверкающим на солнце каплям. И тут Алоиз увидел какого-то Господина, который бежал по газону прямо к маленькому бассейну под фонтаном, словно бы хотел оттуда напиться.
- Не пейте отсюда! - закричала Леокадия. - Я в этой воде купалась.
Тогда Господин быстро отступил, посмотрел вверх, на Леокадию и издал громкий вопль.
- Зачем же устраивать скандал? - удивилась Леокадия. - Я не такая уж грязная.
- Да, ты такая, такая... - прошептал незнакомец.
- Ничего подобного, - возмутилась Леокадия. - Я моюсь каждый день. Алоиз чистит меня скребницей.
- Тебя - скребницей? - поразился Господин. - Чистит скребницей Пегаса?
- И вовсе не скребницей Пегаса, а МОЕЙ собственной. А вы говорите, что я грязная.
- Я не говорил, что ты грязная. Я хотел сказать, что ты такая... НАСТОЯЩАЯ. Наконец-то я тебя нашел.
- А вы ее не теряли! - вмешался Алоиз. - Леокадия МОЯ.
- Извини, Алоиз! Но это ты МОЙ! - вскричала Леокадия.
- Ради Бога, Леокадия, не говори со мной свысока! - обиделся Алоиз. - Это невежливо.
- Только не вздумай снижаться! - воскликнул Господин. - Покажи ему, что ты знаменитый Пегас, конь, возносящий поэтов на вершину вдохновения.
- Пегас? Очень может быть, я иногда и сама так думаю.
- Что-то я никак не пойму, Леокадия! Какого лешего ты разговариваешь с незнакомым? - встревожился Алоиз.
- Ты никогда меня не понимал, Алоиз! Не понимал, что я - Пегас!
- Может, и так, - пожал плечами Алоиз. - До свидания.
- Алоиз! - воскликнула Леокадия и, взмахнув крыльями, опустилась на землю.
- Останься со мной, - попросил Господин, - а то я утоплюсь в этом пруду. Я как раз собирался это сделать, потому что я Поэт без Пегаса.
- А я Пегас без Поэта. Скажи, Пегас помогает всем поэтам писать стихи?
- Ну нет, ты должна помогать только мне. Быть моим собственным Пегасом. Потому что мы понимаем друг друга. И тогда я не стану топиться.
- Я очень тронута, - улыбнулась Леокадия. - Меня зовут Леокадия.
- Это не самое лучшее имя для Пегаса. Но ничего, я буду называть тебя МУЗОЙ.
- Музой? Ну что же, я работала в Музее. Там было много булочек с салатом.
Но у Поэта не было денег ни на булочки с салатом, ни на морковку. Деньги он тратил на вина разных цветов и оттенков, которые имелись в избытке в маленьком прокуренном баре на Можжевеловой улице.
- Я вовсе не люблю вино! - уверял он. - Но мне нравится глядеть сквозь бокал на красного Пегаса, золотистого Пегаса, белого Пегаса, который сидит напротив и отныне будет только моим. Давай взлетим высоко под облака и там я сочиню настоящее стихотворение, о моя Муза, Леокадия! Но вскоре у Поэта разболелась голова и он больше не думал ни про стихи, ни про полеты. Они тихонько побрели по Можжевеловой улице, и Леокадия тоже не думала ни про стихи, ни про полеты, а все искала глазами в одном из домов окошко на седьмом этаже.
- Интересно знать, где сейчас Алоиз? И не посыпает ли ему Вдова носки нафталином?
- Ты что-то сказала, Леокадия? - спросил Поэт.
- Да, сказала. Я охотно съела бы сейчас морковку.
- Ты слишком требовательный Пегас. Сделай так, чтобы на меня снизошло вдохновение, я напишу стихи, продам в "Стихотворную газету" и куплю тебе мешок морковки.
- ЧТО снизошло?
- Вдохновение. Это такое состояние, когда хочется писать стихи. Ну, словом, хорошее настроение.
- Хорошее настроение я могу выдавать тебе целыми охапками. В моем заветном тайнике его великое множество. Но разве у тебя самого не бывает хорошего настроения?
- Нет, никогда, потому что мир устроен очень скверно, жизнь скверная, а люди меня не понимают... Они-то как раз хуже всего.
- Подумать только! - воскликнула Леокадия. - А сам ты - разве не человек?
ЛЕОКАДИЯ И ДУШЕИЗЛИЯНИЯ
Леокадии очень хотелось повидать Алоиза.
Алоизу очень хотелось повидать Леокадию.
Но Поэт об этом не догадывался, он не думал ни о ком и ни о чем только о себе. И потому был уверен, что Пегас навсегда останется его личным Пегасом, то есть Леокадия всю жизнь будет только его Леокадией. Он шагал и шагал по улицам Столицы, и все говорил и говорил о стихах, которых не написал, и о Поэте, то есть о себе.
"Я предпочла бы почаще менять Поэтов, - думала Леокадия, например, каждый час".
Но она не могла об этом долго думать, потому что никакой еды у нее не было, и ночь казалась страшно длинной, хотя это была одна из самых коротких ночей в году.
- Как ужасно, что я появился на свет в этом ужасном мире! говорил Поэт.
- Ужасно, что ты появился, - поддакивала Леокадия.
- Кому в этом недобром мире нужны Поэты? - вздыхал Поэт.
- Кому они нужны?! - соглашалась Леокадия.
- Никому меня не жалко, - продолжал Поэт.
- Никому, - соглашалась Леокадия.
А Поэт радовался, что Леокадия ему поддакивает.
- Знаешь, давай поговорим немного о Лошадях, - предложила Леокадия, лишь бы только сменить тему.
- Прекрасно! - воскликнул Поэт. - Давай поговорим о тебе. Я тебе нравлюсь?
- У тебя нет бороды, - отвечала Леокадия. - И лошадь ты тоже не сумеешь запрячь. А я ведь Пегас из тринадцатой пролетки. Меня запрягал извозчик.
- Поэт... - начал было Поэт.
- Оглобля... - фыркнула Леокадия и пошла своей дорогой.
Но Поэт догнал ее, громко декламируя на ходу:
О, Муза музыкальная, в моем мозгу
Стань музыкой и музицируй для меня, как...
- Как кто? - спросила Леокадия.
- Подскажи мне, я дальше не знаю.
- Как муха, - отозвалась Леокадия.
- Музицируй для меня как муха! Великолепно!
- До свидания.
- Куда ты идешь, Леокадия?
- Домой.
- А где твой дом?
- В кустах сирени на Шестиконном сквере. Там мы ДОМА. Я и Алоиз.
И вдруг Леокадия почувствовала, что Алоиз наверняка сейчас на Шестиконном сквере, и все эти прогулки по Столице еще бессмысленней, чем ей казалось, и не успел Поэт и слова вымолвить, как она полетела ДОМОЙ.
- Добрый вечер, Алоиз, - поздоровалась она. Алоиз открыл глаза.
- Только, пожалуйста, не думай, Леокадия, что я тебя жду, пробормотал он. - Я сейчас на Можжевеловой улице, у Вдовы, и никогда сюда не вернусь.
- Вот и отлично, - согласилась Леокадия. - И я тоже.
ЛЕОКАДИЯ И ПОЭЗИЯ
Они проснулись в полдень от громкого возгласа:
- Приветствую вас!
Это был Поэт. Он предстал перед ними непричесанный и сонный, но зато в элегантном черном бархатном костюме и в белой рубашке с черной бабочкой.
- Кто-то умер? - спросила Леокадия.
- Нет, это я купил новый костюм, в честь своего Пегаса, на те деньги, которые мне заплатили за стихи о тебе.
О, Муза музыкальная, в моем мозгу...
- Замолчи, пожалуйста, - попросила Леокадия. - Я с утра еще ничего не ела.
- Ничего удивительного, бар на Можжевеловой пока закрыт, и я тоже еще ничего не пил, - отвечал Поэт.
Тогда Леокадия и Алоиз пригласили его на завтрак в диетическую столовую возле Старой площади. Но Поэт сидел за столом с недовольным видом.
- Пегас в молоке... - говорил он, подняв вверх стакан с молоком. Тебя почти не видно...
- Это не Пегас, а муха, - возразил Алоиз. - Выньте ее и дело с концом.
- Музицируй для меня как муха... - продекламировал Поэт и выпил молоко вместе с мухой. - О чем ты сейчас думаешь, Леокадия?
- О том, что придется отпустить длинный хвост. В этом году и правда жутко много мух.
- Я буду тебе его расчесывать. Хорошо? И перья тоже. Поэт должен заботиться о своем Пегасе.
Но Поэт вовсе не умел заботиться о Пегасе, во всяком случае о его перьях. Он безжалостно драл и вырывал их, так что вокруг было белым бело от пуха, а прохожие, очутившиеся на Шестиконном сквере, удивлялись:
- Смотрите, снег! Снег в июне!
- Ну ничего, все эти перья я соберу и каждым напишу НАСТОЯЩЕЕ СТИХОТВОРЕНИЕ.
- Ну уж нет, клянусь оглоблей, я на это не согласна! рассердилась Леокадия. - Лучше перестань меня расчесывать.
И все же ей нравилось, что Поэт сочиняет в ее честь стихи и носит галстук-бабочку.
- Видишь, Алоиз, а ты ради меня ничего не носил!
- Ради тебя я ношу бороду. Но для такой глупой кобылы как ты, не стоило стараться.
- Пегас это не кобыла! - воскликнул Поэт.
- Конечно, нет! - согласилась Леокадия. - Пегас это Муза. А Муза это я.
И отправилась с Поэтом на Можжевеловую в маленький прокуренный бар.
- Мы сейчас взлетим под облака и я напишу мое первое Настоящее Стихотворение и стану Настоящим Поэтом.
- Ничего не выйдет, - сказала Леокадия. - На небе ни единого облачка.
- Тогда выпей со мной и мы перейдем на ВЫ.
Они выпили вина, чтобы перейти на ВЫ, а потом за то, чтобы перейти на ТЫ, а потом опять на ВЫ, и опять на ТЫ, а после этого Леокадия взлетела под потолок и запела Настоящую Песенку:
Неужто вам коней не жаль?
Мы были так дружны.
Возили вас в любую даль,
А нынче не нужны.
Не встретишь нигде боевых рысаков,
Отправлены дрожки в сарай,
Не слышно веселого стука подков,
Лишь громко грохочет трамвай!
Но старая песня как прежде жива.
А в ней есть такие слова:
Берегите лошадок!
Старых кляч, скакунов!
Пусть всегда раздается
Звонкий цокот подков!
Потом Леокадия спустилась вниз, к столику, за которым сидел Поэт, и вздохнула:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14