Неподготовленного товарища не пришлют.ФУТБОЛИСТ (Оле, шепотом). После лекции смоемся?ОЛЯ (дернув плечиком). Ни за что! А куда?ФУТБОЛИСТ (весело подмигивает, напевает). Твист, твист, эврибоди, холидэй…ОЛЯ. Тише! Мама услышит.ЭЛЛА (Игорю). Опять ты притащился с трубой? Зачем?ИГОРЬ. Может, поиграю потом немного.ЭЛЛА. Для кого? Для мышей?ИГОРЬ. А что? Мышки разбираются в джазе.МАМА ПРИНЦКЕР. До сих пор я ничего не слушала о трении. Марк, что это такое?ПРИНЦКЕР. Важная хозяйственная проблема.БАБУШКА. Век живи, век учись. Разговаривая, жильцы бродят по сцене и запасаются стульями. Наконец все рассаживаются вокруг бывшего буфета, который как-то незаметно превратился в кафедру. Аброскин некоторое время колеблется, посматривает на мечущегося Треугольникова, потом все-таки тоже тащит стул. АБРОСКИН. Кто и что может сейчас сказать о трении? Все законы искажены!СВЕТЛАНА (мажет губы). Практически без трения – куда же нам?ЗДОРОВЯК. Тише, граждане! Лектор идет! На сцене появляется лектор в каком-то странном полуморском мундире. Кое-какие черты в его облике напоминают Буфетчицу. ЛЕКТОР. Здрасьте – до свидания, встать – сесть. Начнем, товарищи?КИСТОЧКИН. Вот это занятный парень. Браво, браво!ЛЕКТОР (водружает на нос очки, разбирает бумаги). В наши дни, когда все мы являемся свидетелями величайших успехов и гигантских усилий науки, а также искусства и промышленности, мы с новой силой, вооруженные гигантскими знаниями, взираем на предшествовавший отрезок истории. Что знали о трении древние греки в эпоху экономического засилья рабовладельческих элементов? Как говорится в народе – ноль без палочки они знали! Погрязли древние греки в антично-олимпийских играх. Феодалы-крепостники, извлекая нетрудовые доходы из трудового населения, как писал великий философ той эпохи Фихт-Вайс-Баумволь, «подавляли в своих непросвещенных умах всякое подобие подлинно гуманистической мысли о великих законах трения…»КИСТОЧКИН. Браво!ЗДОРОВЯК. Эрудиция!НЫТИК. Да уж…ТРЕУГОЛЬНИКОВ (громко). Бред собачий! Люди, прислушайтесь!ЛЕКТОР. А также лжепророки Ренессанса…ИГОРЬ. Чушь!ФУТБОЛИСТ. Вне игры!ПАПА ПРИНЦКЕР. С трудом улавливаю нить мысли.ЭЛЛА. Какая тут нить! Сплошная лажа!МАМА ПРИНЦКЕР. В кои-то веки выберешься на лекцию, и вот на тебе!БАБУШКА. Это не лекция, это нонсенс!ЛЕКТОР…И только наш железный нарком Каганович впервые четко сформулировал закон трения. Паровоз, сказал он, движется посредством трения колес о рельсы. Возмущенный шум. Лектор, не обращая ни на кого внимания, продолжает что-то бубнить. КИСТОЧКИН (усмехается). Усваивать надо теорию, а не критиканствовать! Слышите, амебы? Все встают и поворачиваются к нему. Кисточкин оказывается как бы перед стенкой жильцов. Только лектор продолжает спокойно читать. ТРЕУГОЛЬНИКОВ (потирает руки). Люди, вы не амебы! Вы не одноклеточные!ИГОРЬ. Да какие же мы амебы? Вот я, вот Элка, вот бэби, вот труба… Мы не одноклеточные! Кисточкин – сволочь!ПРИНЦКЕР. Простите меня, Женя, но нанесено оскорбление всему жилтовариществу!ГОЛОСА. Позор! Безобразие! Жаловаться!БАБУШКА. Может, отказать товарищу Кисточкину от дома?МАМА ПРИНЦКЕР (вытирая слезы). Ах, Женя, мы так разочарованы в вас.КИСТОЧКИН. Нужны вы мне!ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Объявим бойкот Кисточкину!ГОЛОСА. Правильно! Правильно!КИСТОЧКИН (смеется). Бойкот! Жалкие пузыри воображения! Чихну – и все вы испаритесь в один момент. Чихнуть?НЫТИК. Женя, пожалуйста, осторожней!ИГОРЬ (Нытику). Молчать! Бойкот!НЫТИК. Слушаюсь.ЛЕКТОР. Трение – это результат взаимодействия тяги икс с равнодействующими силами параллельно пересекающихся ипсилон-игрек…КИСТОЧКИН (ходит вдоль строя жильцов). Учтите, вы все – игра моего гнусного воображения. Все вы паршивым калейдоскопом проноситесь в моем воображении! Понимаете, кто тут хозяин?ЛЕКТОР…как гласит русская пословица, во всем нужна сноровка, закалка, тренировка. Вопросы есть?КИСТОЧКИН (через головы). Есть вопрос. Скажите, абсолютно черное тело в созвездии Скорпиона…ЛЕКТОР (торопливо). По-прежнему определяется. Больше вопросов нет? Благодарю за внимание. (Сходит с трибуны и подходит к жильцам.) КИСТОЧКИН (жильцам). Слышали? Учтите! Это для тех, кто уповает на Господа Бога!ЛЕКТОР. Кто путевку подпишет? Все молчат. КИСТОЧКИН. Напугали бойкотом. Таких, как я, мало! Я – один! В любую минуту могу вызвать летающую тарелку!ОЛЯ (взрывается). Врете вы все!КИСТОЧКИН (надвигается на нее). Гипноз-гипноз – цап ее за нос!ЛЕКТОР. Кто путевку подпишет?КИСТОЧКИН. Давайте я подпишу. У меня полномочия. (Подписывает путевку.) ЛЕКТОР. Благодарю. До скорого свидания. Покедова. Уходит. ОЛЯ. Вы все врете про летающие тарелочки. Они совсем не для вас! На них летают милые существа, мечтатели, поэты, а вовсе не чудовища вроде вас, товарищ Кисточкин!ФУТБОЛИСТ. Правильно, детка. Там хорошие ребята, спортсмены. Такая сыгранная команда, режимные парни.ИГОРЬ. И в музыке наверняка разбираются. Гармония сфер!КИСТОЧКИН (усмехается). Едэм зайн! Каждому свое.ТРЕУГОЛЬНИКОВ. Люди, забыли про бойкот! Плюньте на Кисточкина! Отправимся на экскурсию! Я приглашаю!ИГОРЬ (вынимает трубу). Ну его к черту, Кисточкина! Давайте потанцуем? А потом на экскурсию! (Играет.) КИСТОЧКИН (в ярости). Танцуйте, пупсики! Потанцуйте, мышки божия! Плевать мне на вас! Плевать! Игорь начинает играть. Все танцуют. ФУТБОЛИСТ. Твист, твист, эврибоди дансинг, рок-эн-ролл…БАБУШКА (хлопает в ладоши). Ах, какой чудный танец! Как мне нравится этот танец! Похоже на кекуок! Все смеются, пританцовывают, никто не обращает внимания на Кисточкина. Тот стоит молча, скрестив руки на груди. ТРЕУГОЛЬНИКОВ (Светлане). Мы будем танцевать с тобой всю ночь! Бегу за билетами на экскурсию! (Убегает.) КИСТОЧКИН. Прекратить идиотский бойкот! (Мечется от одной пары к другой.) Прекратить отвратительные танцы! Мы вам покажем самодеятельность! Аннигилируем! Вас много! Мы одни! (Вдруг замирает в зловещей и напряженной позе.) На просцениуме появляется и останавливается, глядя прямо на Кисточкина, Суровый в Лиловом. За спиной Кисточкина опускается темный занавес. Некоторое время слышны еще звуки трубы, смех, затем все стихает. Еле слышно возникает в темноте «музыка сфер», она звучит все громче и громче. Занавес поднимается. В перспективе пустой сцены глубокое темно-голубое сияние, изредка возникают пучки света. СУРОВЫЙ В ЛИЛОВОМ. Прошу! Все готово!КИСТОЧКИН (шепчет). Четыре – девятнадцать – бис, вызываю вас, вызываю вас. Возьмите на борт, возьмите на борт.СУРОВЫЙ В ЛИЛОВОМ. Вира! Майна! Подано! Майнай! За спиной Кисточкина медленно опускается задник с огромной светящейся летающей тарелкой. Кисточкин стоит, выпрямившись, скрестив на груди руки. Тарелка повисает прямо за его спиной. Потом он делает «левое плечо – кругом» и четким офицерским шагом идет к тарелке.
ЗАНАВЕС ЭПИЛОГ ПЕРВЫЙ После многочисленных астрально-спектральных трюков, эффектов и ужасов сцена наконец ярко и спокойно освещается. Наверху огромный плакат:
N-ское ИЗМЕРЕНИЕ. ВСЕ ИДЕТ ХОРОШО.
Белейшие стены, как будто бы чуть подсвеченные изнутри. Белые столики и стулики, между ними белые канаты, как бы лабиринт. Какой-то из тайных путей лабиринта ведет к ослепительно белой трибуне (бывший буфет). За столиками на стуликах сидят в скованных позах существа в белых комбинезонах и белых масках – всего десять душ. Несколько в стороне и как бы возвышаясь на огромном унитазе, сидит еще одно, явно начальственное существо, оно тоже в белом комбинезоне, но без маски, и по жирному порочному лицу мы можем угадать в нем бывшую Буфетчицу. В глубине сцены стоит рояль, к нему прикованы цепями Пастушок и Пастушка в соответствующих дурацких масках. Казалось бы, все действительно идет хорошо, но существует и некоторая странность. В просцениуме на отшибе стоит колченогий стол, заваленный объедками и заставленный бутылками и банками, а за ним сидят два пьяных хмурых Космических матроса – вполне земная парочка. Грешную нашу планету напоминает еще один странный предмет – обвиснувшее старое Радио, похожее на довоенный репродуктор.
Белые существа тихо, монотонно переговариваются: Кастрация… реверберация… либерализация?.. эксгумация-синхронизация… либерализация?.. триангуляция… аффектация… либерализация?., индустриализация… поллюция… либерализация… инволюция… девальвация… либерализация? (Вдруг как-то странно оживляются, болтают живо, поблескивают очами, пристукивают ладошками по столу.) Нет, либерализация? Да, либерализация! Но, либерализация… Эх, либерализация… Либерализация… либерализация, либерализация, либерализация, либерализация… О, либерализация!НАЧАЛЬСТВЕННОЕ СУЩЕСТВО НА УНИТАЗЕ. Молчать! Встать! Не блевать! Все молча встают, сдерживая приступы рвоты. Входит Кисточкин. КИСТОЧКИН. Привет! Привет! Я – Евгений Кисточкин! Почему молчим? Я вообще-то по адресу? Начсущ широко разводит руками, показывая на лабиринт: дескать, разбирайтесь сами: Кисточкин лихо бросается в лабиринт, петляет и выскакивает к двум матросам, которые как раз в этот момент разливают. Кисточкин вопросительно смотрит на Начсуща. НАЧСУЩ (мрачновато). Не наши. Матросня из вашего измерения. Дегенераты.КИСТОЧКИН (осторожно матросам). Привет, ребята! Третий нужен?МАТРОСЫ. Катись отседа!КИСТОЧКИН. Есть что-нибудь на продажу? Или сами чего ищете?МАТРОСЫ. Задница ты, а не человек. Линяй, падла!КИСТОЧКИН. Я вижу, вы и полиции стратегической не боитесь?МАТРОСЫ. Барали мы ее, твою полицию! В гробу! В белых тапочках!КИСТОЧКИН (Начсущу). С этими все ясно – знакомые речи. (Матросам.) Не мы вас всосем! Жизнь вас всосет! Народ всосет! Быстро отбегает и снова петляет по лабиринту, пока не выскакивает к роялю, возле которого робко трепещут Пастушок и Пастушка. НАЧСУЩ. Пастушок и Пастушка. Рабы. Ждут милости от природы.КИСТОЧКИН. Взять их у нее – наша задача! (Хватает Пастушка за цепь, сажает к роялю, дает листок бумаги.) Вот тебе ноты, ублюдок! Начнешь по команде! (Быстро затаскивает Пастушку за рояль, расстегивает у нее на спине что-то, очень быстро что-то с ней делает за роялем и выходит, оправляясь, с притворным смущением.) Пардон, привычки, страстишки, хе-хе, все мы человеки… (Быстро разбегается по лабиринту и выскакивает на существа в белом, которые все это время молча смотрели нанего.) НАЧСУЩ. Это наши. Первый, Второй, Третий, Четвертый, Пятый, Шестой, Седьмой, Восьмой, Девятый, Десятый. Кисточкин проходит мимо существ, считая их по головам. СУЩЕСТВА (бормочут). Джему – в пончики… Из пончиков? В пончики? Из пончиков? В пончики! Не из пончиков! Туда – в пончики! Джему – в пончики! А потом – из пончиков! Джему и пончиков, джему и пончиков, дж-ж-ж-ж… Кисточкин наконец подходит к Начсущу, который по-прежнему восседает на унитазе. НАЧСУЩ. Вели себя абсолютно правильно! Восхищен! Вот вам моя рука! Нравятся мозоли? Рад! Теперь вам путь один? (Показывает на трибуну.) КИСТОЧКИН (взлетает на трибуну, начинает речь). Прелюбопытнейшие существа N-ского измерения и вы, дорогой товарищ Начсущ! Теория без практики мертва везде, а потому – никакой практики! Власть – бремя! Вот вам мои плечи, дорогие существа! Почему молчим? Здесь полагаются аплодисменты! По жесту Начсуща обитатели аплодируют сначала робко, потом все более яростно. Пастушок и Пастушка на рояле и свирели играют жуткий гимн. КИСТОЧКИН (продолжает). Я прибыл сюда не для того, чтобы внедрять здесь привычки нашей родины. Наше измерение все размокло от слез и соплей. Я прибыл сюда, чтобы ковать железо! Пока горячо! А горячо будет всегда! Чем дальше, тем горячее! Общеизвестно, что ни одна наука не может развиваться и преуспевать без борьбы мнений, без свободы критики! А потому – заглушим критику в зачатке! Ура! Протянем эту проститутку цивилизацию между молотом и наковальней! Кто запретит нам срезать подметки на ходу, мазать пятки салом, вынимать джем из пончиков?! Никто! Ура! Вершины уйдут в низины! Низины завалим! Хорошей традицией станет новая игра «Прятки»! Все будут искать меня, но я найду всех! Ура! Ура! Ура, сволочи! Наэлектризованная толпа орет и вдруг замолкает, чувствуя, что происходит что-то неладное. Кисточкин тяжелым взглядом смотрит в глубь сцены. Там происходит кощунство – Пастушок и Пастушка, забыв про гимн, целуют и ласкают друг друга. НАЧСУЩ. Какой позор! (Испытующе смотрит на Кисточкина.) Товарищ Кисточкин, это позор нашего измерения. Что будем делать?КИСТОЧКИН. Не мы их всосем! Народ всосет! Всосать!НАЧСУЩ (коварно). Обоих?КИСТОЧКИН (после секунды колебания). Обоих!НАЧСУЩ. Браво! Молодец! Я заменю вам ее! А вы мне его! Всосать!ТОЛПА. Всосать! Всосать! (Приближается к Пастушку и Пастушке, которые не замечают ничего вокруг и только лишь щебечут «люблю, люблю».) СТАРОЕ РАДИО (вдруг просыпаясь). Ах, как невыносимо… невыносимо… Я Старое Радио… мне это невыносимо… (Начинает передавать арию Каварадосси.) КИСТОЧКИН (со страшной яростью). Молчи, старая рухлядь! Шею сверну! (Сворачивает шею Старому Радио.) Вдруг, опрокинув столик, вскакивают матросы. Подняв стулья, бросаются на толпу. МАТРОСЫ. У, паразиты! Кыш отсюда! Ты чего, блядь позорная, девчонку лапаешь! И чувака не трогайте, жабы! Сейчас всех вас понесем!НАЧСУЩ (обнимает Кисточкина, прижимается к нему всем телом). Вот это и есть миг страшного испытания, Женя!КИСТОЧКИН. Неужели все погибло, Начсущ?НАЧСУЩ (громогласно). Стены! Всосать иностранцев! Вновь возникает чудовищная музыка, но уже усиленная электроникой. Стены освещаются изнутри, захватывают и начинают всасывать матросов, которые, страшно матерясь, сопротивляются, но безуспешно, и погибают, всасываются, напоминая временами классические примеры, а временами художника Буркалло и урналиста Сережу. СТАРОЕ РАДИО. Это невыносимо! Просто невыносимо! (Продолжается ария Каварадосси.) КИСТОЧКИН. Молчи, сука, падла, климактеричка! (Набрасывается на Старое Радио и душит.) ПАСТУШОК (отчаянным тенором). Ах, никогда я так не жаждал жизни!… (Продолжает арию Каварадосси.) Кисточкин бросает Старое Радио и подбегает к Пастушку, срывает с него маску.
1 2 3 4 5 6 7 8